Кошки ходят поперек - Веркин Эдуард (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
– Ну да… Орехи, похоже, колет…
– Я сейчас… Ты подожди, я сейчас…
Гобзиков прошмыгнул мимо меня, я остался один в сарае. Странный тип этот Гобзиков. А кто сейчас не странный? Время такое. Время для странных, странное время. Взять того же мистера Шнобеля. Все время вертится перед зеркалом, все время ему кажется, что у него что-то не так… А Халиулина? Говорят, у нее дома живет настоящий крокодил. Приходят гости и путают, где крокодил, а где Халиулина.
Ха-ха-ха.
Шучу, конечно, Халиулина ничего девушка, даже симпатичная. А вот Зайончковская вообще – надо срочно лечить – верит в презумпцию невиновности. Бывает же такое.
Чепрятков… Чепряткова надо было обработать гамма-излучением еще в раннем детстве. После чего научить клеить в дурдоме коробки. Тогда бы от Чепряткова была большая человеческая польза…
Появился Гобзиков. Гобзиков выглядел уже лучше. Напряг с него соскочил, во всяком случае. Правда, по щеке тянулась тоненька царапинка, но мало ли где человек мог поцарапаться?
Хотя какая мне разница.
– Хорошее тут у тебя местечко, – сказал я. – Сам строил?
– Ну, да, – кивнул Гобзиков. – И отец еще строил. И брат.
– Понятно, семейный бизнес, значит. А это что? – Я указал на аппарат.
– Да так… – отмахнулся Гобзиков. – Думал, получится…
– Это же приемник? Радиоприемник. Ты что, радиолюбитель?
– Не… – Гобзиков даже улыбнулся. – Это брата. Я не умею. А пока время есть, решил вот… С кем-нибудь хочу попробовать пообщаться по нему…
– Зачем? – спросил я. – Можно же по Интернету вполне.
– По Интернету неинтересно, это совсем другое. Ты на сеансе связи присутствовал?
– Не…
– Приходи как-нибудь.
Я поглядел на Гобзикова. Серьезно он или нет? Я бы никогда себя не стал приглашать. Ни на сеанс радиосвязи, ни на сеанс спиритизма, ни вообще. С собой так тоскливо. К тому же мы подрались. И даже если мы сейчас разговариваем, это не значит, что мы помирились. Зачем он тогда меня позвал? Что-то нужно, значит. Что ему может быть от меня нужно…
– По Интернету совсем не то, – повторил Гобзиков, – Рэй Брэдбери вообще только на печатной машинке работает, без компьютера.
– Почему это? Он же богатенький, неужели денег на комп нет?
– Говорит, что компьютер убивает все волшебство, – объяснил Гобзиков. – А машинка волшебство не убивает.
– Ясно… – Что говорить дальше, я не знал.
Гобзиков тоже, кажется.
Я принялся разглядывать сарай во второй раз. Как приступить к извинению – фиг знает. Но извиняться надо. Разглядывал, разглядывал сарай, а потом снова остановился на карте.
Я вдруг понял, что местность, изображенная на карте, мне совершенно незнакома. Я разбираюсь в географии – я же летчиком хочу стать. Или астрономом. Наверное, все-таки летчиком, династия, однако… А летчик должен хорошо разбираться в географии.
И вообще, мать хотела, чтобы я развивался всесторонне, и, когда мне стукнуло три года, в столовой была повешена карта мира. Карта была большая, на всю стену, я смотрел на нее, и мне всегда не верилось, что весь этот мир существует. Я думал, как бы я чувствовал себя, находись я где-нибудь в Гренландии, или на Огненной Земле, или на острове Пасхи.
Каждый день я изучал карту мира. Девять лет подряд. И за это время в географии я стал рубить изрядно, Швецию от Швейцарии отличить мог. Карта на стене сарая Гобзикова меня заинтересовала. Выполнена оригинально. В стиле старых средневековых карт. Где в левом верхнем углу роза ветров, в правом верхнем углу бог ветра с надутыми щеками, посередине океан, кишащий левиафанами, кашалотами, гигантскими кальмарами и другими морепродуктами. Агрессивный такой океан.
На этой карте океан тоже был. Только он был не вокруг, а в центре. Не озеро, а именно океан – об этом свидетельствовала соответствующая надпись готическим шрифтом.
И чудовища на ней тоже были. Я опознал динозавров (динозаврья мелочь, такая все время рисуется в комиксах, откусывает там головы немцам с грустными лицами), опознал больших толстых змей. Другие тварюки были мне незнакомы, видимо, порождение фантазии картодела. Что-то вроде дракона или птеродактиля. Нарисовано все, причем в деталях, очень красиво, с большим художественным талантом.
Как живые зверушки были, разве что не соскакивали с бумаги.
Кроме фауны, на карте присутствовали обозначения лесов, пустынь, рек, каких-то поселений, болот. Довольно подробная карта.
Подробная карта чего-то. Нижний угол сожжен, я уже говорил. А в левом верхнем углу вместо розы ветров меч.
Этот меч меня заинтересовал, красиво нарисован был очень.
Впрочем, может быть, это был вовсе и не меч, а шпага. Я видел такие по телику в исторических передачах. Пробойник или что-либо в этом духе, хотя лезвие достаточно широкое. Такое сломает любую броню, прорежет любые кишки.
И рукоятка интересная. Кашалот, вцепившийся в шею морскому змею, змей, кусающий кашалота.
– Интересная штука, – сказал я.
– Семейная реликвия, – ответил Гобзиков. – Это мой дед нарисовал. Передал отцу, а отец спрятал. А я нашел.
– Что за местность изображена?
– Не знаю. Мне кажется, это какой-то остров. Хотя в центре написано, что тут океан… А может, это озеро просто так называется…
– Твой дед был художником? – Я пощупал краешек карты.
– Не…
Карта была нарисована на плотном материале, не на бумаге. Может быть, на коже или на пергаменте. Хорошая вещь. Сейчас такие делают в Китае, типа раритеты, типа антиквариат, дорого стоит…
– Глупо спрашивать, – сказал я, – ты только не обижайся…
– Не обижусь.
– Не продашь эту штуку? Она мне нравится, я бы ее на стену повесил где-нибудь, у себя.
Гобзиков отрицательно покачал головой.
– Видишь ли… – Гобзиков наклонил голову. – У меня с отцом…
– Тоже проблемы? – сочувственно спросил я.
– Ну, как сказать…
– Мой просто урод. А твой… ноги дал?
– Не. – Гобзиков смотрел на карту. – По-другому вышло. Он с ума сошел.
– Расскажи, – попросил я.
Мне почему-то захотелось послушать гобзиковскую историю. Я вдруг почувствовал, что мне с Гобзиковым как-то просто. Даже несмотря на то, что мы вроде как подрались. Хотя он, конечно, урод изрядный.
Неожиданно Гобзиков рассказать согласился, забрался на верстак и дал повествование.
Отца он помнил плохо, а лицо так и вообще забыл. Отец был каким-то необычным. Все время сидел в своей комнате, чем-то занимался, а чем – никто не знал. Отец никого к себе не пускал, иногда выходил курить на балкон, и все. А перед тем, как выйти, всегда запирал свою комнату на ключ.
И брат у Гобзикова был. Тоже странный. Все время думал о чем-то, мечтатель этакий. Гобзикова брат любил, катал все время его на закорках и учил запускать змеев. А отец вот Гобзикова любил меньше, чем брата, а брата (его звали Глеб) любил очень. Все время с ним разговаривал. Так и жили себе потихоньку.
Иногда мать и отец ругались. Ругались долго, со слезами и битым стеклом, Гобзиков плакал, а Глеб нет, он умел мирить родителей, при нем отец не ругался.
А потом отец куда-то пропал. Мать не стала рассказывать, что отец полярник или летчик, или то, что он пропал без вести. Мать рассказала, что отец от них ушел. Но в комнату отца все равно входить запрещалось, она была закрыта на замок.
А Глеб сказал, что отец не просто ушел. Гобзиков пытался выяснить, как это – не просто ушел, но Глеб ничего не объяснил.
Однажды зимой отец неожиданно вернулся. Глеба не было дома, он в школе был. Отец с Гобзиковым не поздоровался, проследовал сразу к себе в комнату. Гобзиков очень испугался. Из-за двери ничего не было слышно, так продолжалось довольно долго.
Отец вышел через час. В одной руке у него был молоток, а в другой банка с гвоздями. Отец уселся в большой комнате и принялся вбивать гвозди. По кругу, вернее, вокруг себя. Десятки гвоздей, сотни гвоздей. Вбивал и вбивал, целый частокол гвоздей. И делал все это молча и сосредоточенно.
