Цветок из пламени - Чернованова Валерия М. (книги полностью TXT) 📗
Думала, Моран удовлетворился тем, что я только что от стыда чуть не сгорела, и, если и был зол, то только на Адриена. Куда там! Весь гнев его светлости опять достался мне.
Опомниться не успела, как оказалась возле стены, прижатая к шероховатому камню злющим-презлющим колдуном.
Моран навис надо мной, испепеляя взглядом.
— Пусти, — отозвалась устало и попыталась вырваться из кольца горячих рук. Как будто внутри стража тоже было заточено пламя.
Всегда считала себя ловкой и юркой, но, увы, выпитое в тот вечер вино не прибавило мне маневренности.
— Еще одна выходка в таком же духе — и поедешь обратно в Луази! — прошипел мне в губы, едва их не коснувшись.
Жаль, что едва…
Я разозлилась. Не на него, на себя. Вместо того чтобы его ненавидеть, ругать и наконец остыть, продолжаю о нем думать! И плавлюсь в его руках, словно зажженная свечка.
— А почему бы вам просто со мной не развестись? И никаких больше хлопот.
— Ты так до сих пор ничего и не поняла? — раздалось после продолжительного молчания, во время которого мы пожирали друг друга глазами.
И почему голос его звучит так хрипло и взгляд больше не обжигает, а лаская, скользит по лицу, словно обводит невидимым пером каждую мою черточку. Мой же предательский взгляд никак не сходит с резко очерченных губ стража, ничего другого не замечая.
— Пусти, — повторила слабо.
— Не отпущу, — упрямо возразил маг.
За миг до того, как принялся меня целовать.
Попытки изгнать из себя демона ничего не дали. Проклятая тварь ни в какую не желала возвращаться в мир мглы. Ни одно из известных стражу заклинаний не сумело ослабить высшего.
Ненависть, которую Моран испытывал к бывшему другу и бывшей жене, питала демона, с каждым днем делая его сильнее. Так же как гнев и ревность, которые мастерски провоцировала в нем теперешняя маркиза.
Немалых усилий стоило стражу, чтобы сдержаться, а не схватить девчонку, забросить себе на плечо и под улюлюканье пьяных бездельников утащить подальше от похотливого толстяка-графа, во время игры не раз раздевшего Александрин взглядом. Но перед тем, как уйти, размозжить о первое, что подвернется под руку, голову Адриена, весь вечер не спускавшего с девушки глаз.
Моран зажмурился, силясь прогнать наваждение — кровавое пятно, расползающееся по затянутой шелком стене. Картина, приводившая в восторг демона. К сожалению, вызвать де Грамона на дуэль без веской на то причины его светлость не мог. Вернее, причина как раз имелась, и очень даже весомая. Но не объявлять же во всеуслышание, что Адриен состоял в интимной близости и в сговоре с его покойной, а ныне воскресшей женой, больше года по своей прихоти перекраивавшей его, Морана, сознание. Что в результате привело к жестокому ритуалу, в котором погибла настоящая герцогиня д’Альбре.
В лучшем случае после таких откровений его поднимут на смех. В худшем — отправят следом за остальными богоотступниками в Фор-Левек, дожидаться судебного разбирательства, за которым последует неминуемая казнь. Король слишком напуган, чтобы рассуждать здраво, ему везде мерещатся демоны и враги. Правителю проще отрубить несколько лишних голов, чтобы перестраховаться, и, возможно, тогда почувствовать себя в большей безопасности.
Сквозь багряную пелену, застлавшую глаза, Моран заметил, как к Александрин, обогнув стол, приближается страж.
…Еще маркиз подумывал о том, что можно было бы подкараулить де Грамона где-нибудь в Оржентеле и расправиться с ним по-тихому. Используя демона как источник силы, Моран мог запросто свернуть любовнику Серен шею одной только силой мысли. Недостойный дворянина поступок, который привел бы в экстаз поселившееся в нем чудовище.
Чародей понимал: если позволит жажде мести взять над ним верх, превратится в монстра, отражение которого каждый день видит в зеркале.
— …Возможно, после следующей партии маркиза позволит вам снять с нее панталоны, — донесся до него сочащийся ядом голос.
От ярости потемнело в глазах. Понадобилась вся сила воли, чтобы воображаемое кровавое пятно на стене не заменило настоящее.
— Пойдем! — Не дожидаясь, пока ее светлости придет в голову очередная блажь (вдруг из желания позлить его наплюет на чувство собственного достоинства и продолжит раздевание), схватил строптивицу за руку и потащил прочь.
Подальше от де Грамона и похотливых взглядов, которыми придворные награждали его жену.
Ладонь Александрин была горячей и слегка дрожала в его руке. От пережитого волнения, а может, от страха. Потому что он находился рядом.
Она по-прежнему его боялась. Даже узнав правду, не сумела простить. И понять не пыталась. Предпочла воздвигнуть вокруг себя стену из обиды и отчуждения. То ли не любила по-настоящему, то ли опасалась новой боли, которую, думала, он может ей причинить.
Было приятно к ней прикасаться. Ощущать исходящее от нее тепло, едва уловимый запах кожи, такой нежной и мягкой на ощупь.
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, когда она безраздельно принадлежала ему. Когда, разгоряченная, извивалась под ним и стонами удовольствия отвечала на каждую ласку.
— А почему бы вам просто со мной не развестись? И никаких больше хлопот.
Развестись? Александрин стояла, гордо задрав подбородок. Смотрела с вызовом, как будто вдруг перестала его бояться. Сама того не сознавая, своим поведением, одним своим видом дразнила и распаляла.
— Пусти!
Губы девушки были слегка приоткрыты, грудь, зажатая в тисках корсета, напряженно вздымалась. Моран почувствовал, как возбуждение прокатывается по телу, как оно тяжелеет, и все мысли вытесняет жажда обладания. Разорвать бы к демонам собачьим платье и овладеть ею прямо здесь, в пустынной галерее замка. Снова услышать, как Александрин, охваченная страстью, стонет и всхлипывает, покорно насаживаясь на него.
Поймав взгляд стража, потемневший от желания, девушка неосознанно провела языком по нижней губе, а потом прикусила ее и задержала дыхание, явно чего-то ожидая.
Уж точно не того, чтобы он отпустил ее. По крайней мере, не сегодня…
Если вино туманило разум, то поцелуи стража вызывали головокружение, настолько сильное, что можно было запросто лишиться чувств. Нетерпеливые, жадные, от них пылали губы и сладко ныл низ живота.
Наверное, по сценарию мне следовало протестовать и вырываться. Иначе зачем бы он удерживал мои запястья сведенными вместе над головой. Это одновременно и возбуждало, и раздражало безумно. Хотелось коснуться его, а не чувствовать себя беспомощной куклой. Ощутить под ладонями, пусть и через ткань рубашки, твердость литых мышц и тепло затемненной росписью татуировок кожи.
Затрещала ткань — это его светлость свободной рукой рванул за шнуровку корсажа. Вот ведь скверная привычка портить мне вещи… Одурманенная близостью мага, жарким дыханием, опалившим шею, за миг до того, как он начал покрывать ее поцелуями, невольно подалась навстречу. Моран провел языком от ключицы к подбородку, медленно, дразня, оставляя на коже влажную дорожку. И, пока я млела и наслаждалась этой лаской, незавидная участь прийти в негодность постигла корсет.
Платье, шурша, поползло вниз, обнажая грудь, едва прикрытую сорочкой. Холод камня, к которому меня прижимали, в контрасте с горячими прикосновениями будоражил, заставлял сердце учащенно биться.
Страж не спешил ослаблять хватку. Осыпал поцелуями плечи, шею, быстрыми, порывистыми, словно пил меня и никак не мог утолить жажду. Продолжая исследовать мое тело губами, сквозь тонкую ткань сорочки жадно покусывал напряженные соски, рождая внутри дрожь, смешанную с легкой болью. Под напором его языка я всхлипывала и стонала, выгибалась еще сильнее, стремясь прижаться к нему, почувствовать его возбуждение.
Близость мага выжигала все мысли. Я не задумывалась о том, что кто-то может стать свидетелем нашего безрассудства. Не думала ни о чем, кроме мужчины, которого, вопреки всему, по-прежнему безумно любила.
