Повелитель императоров - Кей Гай Гэвриел (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Он поднял глаза, огляделся и понял, что за ними все же наблюдали из глубоких дверных проемов и маленьких окошек лавок и таверн, из жилых помещений на верхних этажах домов вдоль улицы.
«Развлечение, — с горечью подумал он. — Им будет о чем поговорить».
Он услышал какой-то звук. Коренастый молодой человек, который вмешался в драку, уже поднял дорожный мешок, который, наверное, уронил. Теперь он пристраивал меч первого нападавшего в веревочные петли на спину мула, стоящего рядом с Нишиком.
— Приметный меч, — коротко заметил он. — Посмотри на рукоять. Его можно опознать по этому мечу. — Он говорил по-сарантийски с сильным акцентом. На нем была дорожная одежда, поношенная — коричневая туника, плащ, высоко стянутый поясом, и грязные сапоги. Свой мешок он закинул себе за спину.
— Он мертв, — без необходимости сказал Рустем. — Они его убили.
— Я вижу, — ответил незнакомец. — Пойдем. Они могут вернуться. Они пьяны и не владеют собой.
— Я не могу бросить его на улице, — возразил Рустем. Молодой человек оглянулся через плечо.
— Сюда, — сказал он, опустился на колени и подсунул ладони под плечи Нишика. Его туника испачкалась кровью, но он, кажется, этого не заметил. Рустем наклонился и взял Нишика за ноги. Вместе они донесли его до маленькой церкви. Никто им не помог, никто даже не вышел на улицу.
Когда они подошли к входу, священник в желтой одежде, покрытой пятнами, поспешно вышел им навстречу и вытянул вперед руки.
— Нам он не нужен! — воскликнул он.
Молодой человек просто не обратил на него внимания и прошел мимо клирика, который поспешил за ними, продолжая протестовать. Они внесли Нишика в холодное сумрачное помещение и положили возле двери. Рустем увидел в полумраке маленький солнечный диск и алтарь. Припортовая церковь. Проститутки и моряки встречаются здесь, подумал он. Весьма вероятно, что это скорее место, где совершаются сделки и передают друг другу болезни, чем дом для молитв.
— И что нам с этим делать? — раздраженным шепотом протестовал священник, входя следом за ними. Внутри находилось несколько человек.
— Помолитесь за его душу, — ответил молодой человек, — зажгите свечи. Кто-нибудь придет за ним. — Он многозначительно взглянул на Рустема, который полез за кошельком и вынул несколько медных фолов.
— На свечи, — сказал Рустем, протягивая их священнику. — Я пришлю за ним кого-нибудь.
«Монеты исчезли в руке священника с такой легкостью, которая не должна быть свойственна святому человеку», — кисло подумал Рустем, коротко кивнув.
— Этим же утром, — сказал священник. — К полудню его вышвырнут на улицу. В конце концов, это бассанид.
Значит, он все слышал. И ничего не сделал. Рустем бросил на него холодный взгляд.
— Он был живой душой. А теперь мертв. Прояви уважение хотя бы к своему собственному сану и к своему богу.
Священник разинул рот. Молодой человек положил ладонь на плечо Рустема и вывел его на улицу.
Они вернулись обратно, и Рустем взялся за повод мула. Он увидел кровь на камнях, там, где лежал Нишик, и прочистил горло.
— Я перед тобой в большом долгу, — сказал он.
Не успел его новый знакомый ответить, как раздался звон железа. Они резко обернулись.
Целая дюжина длинноволосых юнцов выбежала из-за угла и остановилась, затормозив на камнях.
— Вот они! — кровожадно воскликнул тот, кто напал первым, и торжествующе показал на них пальцем.
— Бежим! — рявкнул молодой человек рядом с Рустемом.
Рустем схватил свой дорожный мешок со спины мула, тот, в котором лежали его бумаги из дома и манускрипты, купленные им в Сарнике, и пустился бежать вверх по холму, бросив мула, одежду, посох, оба меча и все остатки собственного достоинства, которое, по его мнению, у него было, когда он вошел в Сарантий.
В тот же час в Траверситовом дворце Императорского квартала императрица Сарантия лежит в ароматной ванне, в теплой, выложенной плитками комнате, в которой медленно кружатся струйки пара. Ее секретарь сидит на скамье, старательно повернувшись спиной к лежащей в ванне обнаженной императрице, и читает ей вслух письмо, в котором предводитель самого крупного из мятежных племен в Москаве просит ее уговорить императора финансировать его давно задуманное восстание.
В этом письме также автор весьма откровенно обещает лично заняться удовлетворением физических потребностей императрицы и доставить ей несказанное наслаждение в будущем, если ей удастся уговорить Валерия. Этот документ заканчивается выражением сочувствия по поводу того, что столь прекрасная женщина, как императрица, вынуждена терпеть ухаживания такого беспомощного императора, не способного справиться с делами собственного государства.
Аликсана вытягивает над головой руки, вынув их из воды, и позволяет себе улыбнуться. Смотрит вниз, на выпуклость своей груди. В ее время была другая мода на танцовщиц. Многие из девушек теперь очень похожи на мужчин-танцоров: маленькие груди, узкие бедра, мальчишеская внешность. Это описание не подходит женщине в ванне. Она уже прожила больше тридцати весьма разнообразных лет, но, когда она входит в комнату, все разговоры по-прежнему прекращаются, а сердца начинают биться вдвое чаще.
Она это знает, разумеется. Это полезно, всегда было полезно. В данный момент, однако, она вспоминает девочку лет восьми, впервые принимающую настоящую ванну. Ее привели из переулка к югу от Ипподрома, где она возилась вместе с тремя другими детьми в пыли и отбросах. Она вспоминает, как одна из «дочерей Джада», женщина с суровым лицом и решительным подбородком, седая и неулыбчивая, выдернула Алиану из кучки дерущихся детей работников Ипподрома, а потом увела с собой. Остальные смотрели им вслед, открыв рты.
В мрачном каменном здании без окон, где обитали священнослужительницы, она отвела теперь молчаливую и испуганную девочку в маленькую комнатку, приказала принести горячую воду и полотенца, раздела ее, а потом искупала в бронзовой ванне, одну. Она не прикасалась к Алиане, по крайней мере в сексуальном смысле. Эта женщина вымыла ее сальные волосы и отскребла грязь с пальцев и ногтей, но выражение ее лица не менялось ни во время мытья, ни потом, когда она откинулась назад на трехногом деревянном табурете и просто долго смотрела на девочку в ванне.
Вспоминая об этом, императрица хорошо понимала сложные причины поступка священнослужительницы в тот день, тайные, подавленные инстинкты, проснувшиеся в ней, когда она мыла неразвитое обнаженное тельце девочки в ванне, а потом смотрела на нее. Но тогда она чувствовала только страх, который медленно уступал поразительному ощущению роскоши: горячая вода и теплая комната, руки другого человека, моющие ее.
Пять лет спустя она стала официальной танцовщицей Синих, приобретающей все большую известность, и малолетней любовницей аристократа, одного из самых известных покровителей факции. И уже тогда славилась своей любовью к купаниям. Дважды в день в банях, когда удавалось, среди расслабляющих ароматов, тепла и струек пара, которые означали для нее комфорт и убежище в той жизни, где не существовало ни того, ни другого.
В этом смысле все осталось по-прежнему, хотя теперь ей знакомы проявления самого большого комфорта. Но для нее самым поразительным во всем этом остается то, как живо, как ярко она все еще помнит ощущения той девочки в маленькой ванне.
Следующее письмо, которое она слушает, пока ее вытирают, припудривают, накрашивают и одевают придворные дамы, пришло от религиозного лидера кочевников, из пустыни к югу от Сорийи. Некоторое количество этих пустынных скитальцев приняло веру джадитов, отказавшись от своего непонятного наследия, основанного на духах ветра и священных линях, невидимых глазу, которые сеткой покрывают пески, сплетаясь и пересекаясь, и отмечают священные места и связь между ними.
Все племена пустынь, уверовавшие в Джада, также приняли веру в сына бога. Это часто случается с теми, кто принял веру в солнечного бога: Геладикос — это путь к его отцу. Официально император и патриархи запретили в него верить. Считается, что императрица симпатизирует этим опальным доктринам, между ней и племенами идет обмен письмами и подарками. Полезно, чтобы так считали. Племена могут играть важную роль, часто так и случается. Даже во время купленного дорогой ценой мира с бассанидами в неспокойных южных районах их союзники непостоянны, но имеют большое значение. Из них набирают наемников, оттуда привозят золото и «сильфий» — очень дорогой вид пряностей, — и еще через них проходят маршруты караванов, по которым везут восточные товары в обход Бассании.
