Наследница моря и огня - МакКиллип Патриция Анна (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
– Неделю назад, шагая через пустынный двор в сумерках, я заметил, как некто движется мне навстречу. Некто, казалось прямо на ходу создававший себе обличье из сумерек, едких дымков, ночных теней, – некто, кого я больше не чаял повидать в этом мире… Как только я узнал Моргона, мне почудилось на миг, будто он лишь недавно покинул мой дом и тут же вернулся, – но это было первое впечатление. Затем, когда я вывел его на свет, я заметил, что он осунулся, – как если бы его долго сжигала изнутри некая мысль, и что волосы его здесь и там побила седина. Мы с ним проговорили до поздней ночи, и он рассказал мне о многом – но все же казалось, что осталось какое-то важное и темное воспоминание, которого он мне не открыл. Он сказал, что знает о том, что утратил землеправление, и спросил о новостях с Хеда, но я почти ничего не мог ему сообщить. Он попросил меня передать торговцам, что он жив, чтобы вы узнали об этом.
– Он возвращается домой? – отрывисто спросила Тристан.
Данан кивнул.
– В конечном счете, но… он сказал мне, что применяет все чудесные умения, которым научился, просто чтобы остаться в живых…
Лира подалась вперед.
– Что значит «научился»? Гистеслухлом его чему-то научил?
– Некоторым образом. Ненамеренно. – Тут брови короля сдвинулись. – Но как вы об этом узнали? Как вы поняли, в чью западню угодил Моргон?
– Моя мать догадалась. Гистеслухлом, кстати, был одним из Наставников в Кэйтнарде, когда Моргон там учился.
– Да. Он говорил мне об этом. – Тут в его мирных глазах мелькнула суровость. – Очевидно, Основатель Лунголда что-то искал в разуме Моргона, какие-то сведения, и, прощупывая каждое воспоминание, каждую мысль, врываясь в самые глубокие и тайные закоулки, он невольно раскрыл собственный разум, и Моргон этим воспользовался. И вот так он в конце концов освободился от Гистеслухлома – почерпнув из разума волшебника знания о его сильных и слабых местах, использовав против него его же мощь. Моргон сказал, что ближе к концу он порой не понимал, который разум чей, особенно после того, как волшебник начисто лишил его чутья земли. Но в миг решающей схватки он помнил свое имя и знал, что за долгий, черный, ужасный год он стал сильнее, чем сам Основатель Лунголда…
– А как же Высший? – спросила Рэдерле. Она почувствовала, как что-то произошло; мощные камни, окружавшие очаг, горы, обступавшие башню и дом, казались теперь до странного хрупкими; а самый свет – прихотью тьмы, затаившейся у рубежей мира. Голова Тристан была склонена, лицо скрыто волосами; Рэдерле понимала, что сестра Моргона беззвучно плачет. Она почувствовала, как что-то дрогнуло и у нее в горле, и стиснула его ладонями. – Что… Почему Высший не помог ему?
Данан испустил глубокий вздох.
– Моргон не говорил мне, но то, о чем он рассказал, позволяет мне догадываться.
– А Дет, арфист Высшего? – прошептала Лира. – Гистеслухлом убил его?
– Нет, – ответил Данан, и при звуке его голоса даже Тристан подняла голову. – Насколько мне известно, он жив. Потому что Моргон поведал мне, что, прежде чем он вернется на Хед, он хочет покончить с одним делом. Дет предал Моргона, привел его прямо в руки Гистеслухлома, и Моргон намерен убить предателя.
Тристан закрыла рот ладонями. Лира нарушила хрупкое, как стекло, молчание, приподнявшись из кресла, но тут же споткнувшись о него. Она двинулась по прямой через комнату и шагала, пока на пути у нее не оказалось окно. Тогда она подняла ладони и приложила их к переплету. Бри Корбетт пробормотал что-то невнятное. Рэдерле обнаружила, что все-таки разразилась слезами, вопреки всем усилиям; она произнесла, пытаясь хотя бы управлять своим голосом:
– Это ни на одного из них не похоже.
– Не похоже, – согласился Данан Исиг, и в его голосе опять послышались суровые нотки. – Звезды на лице Моргона появились от некоей мысли, рожденной в этой горе. Звезды на его мече и на арфе вырезаны за тысячу лет до того, как он родился. Мы касаемся края жребия, и, возможно, самое большее, на что можем надеяться, – это хоть что-то понять. Я решил связать все имеющиеся у меня надежды с этими звездами и с самим Звездоносцем с Хеда. По этой причине я уступил его требованию и отказался отныне и навсегда принимать арфиста Высшего в своем доме или дозволять ему пересекать границы моих владений. Я предупредил об этом мой народ и попросил торговцев разнести новость.
Лира обернулась. Лицо ее было бескровным и бесслезным.
– Где он? Где Моргон?
– Он сказал мне, что направляется в Ирье, чтобы поговорить с Харом. Его преследуют Меняющие Обличья; он с величайшей осторожностью перебирается из одного места в другое, принимая все новые и новые образы, ибо страшится их. Как только в полночь он покинул мой дом, он исчез – веткой ясеня, малым ночным зверьком – не знаю, чем он стал. – С минуту он молчал, затем устало добавил: – Я сказал ему, чтобы он забыл о Дете, сказал, что волшебники его в конце концов убьют, что у Звездоносца есть более могущественные противники; но он отвечал, что порой, когда он лежал без сна, с разумом, изнуренным и опустошенным Гистеслухломовыми прощупываниями, и приникал к отчаянию, словно к нерушимой скале – ибо знал, что отчаяние – единственное, что точно принадлежит ему, он слышал, как Дет складывает новые песни на своей арфе… Гистеслухлома, Меняющих Обличья он в какой-то мере может понять, а Дета не может. Он глубоко уязвлен, он испытывает крайнюю горечь…
– А мне показалось: ты сказал, будто с ним все в порядке, – прошептала Тристан. Она подняла голову. – В какой стороне Ирье?
– О нет! – решительно возразил Бри Корбетт. – Нет. Кроме того, он уже наверняка покинул Ирье. Никто из вас не сделает больше ни шагу на север. Мы немедленно плывем вниз по Зимней к морю, а затем – домой. Все. Это дельце попахивает, точно трюм, набитый гнилой рыбой.
Воцарилось недолгое молчание. Глаза Тристан были скрыты, но Рэдерле видела решительную и упрямую линию ее челюсти. Спина Лиры была как невысказанное, но непоколебимое мнение. Бри понял это молчание по-своему, у него был удовлетворенный вид.
Прежде чем кто-либо успел его разуверить, Рэдерле поспешила сказать:
– Данан, мой отец оставил Ан свыше месяца назад в обличье вороны, чтобы узнать, кто убил Звездоносца. Ты не видел отца? Или, может, что-нибудь слышал о нем? Думаю, он направился к горе Эрленстар, он вполне мог пролететь и здесь.
– В обличье вороны…
– Ну, он… Он в некотором роде похож на них.
Брови короля сдвинулись.
– Нет, к сожалению. Он направился прямо туда?
– Не знаю. Всегда трудно предвидеть, что он станет делать. Разумеется, Гистеслухлома сейчас не должно быть нигде близ перевала. – Тут в ней пробудилось воспоминание о безмолвных серых водах реки, сбивающих из теней, точно масло из сливок, безликие и бесформенные образы смерти. В горле у нее запершило, она прошептала: – Данан, я не понимаю. Если Дет был с Гистеслухломом весь этот год, почему Высший сам не предупредил нас насчет него? Если бы я тебе сказала, что мы намереваемся выйти в путь завтра и пройти через перевал к горе Эрленстар, чтобы побеседовать с Высшим, какой совет ты бы нам дал?
Она увидела, как его рука приподнялась в плавном урезонивающем жесте.
– Отправляйтесь домой, – мягко сказал он. Но постарался не встречаться с ней взглядом. – Пусть Бри Корбетт доставит вас домой.
В ту ночь после того, как они закончили разговор и дочь хозяина Верт проводила их в небольшие уютные спальни в башне, она допоздна сидела и думала. От толстых стен веяло прохладой; весна в горах еще как следует не началась, и Рэдерле развела в очаге огонек. Она глядела в беспокойное пламя, обхватив руками колени. Огоньки плясали, точно ее мысли. То и дело всплывали обрывки знания, которыми она располагала; Рэдерле смахивала их, один за другим возвращая к изначальной бесформенности. Где-то за пределами досягаемого, и она это знала, навсегда застыли воспоминанием мертвые дети Властелинов Земли; огонь, трепещущий у ее рук, мог вызвать их облик из их черного убежища, но не мог их согреть. Звезды, которые выросли в той же тьме, вызванные на свет и получившие свое назначение в доме Данана, сгорели бы в пламени, но они мало о чем могли поведать, кроме как о своем месте во всеобщем замысле. Мысль о них озарила ее разум, точно голубовато-белый камень, который дал ей Астрин. Она снова увидела его загадочное лицо, в любую минуту готовое обернуться к ней, чтобы она узнала, кто это. Затем в ее мыслях всплыло другое лицо: замкнутое и суровое лицо арфиста, который расположил ее неуверенные пальцы на ее первой флейте, безупречно игравшего на арфе и обладавшего бдительным умом, арфиста, который был в течение столетий посланцем Высшего. И это лицо было маской; друг, который увел Моргона с Хеда и почти что помог ему отыскать верную погибель, в течение столетий был кем-то иным.
