Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские - Русанов-Ливенцов Михаил
— Налей мне, Сэр Тумак. Что-то тоскливо нынче.
Гоблин, пока цедил кружку напитка пенного, взглядом пытался дать понять Ладу, что пришло время вопросов дельных. И брови хмурил, и моргал часто, всё без толку. Наконец шмыгнул носом громко и подал Сичкарю кружку полную.
— Стало быть, про поход наш больше ничего ты не знаешь, — притворно вздохнул Лад, поняв гоблина. — Жаль. Думал я, у такого поганца, как ты, много ушей ни земле посадской имеется...
— Имеется! — с гордостью отвечал Сичкарь. — Как же не быть шпионам, есть. Куда без них... Да, занятное дельце с походом вашим вышло. Пропадали где-то год с половинкою, богатства в Посад наслали не меряно, а сами ничего не помните. Слух стоит, мол, много стран узрели очи ваши... Позабавили меня известия такие сперва. А после думать стал...
— А демоны твои, что у нас извозчиками были, что говорят? — Гоблин пристально посмотрел в морду Сичкиря.
— Эх, — вздохнула нечисть, — в том то и дело, что молчат они.
— Как так? — Лад хотел пива пригубить, да так и застыл с кружкой у рта. — Онемели, что ли?
— Да нет, не онемели. Лепечут по-своему про встречу на тракте, про подковы заговорные, про серебро летучее в руках одного попутчика вашего, и всё! Больше ничего, мол, не знаем, хоть пытай нас!
— Пытал? — содрогнулся Лад.
— А как же! И железом каленым пробовал, и кнутом сыромятным кожаным. Даже колом осиновым пугал! Кричат, бестолочи, криком пронзительным, что ничего не знают.
— Ну, ты это... погорячился с ними.
— Ничего, для них всё терпимо.
— Не окончил еще борьбу партийную? — затронул Лад больную тему, чтобы хоть как-то отомстить Сичкарю за демонов несчастных.
Да только прогадал он. Морда Сичкаря расплылась в улыбке.
— В этом вопросе порядок. За полтора года многое успел. Раскол в партии уничтожил. Тех буйных и умных из Бовуссии помнишь? Так вот, в ссылку их отправил дальнюю. Да конвою строго приказал при первом удачном случае в расход их пустить. Слух об этом укрепил ряды. Врагов сдавать стали пачками. Да только не глупый я, понимаю — из сотни обвиняемых лишь десять виноваты... Теперь-то мы готовы к переменам, а они не за горами.
— С чего ты взял? — не унимался Лад, хотя гоблин взглядом просил не касаться больше этой темы опасной.
— А ты, глупый, не видишь? Оглянись вокруг — перемены уже рядом. Дедовскому укладу конец пришел. Что далеко ходить, в Посаде вашем событий хватает... Ты только присмотрись внимательно, всё ли так, как раньше было? Чую, кончится всё это военной экспансией...
Возвращался Лад в Посад в смутных сомнениях.
В Посаде костры пылали, улицы и площади освещали. Где-то кони ржали, свиньи хрюкали, изредка гуси голос тревожный подавали. Запоздалые гуляки домой возвращались, восхваляя щедрость совета — второй день гульба идет, и никто за праздность не корит. А то, что бабы ворчат, так их слова что ветер, взъерошат волосы на голове и прочь летят. Только ветер иногда, думал Лад, может и бурей обернуться.
Когда к дому подходил, заметил Лад, как тень чья-то метнулась вдоль забора. Насторожился, прислушался, — не звякнет ли где металл клинка, не раздастся ли шорох неосторожный. Вспомнил слова Седоборода, и озноб по спине пробежал. Тут легла ему на плечо чья-то рука. От неожиданности отпрыгнул Лад шага на три и обернулся, готовый к схватке. Сердце глухо стукнуло в груди, упало куда-то, и дыхание прервалось.
— Кто тут? — как можно суровее спросил он. Казалось ему, что от голоса грозного должны сейчас же все враги его явные и тайные на свет выйти и повиниться в помыслах злых. Только на жалкий шепот его раздался в темноте смех.
— Реакция у тебя что надо! Прыжком таким кого хочешь с толку сбить можно. — Вышел из тени Донд, улыбнулся.
— Донд, — с облегчением признал Лад и дрожь в ногах унял. — Напугал ты меня. Чего по ночам по уличкам пустым бродишь? Или ищешь кого?
— Тебя. Есть у меня известие для Лада Посадского, купца знатного. Вот как о тебе теперь говорят.
— Пусть говорят что хотят. От кого известие?
— От М. Уолта. Хочет он про поход наш поговорить.
— А-а, если так... Я думал, о жене моей хочет поговорить.
— При чем тут она? — удивился Донд.
— Она с утра собиралась к М. Уолту.
— Ну и что?
— Да то, что с кем бы она ни встречалась — тут же какие-то проблемы возникают.
— Не думаю, что дело в ней, — задумался Донд. — Шеф серьезен был. Даже слишком. А из-за женщины он бы так не волновался...
— Ладно. Что хочет?
— Поговорить.
— Сейчас? Ночью?!
— Завтра утром.
— Это можно. Приду. — Лад посмотрел по сторонам. — Ну, я пошел...
— Иди. — Донд прислонился к забору и подбросил ножик, ловко поймал его за рукоять, из кожи набранную, и опять подкинул.
— А ты?
— А я здесь постою.
— Темнишь ты что-то. Знаю я, зачем в поход с нами пошел... Только теперь мы в Посаде, дома.
— Это меня и пугает.
— Передай М. Уолту, с утра буду. — Лад махнул рукой и пошел к дому.
Вдруг ворота его дома распахнулись настежь и вынеслись из них галопом бешеным пять всадников, чуть Лада не зашибли. Упал он в пыль дорожную, а когда вскочил на ноги, услышал, как запричитала в голос вся его прислуга.
— Ах, беда-то какая! Ох, что же это делается, люди добрые! Украли... Украли, изверги проклятые...
Донд вмиг очутился рядом.
— Эх, говорил же я Комер-сану!.. Что теперь будет...
— Ты меня спрашиваешь?! — Лад бегом бросился в ворота.
Донд не отставал.
Вся дворня голос надрывала, и Лад сперва ничего понять не мог. Заметив старуху, которая вчера в горницу его проводила, бросился к ней, поднял с земли и стал трясти.
— Что случилось?! Да перестань выть! Говори, какая беда в дом вошла!
Старуха плевалась, визжала, и если бы не дернул ее Донд за косы седые больно, никогда бы не дождались ответа.
— Вороги в дом твой пробрались и Гадину, жену твою ненаглядную, силой умыкнули!
— Я к Комер-сану! — сказал Донд и побежал на улицу.
Лад проводил его бессмысленным взглядом.
— Да не тряси ты меня! Дружок твой так за волосы дернул, думала, голову оторвет. А тут еще ты... Да не тряси, кому говорю! — Она залепила Ладу пощечину. Тот совсем растерялся. Минуту назад старуха места себе не находила, ничего связно сказать не могла, а теперь...
— Отпусти меня, Ладушка. Надо людей успокоить и погоню снарядить.
— Погоню? Куда? За кем?
— Эх, голова твоя седая, да глупая! Говорю же тебе — Гадину силой забрали. На коней вскочили, и след простыл! Снаряжай погоню, хозяин, не стой столбом! Эй! — вдруг гаркнула старуха, перекрывая крики. — Коней седлайте, хозяин в погоню собрался!
— Я?! В погоню?! — прошептал Лад. Старуха во все глаза смотрела на него, словно ожидала чего-то. — В погоню, значит... Быстрее седлайте, — заорал он, — да чтоб кони к долгой дороге были готовы!
Суматоха от крика такого еще больше увеличилась.
Лад ругался на чем свет стоит, подзатыльники без счету отвешивал, да зря всё. Какие-то люди факелы ярко запалили и по двору носились. Лад приказал отловить их и факелы отнять — еще подожгут чего, беды потом не оберешься! Хотя, какая беда?! И так горе в дом ввалилось, так что куда уж хуже... Но стали ловить их. Ловили, водой колодезной из ведер окатывали. Которые с факелами были, озлобились, в темноте бить стали тех, кто ловил. Свалка вышла, потасовка хоть куда!
Кто-то коней не удержал, испугались кони огня яркого, заржали кони, копытами по земле бьют, хвостами по бокам стегают...
Лишь появление Седоборода к порядку всё вернуло. Факелы потухли, люди разобрались, что к чему, извиняться стали друг перед другом.
Лад на крыльце сидел и тупо смотрел на всё происходящее. На подошедших Комер-сана и Седоборода внимания не обратил.
— Что за переполох ты устроил? — напустился на него Седобород. — Надо же, чуть дом не спалили!
Но Комер-сан удержал старика за руку.
— Ему сейчас не до наших наставлений. С дворней своей сам потом разберется. А нам надо Зуба разбудить. Пусть завтра совет созывает. Надо решать — что дальше делать.
