Дочь железного дракона - Суэнвик Майкл (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
— Но почему?
Бледнолобый вздохнул. Вздох был совершенно лишен выразительности, и все же это было первое проявление чего-то похожего на эмоцию, которое видела у него Джейн. Она даже вздрогнула.
Он отложил книгу.
— Некоторые явления, — сказал он, — познаваемы, и их мы изучаем, чтобы расширить свое понимание и увеличить власть над природой. Например, алхимия, метафизика и некромантия — как раз такие области знания, и на них и на родственных им науках основана наша индустриальная цивилизация. Но бывают и другие, таинственные явления, сопротивляющиеся интеллекту. Намерения Богини не познаны и непознаваемы. Она кружит нас всех, мужчин и женщин, в непрекращающейся пляске по сходящимся в одну точку спиралям, и там, в этой точке, каждый из нас находит свое предназначение, изменить которое не в силах. Она не объясняет нам причин.
— Вы же говорили, что не существует внешних сил, направляющих нашу жизнь! Что есть только вероятность и случайные события.
Он пожал плечами.
— Вы так говорили!
— Богиня непознаваема, и ее цели непостижимы, непредсказуемы и необъяснимы. Они могут быть и случайными. Мы проживаем короткую жизнь в неведении и затем умираем. Вот и все.
— Но все мы умрем когда-то, неизвестно когда. А ивовая королева умрет в этом году!
— Вы слышали, что я говорил? — Коротким гневным движением он сунул в рот новую сигарету, прикурил и отшвырнул картонную спичку так, что она с силой ударилась о доску. — Богиня хочет крови. И уж то, чего хочет Богиня, она получает. Так или иначе. И если, принося ей время от времени жертвы, мы можем отвести ее желание от себя, тогда это вопрос наибольшей пользы для наибольшего числа людей.
— Да, но…
Бледнолобый встал — впервые Джейн видела, как он встает, — и подошел к окну. Голубая струйка дыма потянулась за ним через всю комнату. Оконные стекла в честь прихода весны были украшены бумажными фестончиками, фаллическими фигурками, птичьими яйцами. Украшения уже успели выцвести по краям. Бледнолобый стоял и смотрел сквозь грязное стекло, защищенное частой решеткой, хотя смотреть было не на что — только задняя стена спортзала и разгрузочная площадка учебных мастерских.
— Я не здешний, — сказал он. — Но там, откуда я родом, был один молодой дурак… Он любил — не ивовую королеву, а одну ореаду. У них там начинали строить многоквартирный дом, и она была избрана для жертвы. У нее волосы были как огонь, а кожа прозрачная и чистая, как шелк. А он был из ученых и носил черную мантию. И, как ты, он думал, что можно перехитрить Вороньего бога. Так что он изготовил из цветов подобие своей красавицы. Работа была искусная. Когда цветочную девушку сжигали, она рвалась и кричала очень убедительно…
Они тайком уехали подальше. Он нашел место помощника учителя. Снял комнату на деньги, которые нам… им удалось отложить. Первым делом он купил матрац и телевизор, а потом холодильник, кресло и кровать. Они были, можно сказать, счастливы.
Но настал вечер, когда воздух наполнился криками сов и злыми знаками, а экран телевизора стонал и сочился кровью. Тот дом, новый, сгорел, и двести человек погибло. Ее глаза подернулись белым туманом, а волосы поднялись дыбом, и в них зашуршали электрические искры. «О Богиня, — закричала она, — что мы наделали!» Он утешал ее как только мог — но что он мог? Фактов не изменишь. Ее должны были сжечь. Ее вина была неоспорима. Ее вина сжигала ее изнутри, так что кожа у нее вздувалась пузырями и отслаивалась. Я… он просыпался по ночам, оттого что простыни дымились и тлели. Приходилось держать под рукой ведро с водой.
Однажды я открыл глаза и увидел, что все залито страшным синим светом. Она пылала как ацетиленовый факел. Пламя гудело, искры летали по всей комнате. Я набросил на нее одеяло, сбил, погасил пламя. Когда она снова стала собой, уложил ее в постель. Утром она не разговаривала со мной. Она плакала, но вместо слез из ее глаз шел пар.
Так продолжалось изо дня в день. Я остриг ей волосы, опасаясь, что они вспыхнут. Выбросил все спички, чтобы она не глотала их. Убрал все электроприборы. Перед уходом на работу я смачивал водой половики, брызгал на стены. Я запирал ее и уносил ключ с собой.
К тому времени ее речь стала почти нечленораздельной. Она брызгалась и дребезжала, как кипящий чайник. Кожа стала как древесная кора и лопалась при движении. Она была больше похожа на рептилию, чем на женщину. Смотрела на меня немигающими глазами… Иногда на нее нисходила сила и она вещала.
У Джейн перехватило дыхание:
— Что она говорила?
— Ты еще слишком молода.
Бледнолобый молчал так долго, что Джейн уже решила, что он больше не заговорит.
Но он заговорил опять своим обычным голосом, тусклым и невыразительным.
— Однажды, вернувшись домой, я увидел, что она заткнула полотенцами все щели, открыла газ и сунула голову в духовку. Все мои усилия оказались ни к чему. Она все равно умерла, только еще более мучительной смертью. Я склонился тогда перед Вороньим богом и принес ему жертвы.
Он пожал плечами:
— По правде сказать, я испытал облегчение.
Бледнолобый взял книгу и возобновил урок. Но Джейн не могла сосредоточиться. Она все видела Зеленую Гвендидву, обнаженную, красивую, бьющуюся в ивовой клетке, подвешенной на длинной веревке. Трибуны полны, собралась вся школа. Пахнет бензином. Вздымается пламя. Все ревут от восторга.
Гвен пылала, как бабочка на свече. Но бабочка сгорает молча. А Гвен кричала.
Это видение не покинуло Джейн и по дороге домой. Она шла через насыпь, и под ногами у нее хрустело, ржавые консервные банки терлись друг о друга под тонким слоем рыхлой земли. Она шла осторожно, боясь подвернуть лодыжку.
Войдя в драконье чрево, она ногой спихнула с кресла стопку белья и ворвалась в его ощущения.
— Привет, — шепотом сказала она. — Это опять я.
Никакого ответа.
7332-й, как обычно, упорно смотрел в землю. Джейн стала было поднимать его взгляд, но, внезапно заинтересовавшись, вернула назад. Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы понять, что он рассматривает.
Он наблюдал за мерионами.
Джейн не обращала до сих пор особенного внимания на шестиногий народец. Это были самые мелкие из разумных существ, далекие потомки карликовых эльфов, которых неумолимые законы эволюции за многие тысячелетия превратили в подобие муравьев. По мере измельчания они избавлялись от страстей, этикета, чести и честолюбия. Их войны превратились в деловитое массовое убийство. У них не было ни книг, ни песен. Они утратили вкус ко всему, кроме работы. Джейн не понимала, что дракон нашел в них интересного.
Крошечные фигурки копошились в траве, волоча кусочки металла в три раза больше, чем они сами. Здесь и там среди травы поднимались голубые дымки от их скрытых под землей кузниц. На расстоянии казалось, что просто от земли идет пар.
Один мерион катил по еле заметной тропке тачку, нагруженную тремя вишневыми косточками. Через велосипедную колею были переброшены две соломинки, образуя мост, охраняемый маленькой амазонкой. Она стояла на другом берегу с копьем в руке. Копье было величиной с иголку. Амазонка махнула мериону с тачкой, чтобы он проезжал.
Мерион подтащил свою тачку к пасти пылесоса, торчащей из грязи, и исчез внутри. Джейн моргнула. Мгновенно, как бывает, когда рассматриваешь загадочную картинку, она, взглянув на поляну под другим углом, поняла: то, что казалось горсткой мусора, рассыпанной под деревьями, было на самом деле поселком, где кипела сложно организованная жизнь. Ствол курительной трубки служил камином для землянки с крышей из картонки из-под яиц и желудевой скорлупки вместо кухонного горшка. Вкопанная в землю жестянка из-под кофе была конюшней с парой мышей-полевок, которых запрягали, когда надо было доставить тяжелый груз.
Повсюду прокладывались, расширялись и маскировались зеленью дороги. Ржавый утюг, сотней ниточек привязанный к надрывающейся запряжке майских жуков, служил грейдером для прокладки широких шоссе.
