Издалека - Бояндин Константин Юрьевич Sagari (серия книг .TXT) 📗
Всё, понял он неожиданно. Что написано пером…
— Чего ты добился? — спросила ворона. Она не следила за тем, что именно пишет Норруан. Она следила за ним самим. Только что на лице её союзника отражалась отчаянная спешка — словно над головой его нависала неотразимая опасность… и вот она таинственным образом миновала.
— Смотри, — указал тот на текст и отодвинулся, чтобы Морни было видно.
Всё осталось неизменным — и написанное неведомой рукой, и добавленное Норруаном. Вот только… Норруан был готов поклясться, что таинственный монах, персонаж короткого отрывка, возникшего на бумаге, носил вполне определённое имя. Однако теперь везде вместо имени стояли ничего не выражающие местоимения. Кто «он» такой? Откуда знает про Норруана?
— Не помнишь, как его звали? — обратился Норруан к вороне и та, помедлив, ответила отрицательно.
— Смотри, — взмахнула она крылом.
Норруан перевёл взгляд на страницу. Невидимая рука начертила пониже законченного отрывка затейливый вензель, и вновь потекли слова…
Норруан схватил перо и приготовился сражаться.
Здесь они уже были: вдвоём с Шассимом. Стоило Унэну вспомнить имя флосса, как что–то случилось в мрачном помещении, откуда сверху смотрели бесчисленные рубиновые глаза.
Вряд ли монах что–то почувствовал в подлинном смысле этого слова. Так бегущая по полю мышь воспринимает скользнувшую рядом тень от пернатого хищника, ещё не успевшего заметить добычу. Чувство опасности, безмятежно дремавшее в «библиотеке», недовольно зашевелилось и указало своему хозяину: будь внимателен!
Не стоит вспоминать о своих знакомых, осознал он. Потому что, похоже, кто–то подслушивает его. Монах запрокинул голову, словно надеясь увидеть неизвестно кого, вновь почуявшего его появление.
— Да уж, почуявшего, — проговорил Норруан, недобро улыбаясь. Морни расширенными глазами смотрела на то, что появлялось на бумаге. — Откуда ты взялся такой на мою голову?
— Откуда ты взялся на мою голову? — проворчал монах, почему–то не сомневаясь, что «взялся» именно «он». Не «она», не «оно» и даже не «они». Чувство опасности, видимо, успело свыкнуться с новым типом угрозы, поскольку взвыло: «осторожней!».
Ну ладно. Монах медленно повернулся и, стараясь ни о чём не думать, медленно пошёл назад, к двери. Великое Колесо, до неё ведь не меньше десятка шагов!..
— Ну уж нет, мой дорогой, — рассмеялся Владыка Моррон и быстро добавил несколько слов. — Так просто ты не ускользнёшь.
Монах почти взялся за ручку двери, как она — подобно старику в «библиотеке» — стёрлась, была вымарана из реальности. Монах почти что услышал издевательский смех и не на шутку рассердился.
«Здесь только что была дверь», подумал он, сосредотачиваясь, «пусть она вернётся».
Дверь вернулась. Точнее, начала возвращаться. Монах неожиданно вспомнил книгу, — тот вопрос, не ответив на который, никак не удавалось продолжить чтение и странное видение возникло перед глазами.
Видение человека в чёрном, склонившегося над книгой и росчерком пера пытающегося что–то сотворить с ним, Сунь Унэном, которому до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Монах даже различил слова, выползавшие из–под пера: «и в конце концов отчаялся найти…»
Это он–то, Унэн, отчаялся? Гнев монаха выплеснулся неожиданно для него самого. Будь сейчас этот человек рядом с ним, он дал бы ему несколько уроков правописания…
Тут же перед ним возникла дверь. Не раздумывая, монах выскочил за неё, захлопнул за собой и уселся прямо на пол. Ему было нехорошо, словно он только что избежал чего–то очень неприятного. Не смерти, которой он не боялся.
Бывают ведь вещи и похуже.
Норруан вскочил и вытер лицо рукавом. Не всё оказалось так просто. Только что он торжествовал победу — оставалось дописать совсем немного, чтобы выяснить, что это за монах и как он связан с ним, Норруаном.
После чего он помнил только, что невидимая рука крепко схватила его за шиворот и с размаху ударила лицом о чернильницу. Норруан некоторое время извлекал из себя осколки стекла (Морни с ужасом наблюдала за происходящим), затем хорошенько вытерся возникшим из ниоткуда полотенцем и убрал разгром на столе небрежным движением ладони.
Хвала судьбе, книга не пострадала.
Однако слова вновь «схватились», теперь их не удалить. Присмотревшись, Норруан понял, что и на этот раз таинственному монаху удалось улизнуть.
Когда он повернулся к вороне, на лице его выражалось удовольствие: удовольствие от того, что он имел дело с достойным противником. Ну что же! Посмотрим, что будет дальше!
— Надеюсь, что на третий раз я буду осмотрительнее, — подмигнул он Морни, и соткавшееся из воздуха позолоченное перо легло в его руку. — Я готов.
Так он просидел долго, очень долго.
Унэн просидел у стены долго, очень долго. Глотнув вина из фляжки (просто чудом удалось пронести её мимо бдительного ока Достопочтенной), он постепенно вернулся в умиротворённое расположение духа.
Время тянулось невыносимо медленно.
Похоже, что здесь («в анектас», уточнил внутренний голос), в коридоре, он был в относительной безопасности. За любой же из дверей — скорее всего, нет. Откуда была такая уверенность, монах не знал, но давно уже привык во всём полагаться на интуицию.
Что тогда? Выхода всего два. Остаться здесь, ожидая неведомо чего или же уйти в портал на противоположном конце коридора.
Из чего следует, что следующий посетитель появится здесь раньше, чем выросший на полу пыльный ковёр станет вдвое толще?
Ни из чего.
Но сидеть в этом невыносимо «молчаливом» коридоре становилось непередаваемо тяжело. Ясно теперь, отчего так нервничал Шассим.
И Унэн, глубоко вздохнув, совершил безрассудный поступок.
Быстро подбежал к матово–чёрной стене, замер — всего лишь на мгновение — и шагнул внутрь.
И чувство опасности, до сих пор проявлявшее себя не очень сильно, завопило во всю глотку.
VIII
«Опасно! Опасно!» — отдавалось громким эхом в голове у Унэна, и монах замер, стараясь не думать, не двигаться, ничего не предпринимать.
Там, где он возник, не было стен и потолка. Был только пол. Ярко освещённый, он простирался во все стороны, сколько хватало взгляда. Тончайшие узоры, красивые и постоянно меняющиеся, двигались по поверхности пола — петли и дуги, причудливые силуэты и картинки, словно созданные детской рукой: карикатурные рожицы, плоский, условный мир. Монах медленно поворачивал голову, стараясь не дышать.
Но не только по полу вились узоры. В воздухе была разлита едва уловимая, приятная для слуха мелодия. В ней сплетались многие инструменты — слышался и деревянный свист флейты, и печальные звуки скрипки, и медный, уверенный голос трубы. Музыка двигалась так же непредсказуемо, как и узоры по полу: в такт мыслям неведомого дирижёра, ничего не знавшего о том, что в зрительном зале появился слушатель.
Монах сделал шаг вперёд (отчего новые призывы к осторожности сотрясли его сознание) и заметил, что шагах в ста от него с пола поднялась сидевшая на нём фигурка. Фигурка была человекообразной, ниже него, Унэна, ростом и какой–то нескладной. Пол, хоть и светился, ничего не освещал; ни лица существа, ни его намерений понять было невозможно. Монах оглянулся. Там, где он находился секунду назад, на полу остался угольно–чёрный след. Постепенно и он включился в общий хоровод пляшущих образов, растёкся, растаял. Ощущение было неприятное — словно он, Унэн, прошёлся грязными ногами по чистейшему ковру. Не осерчают ли хозяева?
Монах сделал ещё один шаг, но фигурка подняла руку, указывая в его сторону, и настоятель счёл за лучшее остановиться.
— Что тебе нужно? — спросили монаха. Странным был этот голос. Он походил на сотни, тысячи голосов, одновременно произносящих одни и те же звуки. Исходил же он как бы сразу отовсюду. Правда, Унэну показалось, что челюсть стоявшего напротив шевельнулась.
