Владычица магии - Брэдли Мэрион Зиммер (читать книги без TXT) 📗
«В этой жизни я не жрица. И однако же знаю, что все равно я — послушное орудие своей судьбы, таков удел всех мужчин и женщин.
А для жрецов и жриц уз брака не существует. Они вручают себя по велению Богов, дабы произвести на свет тех, от кого зависят судьбы человечества».
Игрейна задумалась об огромном северном созвездии под названием Колесо. Поселяне называют его Телегой или Большой Медведицей, что, неуклюже переваливаясь, все обходит и обходит кругом звезды северной оконечности небес, однако Игрейна знала: это круговое движение символизирует бесконечное Колесо Рождения, Смерти и Возрождения. А шагающий по небу Великан с мечом у пояса… на мгновение Игрейне померещился герой, которому суждено явиться в мир, герой с могучим мечом победителя в руках. Жрецы Священного острова позаботятся о том, чтобы меч он получил: меч, пришедший из легенд.
Горлойс заворочался, потянулся к жене, и она покорно приняла его в объятия. Жалость и нежность вполне возобладали над отвращением; кроме того, теперь молодая женщина уже не боялась забеременеть нежеланным ребенком. Не такова ее судьба. Обреченный бедняга не причастен к этой тайне. Он — из числа тех, что рождаются лишь однажды, а если и нет, прошлого он не помнит, и Игрейна радовалась, что в утешение ему дана его незамысловатая вера.
Позже, вставая, Игрейна вдруг осознала, что поет. Горлойс озадаченно глядел на жену.
— Похоже, ты поправилась, — заметил он, и Игрейна улыбнулась.
— О да, — заверила она. — В жизни своей так хорошо себя не чувствовала.
— Стало быть, снадобье мерлина пошло тебе на пользу, — произнес Горлойс. Игрейна, улыбнувшись, промолчала.
Глава 5
Последние несколько дней в городе судачили лишь об отъезде Лота Оркнейского на север и ни о чем больше. Опасались, что это отдалит окончательный выбор, но уже три дня спустя Горлойс вернулся домой, где Игрейна дошивала новое платье из купленной на рынке ткани, и сообщил, что Амброзиевы советники наконец-то поступили так, как, насколько они знали с самого начала, пожелал бы Амброзий, и избрали Утера Пендрагона королем всей Британии.
— Но как же север? — спросила молодая женщина.
— Утер уж как-нибудь да заставит Лота принять наши условия или сразится с ним в бою, — отозвался Горлойс. — Я не люблю Утера, но лучшего бойца среди нас не сыщешь. Я Лота не опасаюсь и держу пари, что Утеру он тоже не страшен.
Игрейна почувствовала, как в ней всколыхнулся прежний дар Зрения: в ближайшие годы у Лота будет чем заняться… но промолчала. Горлойс со всей отчетливостью дал ей понять, что ему не по душе, когда жена рассуждает о мужских делах, а молодая женщина предпочла бы не ссориться с обреченным на смерть за то короткое время, что у него осталось.
— Вижу, твое новое платье готово. Надень его, если хочешь, в церковь на коронацию Утера: его провозгласят королем, увенчают короной, после чего он устроит празднество для всех своих сподвижников и их жен, прежде чем уехать в западные края, на тамошнюю коронацию, — проговорил Горлойс. — Он прозывается Пендрагон, «Величайший из Драконов», по изображению на его знамени, а на западе бытует какой-то там языческий ритуал на предмет драконов и королевской власти…
— Дракон — это то же самое, что змей, — рискнула подсказать Игрейна. — Друидический символ мудрости.
Горлойс недовольно нахмурился и объявил, что, на его взгляд, в христианской стране таким символам не место. Довольно, дескать, и епископского помазания.
— Но не все люди способны воспринять высшие таинства, — возразила Игрейна. Это она постигла еще ребенком на Священном острове, и со времен сна про Атлантиду ей казалось, что усвоенное в детстве учение о таинствах, ею якобы позабытое, обрело в ее сознании новый смысл и глубину. — Мудрецам ведомо, что символы излишни, но простолюдинам с окраин нужны летающие драконы как знак королевской власти, точно так же, как им необходимы костры Белтайна и Великий Брак, когда король вступает в союз с землей…
— Все это для христианина запретно, — сурово отрезал Горлойс. — Ибо рек апостол: нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись, а знамения и чудеса ложные — это все зло. Вот уж не удивлюсь, если этот распутник Утер участвует в бесстыдных языческих оргиях, потворствуя неразумию невежественных простецов. Надеюсь я, что в один прекрасный день увижу королем Британии того, кто держится лишь христианских обрядов!
— Не думаю, что ты или я доживем до того дня, о супруг мой, — улыбнувшись, ответствовала Игрейна. — Даже апостол в твоих священных книгах писал, что младенцам потребно молоко, а сильным мужам — мясо, а простецам, рожденным лишь однажды, потребны священные источники, весенние венки и обрядовые пляски. Печальный день настанет для Британии, ежели погаснут костры Йоля, а в священные источники перестанут бросать цветы.
— Даже бесы способны искажать слова Священного Писания, — отпарировал Горлойс, но вполне беззлобно. — Надо думать, это и разумел апостол, говоря, что женам в церквах подобает молчать, ибо склонны они впадать в подобные заблуждения. Когда ты станешь старше и мудрее, Игрейна, ты научишься лучше разбираться в подобных вещах. А пока прихорашивайся себе на здоровье к церковной службе и к последующим увеселениям.
Игрейна надела новое платье и расчесала волосы так, что они заблестели, точно отполированная медь, но, поглядев на себя в серебряное зеркало — Горлойс таки послал за ним на ярмарку, приказав доставить подарок жене, — внезапно приуныла и задумалась: а заметит ли ее Утер? Да, она хороша собой, но ведь есть и другие женщины, ничуть не уступающие ей красотой, но моложе, незамужние и детей не рожавшие, — зачем ему она, постаревшая, утратившая былую свежесть?
На протяжении всей бесконечно-долгой церемонии в церкви она напряженно следила за тем, как Утер принес клятву и был помазан епископом. Зазвучали псалмы — в кои-то веки не скорбные гимны о гневе Господнем и Господней каре, но ликующие песнопения, хвалебные, благодарственные, — и в звоне колоколов слышалась радость, а не ярость. А после в доме, где прежде обретался Амброзий, подали угощение м вино, и с церемонной торжественностью военные вожди Амброзия один за другим клялись в верности Утеру.
Задолго до конца ритуала Игрейна почувствовала себя усталой. Но наконец все закончилось, и, пока вожди с супругами воздавали должное вину и снеди, она отошла в сторону, наблюдая за бурным весельем. И здесь наконец-то, как она отчасти предвидела, ее отыскал Утер.
— Госпожа герцогиня Корнуольская.
Игрейна присела до полу.
— Лорд мой Пендрагон, король мой.
— Между нами церемониям не место, госпожа, — грубо бросил он и схватил молодую женщину за плечи, — совсем как во сне, так что Игрейна уставилась на него во все глаза, словно ожидая увидеть на его руках золоченые торквесы в виде змей.
Но Утер всего-навсего промолвил:
— Сегодня ты не надела лунного камня. Необычный самоцвет, что и говорить. Когда я впервые увидел его на тебе, это было как в одном моем сне… прошлой весной у меня случилась лихорадка, и мерлин ухаживал за мною… и мне приснился странный сон. И теперь я знаю, что в том сне впервые тебя увидел — задолго до того, как ты предстала передо мной наяву. Должно быть, я пялился на тебя, точно деревенский олух, леди Игрейна: я снова и снова пытался припомнить мой сон, и что за роль ты в нем играла, и лунный камень у тебя на груди.
— Мне рассказывали, что помимо прочих свойств лунный камень обладает даром пробуждать истинные воспоминания души, — отозвалась Игрейна. — И мне тоже снятся сны…
Утер легонько коснулся рукою ее плеча.
— Я не могу вспомнить. Отчего мне словно мерещится, будто у тебя на запястьях блестит что-то золотое, Игрейна? Нет ли у тебя золотого браслета в форме… может статься, дракона?
Молодая женщина покачала головой.
— Здесь — нет, — отозвалась она, холодея от сознания того, что и Утер каким-то непостижимым образом, неведомо для нее, разделяет это странное воспоминание и сон.
