Дурак (СИ) - Беляева Дария (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Я не хочу слушать теологию. Я хочу, чтобы ты мне помог. Я пробовал просить у бога, он не отвечает мне.
— Так проси снова и будешь вознагражден!
— Слушай, Юстиниан, если бы он пришел сюда за банальным советом, он бы тебя сразу предупредил, — говорит Ниса. Обиделась за меня, наверное.
Юстиниан садится на кушетку, затем берет вату и пластырь, которые достала Офелла, не желавшая самостоятельно оказывать ему медицинскую помощь, и, пропитав вату антисептиком, начинает обрабатывать свои раны, которые, впрочем, уже не кровоточат. Он совершает явно привычное ему действие, и оно ничуть не отвлекает Юстиниана от разговора.
— Тогда продолжай, Марциан, — говорит он снисходительно. Я раздражен на него, но разозлиться по-настоящему в то же время не могу.
— Можно сидеть и просить бога целыми днями. Но я так не хочу. Не потому что я ленивый. А потом что это не надежно. Я пойду к богу и сам с ним поговорю. Я сумею его убедить.
Юстиниан начинает смеяться, голос у него громкий, театральный, и смех такой, как будто и сейчас со сцены раздается.
— О, бедный дурак! Сейчас, по закону жанра, я должен тебе не поверить, а ты, будучи клиническим идиотом, пойдешь и дальше выполнять свое невозможное, и в конце этой истории — выполнишь, потому что границы реального устанавливаются нами самими.
— Что ты несешь?
— Просто выполняю роль в этом спектакле, мой дорогой.
Ниса прижимает руку ко лбу, качает головой, а я продолжаю пристально смотреть на Юстиниана.
— Я не прошу у тебя сказать мне, как это делать. Мне просто нужен кто-нибудь из народа воровства. У тебя много связей, ты с людьми знаком и с разными при этом. Помоги мне, скажи с кем я могу поговорить. Мне очень важно знать, что я сделал для папы все.
— А ты не пробовал делать для папы что-нибудь более реальное?
— Я не хочу делать для него реальное. Я хочу делать то, что спасет его. Я хочу делать что-то больше реального.
Он смотрит на меня с полминуты, потом откладывает вату, подается ко мне и крепко обнимает.
— Это слова, которые я всегда мечтал услышать, Марциан! Я помогу тебе!
Он говорит так, будто я уговорил его на какое-то геройство, и все происходит в эпическом фильме. А нужно от него всего лишь, чтобы он подсказал мне человека из воров, которых у него, наверняка, среди знакомых много.
— Почему из любого разговора надо делать твое высокое искусство?
— Нипочему. Это абсолютно бессмысленно! Не-смысл! А теперь иди, мой друг, потому что Офелла — та, кто тебе нужна. Держу пари, сейчас она поливает слезами замороженный йогурт в термополиуме для мечтательниц, надеющихся сохранить фигуру, не отказываясь от сладкого!
Я говорю "спасибо" и выхожу, не дождавшись конца его монолога, а Ниса чуть задерживается. Они ни слова друг другу не говорят, и уже через пару секунд Ниса догоняет меня, берет под руку.
— Вообще-то он, наверное, приятный.
— Ну, более приятный, чем холодное мокрое полотенце.
Мы снова попадаем в несмолкающий гул торгового центра. Ниса говорит:
— Я бы здесь все купила, а потом лежала бы дома и рассматривала все эти вещи, раскладывала бы и любовалась.
Когда она говорит слово "дом", у нее язык чуть спотыкается, и она секунду молчит, только потом продолжает, вроде бы так же весело, а не так. На площадке, где теснятся разнообразные термополиумы, найти Офеллу сложно. Я стараюсь ориентироваться на цветастое описание Юстиниана, но у меня не выходит, и я хожу туда и обратно безо всякой цели, пока Ниса не говорит:
— Вот!
Она указывает на сладко-розовую, как платье Офеллы, вывеску, которую венчает нашпигованная электродами бабочка. Заведение носит гордое название "Летящий цветок". В древней Империи, которая была до болезни, люди считали, что бабочки это тоже цветы, только более самостоятельные. Мне кажется глупым называть так заведение, еще по-дурацки выглядят фильмы ужасов про лемуров или салоны мужского костюма под названием "Август". Помнить историю и делать вид, что она выглядит не дурацкой в реальности, это совершенно разные вещи. Я так злюсь, когда вижу почвеннические названия термополиумов и магазинов, что мне хочется предложить их создателям одеть их бабулю в ее первое детское платьице. Но это моя проблема, что я такой недовольный. У меня нет понимания постоянства — так учительница говорит. Я не могу представить, что Римская Империя существует и сейчас, когда вместо нее стоит другая. Просто существует как бы внутри, свернутая, в конце спирали, а разворачивание спирали и есть история.
Ниса щелкает пальцами у меня перед глазами. Ее пальцы теперь безо всяких синяков, стемнело, и из окон вместо света в помещение глядит темнота.
— Ты чего?
— Моя учительница — историк.
— Ну, поздравляю. Но ты не ответил на вопрос.
— Я ответил на вопрос, почему я задумался.
— Но я его не задавала!
Офеллу мы находим за столиком у фонтана. Блестящая, розовая поверхность стола, усыпанная плененными лаком блестками в виде бабочек и цветов, то и дело подвергается ударам нервных пальцев Офеллы. Я смотрю на блестки, наверное, что-нибудь такое может получиться, если пропустить сон маленькой девочки через соковыжималку.
Офелла сидит с краю, совсем рядом с шумными брызгами пенной воды. Перед ней большая, розовая, покрытая мятным горошком креманка, в которой громоздкое сооружение из замороженного йогурта украшено клубничным сиропом и разноцветной посыпкой.
Офелла плачет над этой конструкцией, ложкой медленно смазывая башенку, завершающую себя вишней. Мы подсаживаемся к ней с двух сторон, как в фильме. В следующей сцене мы должны начать ее шантажировать. Но я не люблю и не умею шантажировать людей, поэтому говорю:
— Мне жаль, что ты расстроена.
Она вздрагивает, будто только что нас увидела, зачерпывает большую ложку низкокалорийного лакомства, и с секунду мне кажется, что сейчас оно полетит мне в глаз, но Офелла только отправляет ложку в рот. У нее милое, невероятно очаровательное лицо, но грусть делает его словно бы прозрачнее — светлеют глаза, белеют сжатые в тонкую нитку губы.
— Что вам нужно от меня? Я не знала, что все так будет. Это было абсолютно безопасно — в теории. Все вопросы к вашему чокнутому другу.
— Мы не собираемся нападать на тебя, подруга, — говорит Ниса. — Я вообще из другой страны, так что даже не знаю, как у вас тут в суд подают если что.
— В суд?!
— Да что ж ты нервная такая? Просто нам нужна помощь. Совсем небольшая. Ты ведь из народа воровства?
Она оборачивается в сторону фонтана, сжимает и разжимает руку, будто думая опустить ее в воду, чтобы охладить.
— Какая разница? Даже если и так, это не значит, что я нарушаю закон. Не все из нас нарушают закон. Вы меня в чем-то подозреваете?
— Ну, ты говоришь так, что любой бы подозревал, — говорит Ниса.
Тут она резко вскакивает, пятна крови на ее платье похожи на какие-то маленькие цветочки, которые расцвели в странном беспорядке. Она собирается уйти, но я говорю:
— Подожди, пожалуйста!
И, наверное, у меня получается настолько отчаянно, что ей становится неудобно уйти или любопытно остаться. Она оборачивается.
— Что?
Ее пальцы хватают пальцы на другой руке, гладят, мнут.
— Мой папа болеет, от этого мне плохо, и маме, и сестре. Мы все очень страдаем, нам нужен папа, хотя я много читал книжек, где наказывают тех, кто не умеет отпускать, я все равно не научился этого делать. Я не хочу, чтобы он уходил от меня навсегда. Я люблю его. И мне нужно ему помочь.
Она явно не знает, как реагировать. Раздраженное выражение с ее лица будто смыли, а новое нарисовать забыли.
— Болеет? О, богиня, это ужасно. Пусть его бог смилостивится над ним.
— Вот и я этого хочу. Офелла, пожалуйста, я хочу найти моего бога и поговорить с ним. Мне говорили, его глаза это звезды, значит я хочу найти все остальное. И поговорить с этим.
Офелла смотрит на меня еще некоторое время, словно не может сказать ни слова, чтобы не поставить себя в дурацкое положение.
