Слезы на камнях - Суренова Юлиана (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Минула уже целая неделя с тех пор, как он покинул город, а он помнил все так, словно это было лишь вчера. Неделя… Великие боги! Разве мог он представить себе, что уходит так надолго! Тогда, в самом начале ему казалось, что достаточно переступить границу оазиса, чтобы все свершилось. Он был убежден в этом настолько, что даже не хотел ничего брать с собой – ни пищи, ни огненной воды Суму с припасами ему силой всучили дозорные, взявшиеся проводить до самой черты.
И эта одежда… Он заерзал, пытаясь получше закутаться, устроиться так, чтобы толстый, связанный из собачьей шерсти, свитер и меховой полушубок сохраняли в себе как можно больше тепла. А ведь он чуть было не отказался и от нее. И не столько потому, что горожанину не хотелось даже на время одеваться в наряд караванщика, переставая, пусть только внешне, но все же, был тем, кем был от рождения. Конечно, он думал и об этом. Главное другое – в чужой одежде было так неудобно! Мало того, что она была тяжелой, камнем наваливаясь на плечи, и сковывая движения, так еще шерсть жалила хуже крапивы, вызывая зуд.
Но то, что в городе казалось не просто не нужным грузом, а даже помехой, здесь, в снегах, спасало жизнь. И странник уже жалел о том, что не одел под брюки вторые, как ему советовали. И не взял еще один свитер. Он бы сейчас очень пригодился. Хотя бы как плотная теплая ткань, которую можно было бы порезать на части и замотать руки или ноги. А хорошо было бы, если б хватило и на то, и на другое! Если же он взял бы побольше огненной воды…!
Он мотнул головой, прерывая фантазии, от которых становилось теплее лишь в самый первый миг, а затем холод усиливался, продирая до самых костей. Казалось, что мороз проникал не только под одежду, но даже плоть, студя сердце и душу.
Он огляделся вокруг, прищурился, стараясь разглядеть хотя бы что-нибудь за метелью. Но нет. Сколько он ни читал молитв, призывая госпожу Айю, прося Ее снизойти к мольбам простого смертного и прийти к нему, богиня не откликалась.
Он ушел столь далеко от города, как не забредал ни один житель оазиса. И лишь затем, чтобы госпожа Айя откликнулась на зов, который оставляла без внимания за гранью тепла. Так говорил Хранитель, напутствуя его в дорогу, повторяли служители, провожая до приграничья, думал он сам. Но с каждым новым шагом, новым мигом, проведенным в снегах, у него оставалось все меньше и меньше веры.
Может быть, Она не слышала его за шумом ветра или вообще не знала о существовании того, кто был для небожительницы лишь неясной серой тенью, запорошенной снегом. Может быть, Она была где-то далеко, когда пустыня бесконечна и в ней бессчетное число Ее ледяных дворцов. А, может, богини луны и вовсе не было на земле в этот миг вечности, когда тучи закрыли за собой ночное светило. И, в конце концов, какое госпоже Айе дело до живых, когда Ее забота о смертных ограничивается лишь миром их вечного сна?
Горожанин тяжело вздохнул. Он был простым гончаром, никогда ни чем особым не выделявшимся. Имел небольшую лавку, мастерскую, доставшуюся ему в наследство от не так давно умершего отца, и которая должна была со временем, если на то будет воля богов, перейти к его сыну-первенцу, не рожденному, жившему пока только в его воображении.
Впрочем, он уже приглядел себе невесту. Ее родители – одного с ним поля ягоды – были не против, так что все шло к свадьбе, а там дети сами на голову посыпятся.
"И пусть", – он глядел на это со смирением перед волей богов, которые слали каждой семье столько детей, сколько было, по Их мнению, достаточно, чтобы не угас род смертных. Гончар сам вырос в большой семье, правда, парней в ней было лишь двое: он да младший брат, принятый несколько лет назад в школу служителя.
Но для продолжения рода ведь нужны и дочери, не так ли?
Его отец, и дед, и прадед, и множество других предков до них были гончарами.
Ремесло совершенствовалось, накапливались знания и опыт, секреты, которые можно было передать наследникам. А у него были не просто способности, но талант. Он чувствовал глину, понимал ее, разговаривал с ней, словно живой, и та слушалась его, принимая самые прекрасные и изысканные формы…
Тут его взгляд упал на кисти рук. Красные, распухшие пальцы шевелились с трудом, не желая подчиняться. Временами ему казалось, что этими руками он больше не сможет ничего сделать и это пугало его. А следом приходил другой страх – мысль о том, что у него никогда не будет своей семьи, наследника, которому он смог бы передать семейное дело. Не будет потому, что он не вернется из снежной пустыни назад, и эта смерть – сейчас, когда у него нет ничего, кроме собственной жизни – пусть даже овеянной славой спасителя, положит конец роду, лишив будущего столь долгое прошлое…
"Нет!- он вновь замотал головой, отгоняя черные мысли и мрачные предчувствия.
Его губы сжались в тонике синеватые нити, руки сильнее прижались к бокам, сдавливая их с двух сторон.- Госпожа Айя, где же Ты! Почему не идешь на мой зов?
Ведь я сделал все так, как мне было велено! Или надежда была лишь призраком?…Нет, нет… – мысленно повторял он, словно найдя в этом кратком слове – знаке отрицания – силы, которые не могло ему дать более ничего. – Я должен верить,-упрямо твердил он, стремясь убедить в этом самого себя. – Должен! Может быть, я допустил какую-то ошибку и поэтому богиня не приходит ко мне. Да, ошибка! – он схватился за эту мысль как за спасительный луч тепла. – Я должен мысленно вернуться назад, пройти весь путь с самого начала, найти ее и исправить! – он бросил взгляд на угасающий огонь. – Пока у меня еще есть время… – затем, неловко захватив не слушавшимися руками суму, он подтянул ее к себе, вытащил сосуд с огненной водой. – Костер должен гореть. Если я замерзну, усну вечным сном сейчас, не выполнив поручение, то вечно буду мучаться, гнетомый чувством вины… – горлышко замерзло, пробка не хотела вытаскиваться. А тут еще и эти толстые, чужие пальцы. Ему пришлось изрядно помучиться, прежде чем удалось открыть. И тут вдруг сосуд выскользнул из его рук. – О нет, только не это! – горожанин изловчившись, поймал бутыль, но к тому времени почти вся огненная вода вылилась. Костер запылал ярко, как никогда. Сразу стало тепло. От пламени повеяло покоем. – Ну и пусть, – с каким-то удивительным смирением, даже безразличием подумал горожанин. – Если не сейчас, то никогда", – и он выплеснул в костер последние капли.
Отбросив ставший бесполезным сосуд куда-то за спину, в неизвестность снежной пустыни, он вытянул руки к огню, наслаждаясь излучаемым им теплом, устремил взгляд на танец языков пламени, возвращаясь в своих воспоминаниях на неделю назад…
С утра он возился в мастерской, готовя глину для особенного заказа – расписных чаш для храма. Мастер достал дорогую белую глину, разбавил водой, добавил нежнейший песок, больше похожий на муку мельчайшего помола, затем долго смешивал, будто тесто, в то же время мысленно уже представляя себе, какими будут чаши – невысокие, на маленьких плоских ножках, с витыми ручками и растительным орнаментом по краям.
Он был так погружен в свое занятие, что не заметил вошедшего в мастерскую служителя, сопровождаемого двумя стражами. Гостю пришлось кашлянуть, привлекая внимание ремесленника, и только тогда, встрепенувшись, тот вскинул глаза на гостя.
– Прости меня, мудрейший… – узнав в пришельце жреца, растерянно пробормотал мастер. Не зная, куда деть испачканные глиной руки, стыдясь их грязи, он пытался то спрятать их за спину, но вытереть о рабочий фартук. Его сердце быстро заколотилось в груди, дыхание стало нервно-прирывистым, в то время, как разум лихорадочно старался найти в памяти то, что могло объяснить приход служителя, да еще в сопровождении стражей, словно тот опасался, что горожанин, провинившийся в чем-то неведомом ему самому, не захочет идти сам, повинуясь лишь одному слову и для того, чтобы сопроводить его на суд, потребуются мечи стражей. – Я… – он не знал, что сказать, не чувствуя за собой никакой вины. Да и что он вообще мог сотворить такого ужасного? Он гончар – не заговорщик какой-то и не преступник. У него и в мыслях не было ничего подобного…
