Душа дракона (СИ) - Воронина Тамара (читаем книги бесплатно .txt) 📗
– Говорят, детей в приютах хорошо обучают.
– Это да. Не отнимешь. Я в двенадцать лет знал больше, чем ты в свои… сколько там тебе, под сорок, да? У нас даже самые отчаянные лодыри учились старательно, самые закоренелые тупицы просветлялись разумом. Лучше уж всю ночь решать задачу, чем следующую ночь провести в храме. Нас, конечно, и розгами драли – мало не казалось, но любой предпочитал лучше на уроках пару дней постоять после порции розог, чем остаться ночью в пустом запертом храме. Мне повезло. Я именно там разучился бояться тьмы и бесконечности… а значит, просто разучился бояться чего бы то ни было. А другие не выдерживали. На моей памяти двое сошли с ума. – Илем поплескал на каменную печь горячей воды и застонал от блаженства, когда клубы пара окутали их тела. – Ох как я люблю погреться… Особенно последние несколько дней. Все время мерзну. Этот клоп из меня не одну кварту крови высосал, видно. Ну так о братьях… то есть монахах Одиноких душ. Наказывали они изощренно, а я был… м-м-м… непослушным. Так что и на уроках стоял, потому как порот бывал нередко, и уборные чистил чаще других, так что вовсе не брезглив, и даже приспособился спать в храме. И дразнить монахов, встречая их утром, сидя на перилах галереи. Ее снизу не видно, она как раз над витражами. С одной стороны, братьям очень хотелось, чтоб я с тех перил сверзился, а с другой стороны, им еще больше хотелось меня переломить.
Он довольно улыбнулся. Значит, не переломили.
– Ты же был совсем ребенком.
– Я никогда не был ребенком. Или перестал им быть, когда научился ходить и говорить. Когда они наказывали, еще ничего. Когда начали награждать, стало плохо. – Он искоса посмотрел на Диля и улыбнулся совсем иначе. – Ты знаешь, что у них обет не прикасаться к женщинам? И они его блюдут, потому что кара очень уж страшна, если вдруг дойдет до первосвященников. А много ты встречал мужчин, способных обходиться без женщин даже не год, а всю жизнь? Вот и я не встречал. Братьям не нужны были женщины, потому что у них были мальчики. Мы. А я, на свою беду, был хорошенький, как ангел. – Он поморщился. – Впрочем, если бы я был страшен, как болотная жаба, ничего не изменилось бы, в лицо можно и не смотреть. Я смотрю, ты в ужасе? А это, между тем, очень распространено в местах, где мужчины лишены женского общества. Я их даже не виню. Я виню тех, кто придумал это правило, отлично понимая, что его будут нарушать. Впервые меня наградили, когда мне исполнилось девять лет. Последующие три года награждали регулярно. Не только меня, всех.
– А убежать?
Илем горько умехнулся.
– Убежать? Куда? Тизирцы очень чадолюбивые, всех бездомных детей непременно определяли в приюты. Как думаешь, далеко убежит мальчик без единого диггета в кармане, да еще одетый в синюю куртку воспитанника храма? Но убегали. Я помню четыре побега. Троих вернули, а четвертый, подозреваю, сам сгинул где-то. Из этих троих двое покончили с собой, третий сошел с ума.
– И никто ничего…
– Несчастный случай. Бедный ребенок сорвался с галереи, бедный ребенок подхватил воспаление легких. В общем, я к побегу готовился полгода. В город нас, в общем, выпускали. Кто-то же должен был жратву для братии закупать, если вдруг пожертвований натурой не хватало. Ну и по поручениям бегали. В один прекрасный день я нашел способ прийти на Дно и пробраться к Днищу. Знаешь, кого так называли? Самого главного подонка на дне. Меня, конечно, поймали раньше, чем я до него дошел, но его приближенных я заинтересовать сумел. Сокровища храма. – Илем снова потянулся, как сытый кот. – Я не только разузнал, где они хранятся, я придумал, как их оттуда забрать. А в благодарность Днище взял меня к себе… ну вроде как усыновил. Стражники не дураки, чтоб просто так на Дно соваться, разве только во время облавы… да только там об облавах узнавали раньше, чем стражники. Днище подобрал мне мамашу. У нее своих было столько, что она со счету сбивалась, а я только числился ее сыном. За пару диггов в месяц. Но если меня останавливали в городе, я ссылался на то, что восьмой сын матушки Вари. Так что с двенадцати лет я обучался уже совсем другим наукам, а к восемнадцати не было вора ловчее, чем Илем Ветер. А в двадцать восемь лопухнулся, как последний деревенский дурачок и мало того что остался без руки, так еще и вляпался в миссию по спасению мира. И вампира разозлил… И ведь, знаешь, ничего не помню. Будто он меня и не кусал. Ну что, как тебе история моей жизни? Впечатляет?
История впечатляла. Диль поверил. Зачем бы Илем стал сочинять всякие ужасы, которые сам ужасами не считал? Да и ни один мужчина не стал бы придумывать, как его использовали монахи еще в детстве. Это стыдно и гадко. Даже для бессовестного вора.
Илем ему подмигнул и предложил перебираться в сухое помещение. И то верно, пора. Илем, ворча, пытался вытереться одной рукой, и получалось у него уже ловчее. Боги, даже представить себе невозможно, до чего должно быть тошно молодому мужчине, лишенному правой руки. Да, он уже вполне прилично управлялся и левой, но Диль еще видел растерянность в голубых глазах, когда для самого обыденного дела вдруг требовались обе: начерпать из котелка похлебку можно и одной, но миску приходилось ставить возле самого костра. И ловить на себе взгляды: насмешливый взгляд Бирама или фальшиво-сочувственный Хантела.
На столе их дожидалась еда: рассыпчатая пшеничная каша с курятиной и деревенский деликатес – студень из свиных ножек. Лири заулыбалась, увидев их довольные раскрасневшиеся лица, и Диля кольнуло под сердце. Девочка ничуть не переживала, что несколько часов назад убила человека. Да, разбойника, да, его и следовало убить, да, они нас или мы их… Но девочки не должны убивать. Не должны легко относиться к смерти. Их предназначение – давать жизнь, а не отнимать.
Диль улыбнулся в ответ, никак не показав своих чувств. Бирам принялся издеваться над Илемом, а тот, хотя и сохранял прежнее выражение лица, злился, отвечал язвительно, но хоть в драку не лез. Впрочем, он никогда в драку не лез. Его оружие – язык. Так ранит, что даже вампира трясти от ярости начинает.
Франк не обращал внимания на их перепалку. Вообще. Не призывал к порядку, не велел заткнуться, говорил негромко с Каем о каких-то особенностях каких-то мечей. Хантел подсел поближе, положил себе на тарелку еще студня и извиняющимся голосом сказал:
– Люблю с детства. У меня даже кличка была Студень. Я когда вырос, врал, что, мол, врагов замораживаю… никто не верил. Мне никто никогда не верил. А я правда умею драться, ты же видел.
– Нет, – смущенно ответил Диль. – Я вообще ничего не понял. Кричали, кровь брызгала, все дрались… кроме меня.
– Ну да, – немножко свысока кивнул Хантел, – ты испугался. Бывает.
Диль, конечно, отрицать не стал. Испугался. Но бой был таким коротким, что он и правда не рассмотрел, кто и с каким успехом дрался. Только Ори запомнился. Топор летал в его руке… и не сверкал на солнце, потому что лезвие все было в крови.
Пропал аппетит. Впрочем, поесть Диль уже успел.
– Я не воин. Не было нужды уметь… Вы торговец, а с меня и взять нечего.
– Диль, да хватит уж, – неожиданно попросил Хантел. – Знаю я праведных варнельцев, ну так я ж не какой-то высокородный, я обычный торговец. Давай уж на «ты», а то неловко, правда. Чего ты всем выкаешь-то? Одно дело делать приходится. Не умеешь драться – ну и не надо, мы умеем. Зато я не умею так, как ты… видел я, как ты упражняешься. До чего красиво… Твое тело тебя слушается так, как мое не будет слушаться никогда.
Не понравилось что-то в его тоне не только Дилю, но и Илему. Нет, не в тоне. Взгляд. Масляный взгляд. О боги, неужели на него и сейчас еще может кто-то позариться.
– Лапы протянешь – отрежу, – пообещал Илем. Хантел прикинулся, что не понимает, начал оправдываться, а Диль не слушал. Вспомнилось, как смотрел на него Аури. Никогда Диль не встречал подобного взгляда. Аури смотрел ласково, нежно… да, с желанием, но… Аури любил его душу и сумел отказаться от его тела. И за это Диль был ему тем более благодарен.
