Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Пратчетт Терри Дэвид Джон (читать книги регистрация .txt) 📗
«Да не будет», — пробормотал Мау и скользнул в массу дерущейся, визжащей, шевелящейся свинины.
Дафна подтащила к огню ещё бревно, выпрямилась и уставилась на старика. «Мог бы и он что-нибудь сделать», — подумала она. И одежда кое-какая ему не помешала бы. Но он только сидел у огня и время от времени кивал ей. Он съел больше своей доли запечённой рыбы (Дафна померила рыбу палочкой), а ей, Дафне, пришлось своими руками измельчить часть рыбы в кашу и скормить её неизвестной женщине, которая зато стала выглядеть чуть лучше и хоть немного поела. Она всё так же прижимала к себе ребёнка, а он уже не плакал, и это пугало больше, чем любой плач…
Что-то заорало в холмах и орало не прекращая, всё громче и громче.
Старик со скрипом поднялся на ноги и взял в руки дубинку Мау, которую едва мог поднять. Он попытался замахнуться ею и упал навзничь.
Вопль приближался, а за ним — вопящая фигура. Она походила на человеческую, но воняла, как болото в жаркий день, и с неё капала зелёная грязь. Фигура сунула Дафне тёплую, тяжёлую тыкву. Дафна, не успев ничего сообразить, взяла тыкву. «Молоко!!!» — проорало неизвестное существо и скрылось в темноте. Послышался плеск — оно нырнуло в лагуну.
Запах висел в воздухе довольно долго. Когда случайный ветерок отнёс его к костру, пламя на мгновение вспыхнуло синим светом.
Мау провёл ночь на берегу, в отдалении от костра, а как только рассвело, опять пошёл поплавать. Запах был очень стойким. Мау мог сколько угодно сидеть на дне лагуны, отскребая себя песком и водорослями, потом плавать под водой туда-сюда, и всё же, стоило ему вынырнуть, запах был тут как тут — поджидал его.
Мау поймал несколько рыб и оставил там, где люди должны были их увидеть. Люди пока что спали. Мать и младенец закутались в одеяло. Они спали таким мирным сном, что Мау им позавидовал. Старик спал с открытым ртом. Он выглядел как мёртвый, хотя, судя по звукам, был вполне живой. Девочка опять ушла на «Милую Джуди» по какой-то загадочной, понятной только брючникам причине.
В течение дня Мау старался держаться от людей подальше, но призрачная девочка словно следила за ним, и у него кончились приёмы, которые помогали ему как бы случайно избегать встреч с ней. В конце концов она его нашла — вечером, когда он чинил изгороди вокруг поля: новые колючие ветки должны были оградить посевы от свиней. Она ничего не сказала — просто села и стала на него смотреть. Когда люди так делают долго, это очень раздражает: молчание собирается в большое облако, похожее на грозовую тучу. Но Мау хорошо умел молчать, а девочка — нет. Рано или поздно она заговорит первая, или её просто разорвёт. Неважно, что он почти ничего из её слов не понимает. Ей просто нужно было говорить, наполнять мир словами.
И вот она заговорила:
— У моей семьи больше земли, чем на всём этом острове. У нас есть фермы, и один раз пастух подарил мне ягнёнка, который остался без матери. Это ребёнок овцы, кстати говоря. Я здесь овец не видела, так что ты, скорее всего, не знаешь, что это такое. Они говорят «мэ-э-э-э». Люди утверждают, что овцы говорят «бэ-э-э-э», но это неправда. Овцы не умеют произносить звук «б». Но люди всё равно это повторяют, потому что не умеют слушать как следует. Мама сшила мне костюм маленькой пастушки, и я в нём выглядела очень мило… до тошноты. А это несчастное создание не упускало ни одного случая боднуть меня в… боднуть меня. Впрочем, тебе всё это ни о чём не говорит.
Мау сосредоточился, пропуская длинные колючие ветви меж шестов. Придётся пойти на северный склон и нарезать ещё колючих веток, подумал он. Может, лучше это сделать прямо сейчас. Если я туда побегу, может быть, она за мной не погонится.
— В общем, пастух показал мне, как поить ягнёнка молоком с пальцев, — без устали продолжала девчонка. — Нужно, чтобы молоко стекало по ладони, по капельке. Смешно, правда? Я знаю три языка, умею играть на флейте и на пианино, а оказывается, самое важное, что я умею, — поить маленькое, голодное существо молоком с пальцев!
Похоже, она говорит о чём-то важном, решил Мау. Он кивнул и улыбнулся.
А ещё у нас куча свиней. Я их видела с поросятами, и всё такое, — продолжала она. — Понимаешь? Свиньи. Хрю-хрю.
Ага, подумал Мау, она говорит про свиней и молоко. Замечательно. Именно этого мне и не хватало.
— Хрю? — переспросил он.
— Да, и, понимаешь, я хотела кое-что прояснить. Я знаю, что свиней нельзя доить, как доят овец или коров, потому что у них нету… — Она мимоходом коснулась собственной груди и тут же убрала руки за спину, — вымени. У них только такие… маленькие… трубочки.
Она кашлянула.
— Их никак нельзя подоить, понимаешь?
Она задвигала руками вверх-вниз, словно дёргая за верёвки, и в то же время почему-то начала издавать свистящие звуки. Она ещё раз кашлянула.
— Э… и вот я поняла, что единственный способ, которым ты мог добыть молоко для ребёнка… извини, пожалуйста… это подстеречь какую-нибудь свиноматку с маленькими поросятами, а это жутко опасно, и подползти, когда она будет их кормить… они ведь так шумят, правда? И… это…
Она сложила губы в трубочку и зачмокала.
Мау застонал. Она догадалась!
— И вот, ну, я хочу сказать, фу! — сказала она. — Но потом я подумала, ну пускай фу, но ребёнок поел и перестал плакать, слава богу, и даже его мать теперь выглядит получше… так что, я подумала, готова спорить, что даже великие исторические деятели, ну, знаешь, в шлемах и с мечами, и с плюмажем и прочее, я готова побиться об заклад, что никто из них не стал бы ползать в грязи ради умирающего от голода младенца, не подполз бы к свинье и не… То есть, я хочу сказать, это всё-таки фу, но… в хорошем смысле. Всё-таки фу, но важно, ради чего ты это сделал… и потому это… в каком-то смысле… подвиг…
Она наконец-то замолчала.
Мау разобрал слово «ребёнок». Он также был почти уверен, что значит «фу», потому что девочка произносила это слово очень выразительно. Но не более того. Она просто посылает слова в небо, подумал он. Чего она от меня хочет? Сердится? Говорит, что я поступил плохо? Как бы то ни было, ночью мне придётся проделать это ещё раз, потому что младенцев надо кормить всё время.
А на этот раз будет хуже. Мне придётся найти другую свиноматку! Ха, девчонка-призрак, тебя там не было, когда свинья сообразила, что происходит! Клянусь, у неё глаза загорелись красным светом! А как она бежала! Кто бы подумал, что такая туша способна так быстро бегать! Она меня не догнала только потому, что поросята всё время отставали! А скоро мне придётся всё это проделать ещё раз и ещё раз, пока женщина не сможет сама кормить ребёнка. Я должен это сделать, даже если у меня нет души, даже если я демон, который только думает, что он мальчик. Даже если я лишь пустая оболочка в мире теней. Потому что…
На этом его мысли остановились, словно увязли в песке. Мау широко распахнул глаза.
Потому что… что? Потому что «да не будет»? Потому что я должен вести себя как мужчина, иначе обо мне плохо подумают?
Да, и это тоже да, но это не всё. Мне нужны этот старик, и этот младенец, и больная женщина, и призрачная девчонка. Потому что, если бы их не было, я вошёл бы в тёмную воду прямо сейчас. Я требовал, чтобы мне объяснили причины. Вот они, причины. Они орут, воняют и чего-то требуют. Последние люди на свете. И они мне нужны. Без них я стану лишь фигурой на сером песке — потерянным мальчишкой, не знающим, кто он такой. Но они всё знают, кто я такой, и я для них важен, и потому я тоже знаю, кто я.
Лицо Дафны блестело в свете огня. Она плакала. «Мы умеем говорить только как младенцы, — подумал Мау. — Чего же она всё время болтает?»
— Я положила молоко охлаждаться в реку, — сказала Дафна, бездумно чертя пальцем по песку. — Но вечером нам понадобится ещё. Ещё молоко. Хрю!
— Да, — ответил Мау.
Воцарилось очередное неловкое молчание, которое девочка прервала словами:
— Мой папа за мной приедет. Обязательно приедет, вот увидишь.
