Обьект - Щербинин Дмитрий Владимирович (версия книг .TXT) 📗
Однажды измученный очередной рабочей сменой Эван возвращался домой, и увидел большой плакат, который натянули на грязной стене одного из домов: "Скоро! Скоро! Скоро! В 876422 день от начала Справедливости — гонки на аэроциклах".
В тот же день Эван спросил у Шокола Эза:
— Какой сегодня день?
— 876418, - бесстрастно ответил Шокол Эз.
— Значит, до гонки осталось всего четыре дня?
— Совершенно верно.
— Но ведь мои сбережения… — голос Эвана задрожал. — Я накопил всего тридцать пять тысяч эзкудо, а нужно — сто тысяч.
— Я знаю. Тридцать пять тысяч эзкудо — это очень хорошая сумма. Больше здесь скопить просто не реально. Если, конечно, ты не захотел стать грабителем.
— Нет, до этого я ещё не скатился. Но сколько ждать следующих гонок.
— Раньше пауза между ними была триста дней, недавно от правительства поступил указ уменьшить паузу до двухсот дней. Уж очень это прибыльное дело…
— Ну вот и ладно. Я ещё двести дней выдержу, а уж к тому времени накоплю сто тысяч, а через четыре дня пойду на эти гонки, как зритель.
— Входной билет стоит тысячу эзкудо, — предупредил Шокол Эз.
— Ничего… Ради того, чтобы своими глазами увидеть, что это, я готов потратить тысячу эзкудо, — ответил Эван.
— Что ж. Сходи. Потрать. Может быть, увиденное охладит твой пыл…
И вот наступил день гонок. Это был выходной день, и поэтому Эвану не пришлось отпрашиваться с работы на бойне.
К месту гонок Эвану пришлось ехать в переполненном, душном автобусе, потому что это место находилось за городом. Проезд в автобусе стоил сто эзкудо, и ещё тысячу эзкудо Эван отдал за входной билет. Деньги эти отдавал без всякого сожаления, не задумываясь, что тысяча эзкудо — это два дня мучительной работы на бойне Очень важным казалось ему хотя бы увидеть эти гонки.
Но вот билет куплен, и Эван прошёл в просторное помещение. Он то думал, что в этом помещении и будут проходить гонки, но нет — он ошибался. Зрители становились на платформы, а платформы спускались под землю.
Изначально Большой Ноктский лабиринт прорыли, продолбили в недрах Нокта для испытаний новых видов техники, затем — переделали для развлекательных целей. Вдоль извилистых коридоров, которые действительно напоминали лабиринт, тянулись трибуны — там сидели, следили за ходом гонки болельщики. Здесь же делались ставки на победителя, и значительный процент от этих ставок шёл в правительственную казну.
Напротив трибун висели большие мониторы, показывающие другие места лабиринта. Такими образом, зрители, находясь на одном месте могли наблюдать практически всю гонку…
Платформа отвезла Эвана к трибуне, на которой находилось его место, и Эван по лестнице спустился к этому месту. Можно сказать, что Эвану повезло — он сидел рядом с непробиваемым стеклом, тогда как за его спиной уходили вверх и назад быстро заполняющиеся ряды. Такое место считалось хорошим, с него хорошо было видно.
Эван положил руки на свои колени и с напряжённым выражением лица начал ждать…
Ждать пришлось долго, за это время к нему несколько раз подходили нарядные, очень бледные, улыбчивые юноши и девушки, предлагали ему еду и выпивку. Но Эван отказывался — не о желудке он думал.
Звучала музыка, которая ни в какое сравнение не шла с той музыкой, которую привезли на водный мир родители покойного Эльзара. Время от времени эта музыка прерывалась мелодичным женским голосом, который читал раздражающую Эвана рекламу, или же объявлял, сколько времени осталось до начала гонки.
За пять минут до начала на мониторах показали рекламу, где, среди многих ненужных Эвану кадров промелькнуло лицо Мэрианны Ангел — она улыбалась милой, белозубой улыбкой и говорила что-то…
Затем на тех же экранах появились аэроциклы, которых действительно было очень много, и которые уже тарахтели, дёргались на одном месте, вися в воздухе. Крупным планом показали лица некоторых гонщиков, а самым именитых из них приветствовали зрителей…
Трибуны бурлили. Эван слышал все возрастающий крик, ругань, нервный смех. Казалось юноше, что вот-вот произойдёт что-то страшное, но на само деле ничего страшного не происходило, а было это самым обычным делом на гонках. Здесь отдыхал простой, трудовой люд, здесь случались и драки (порой весьма жестокие). Законники знали об этом, и относились к этому спокойно — ведь гонки приносили в казну огромную прибыль…
Когда было объявлено начало гонок, Эвану показалось, что озверевшая толпа снесёт его, расплющит об стекло. Люди вскакивали со своих мест, размахивали руками, из всех сил выкрикивали имена тех знаменитых гонщиков, на которых поставили.
На экранах было видно, как сорвались с места, заполнив практически всё пространство квадратного туннеля, аэроциклы. Но от этого основного туннеля отходили и другие туннели, меньших размеров. Эти боковые туннели часто изгибались, то сужались, то расширялись — в общем, лететь по ним было гораздо опаснее, чем по основным туннелям. Но при должном мастерстве можно было подрезать, а значит и выиграть время — прийти первым.
Лидеры предыдущих гонок во всю пользовались такими боковыми проходами — они хорошо знали, где можно подрезать, но все же избегали некоторых, особо опасных проходов. Но и не асы, а новички, — те, кто заплатили вступительные сто тысяч эзкудо, и ещё толком не освоились в управлении аэроциклом — пытались вписаться в опасные повороты. Далеко не у всех это получалось. Они врезались в стены — отскакивали — дальнейшего Эван не видел, потому что камеры тут же переключались на другие места. Крушения таких новичков воспринимались толпой с восторгом. Ведь никто не ставил на них денег, а их аварии были интересным элементом шоу.
Между тем гонка приближалась к той трибуне, на которой сидел Эван. И вот пронеслись первые аэроциклы. А потом появилось нечто страшное, но вызвавшее рёв одобрения. Уже поломанный аэроцикл нёсся вперёд, вилял из стороны в сторону, с силой ударяясь об стены туннеля. Зацепившись рукавами за ручки управления, висел, маятником раскачивался гонщик. Но этот гонщик был уже мёртв, изломан. Аэроцикл в очередной раз понесло в сторону, и он ударился, впечатал спину гонщика в стекло, напротив Эвана. Аэроцикл полетел дальше и ударился об противоположную стену туннеля, а на стекле осталось кровавое пятно…
И во всё дальше время гонок взгляд Эвана постоянно оборачивался к этому кровавому пятну. А зрители продолжали вопить, ругаться, смеяться, пихаться, и даже бить друг друга. И им не было никакого дело до тех, кто погиб на их глазах. Это, разве что, веселило их.
Наконец, результаты гонок были объявлены. На мониторах появилось самодовольное, раскрасневшееся лицо немолодого уже мужчины. В одной руке он держал золочёный кубок с выгравированном на нём изображением аэроцикла, в другой — чек на десять миллионов эзкудо.
Эван плохо помнил, как он покинул душную, пропахшую потом трибуну; плохо помнил и то, как вернулся домой.
Но, несмотря на то, что и эта поездка, и все сопутствующие ей волнения истерзали Эвана, он всё же не мог успокоиться, и в тот же день наведался к своему соседу — старичку Шоколу Эзу.
Жилище Шокола Эза мало отличалось от жилища Эвана, разве что мебели там было чуток побольше, да стояли на полках растрёпанные книжки, некоторые из которых Эван уже прочитал.
Шокол Эз пригласил Эвана сесть на табуретку, поставил перед ним на тумбочку графин с водой и хлеб. Затем спросил:
— Как впечатления от гонки?
— Ужасные. Не пониманию, зачем надо было загонять людей в этот узкий, смрадный лабиринт, тогда как нас окружает бесконечное небо.
— И ещё сотни подобных «зачем» можно задать, взглянув повнимательнее на нашу жизнь, — печально произнёс Шокол Эз, и тут же осведомился. — Стало быть, ты отказался от своей затеи?
— Конечно, нет! — с прежним пылом воскликнул Эван. — Ведь это такой шанс увидеть Её вблизи, изменить и Её жизнь и свою…
