Пыль Снов (ЛП) - Эриксон Стивен (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Тарр наткнулся на кучку морпехов. Сверкнул глазами: — Хром? Где твой…
— Мертв. Только я и Хрясь…
— Досада?
Круглолицая женщина потрясла головой: — Нас разделило. Видела, как Накипь умирает, но больше…
— Тогда что вы тут расселись? Встать, моряки — там панцирники умирают стоя. Идем на подмогу. Ты, Релико! Поднимай Большика. Все за мной.
Морпехи встал без единого слова протеста. Они истекали кровью. Они едва двигались.
Но все они подняли оружие и двинулись — Тарр во главе — к окопу.
Неподалеку Урб отбросил разбитый щит. Хеллиан скорчилась сзади, тяжело дыша; лицо и грудь ее покрывала смесь крови и блевотины. Она сказала, что не знает, чья это кровь. Сержант видел, что лицо ее окаменело, но глаза ясны. К ним подходили другие солдаты. Урб повернулся. — Делаем что сказал Тарр, бойцы. Идем назад. Сейчас же.
Хеллиан чуть не уронила его, побежав к окопу.
Хенар Вигальф остановил коня около холма. Он видел на месте командного поста Адъюнкта только мертвых лошадей и обугленные трупы солдат. Соскочив с седла, вытащил два меча и пошел вверх по склону.
Дойдя до вершины, он обнаружил, что с противоположной стороны лезут четыре На’рхук.
Лостара Ииль и Адъюнкт лежали бок о бок. Похоже, мертвы… но нужно удостовериться. Если сумеет.
Он побежал к ним.
Лостару пробудил звон железа. Он моргнула и уставилась в небо, пытаясь вспомнить. Голова болела; она ощутила высохшую кровь на носу, в ушах что-то трещало. Повернула голову. Адъюнкт лежит рядом. Грудь медленно вздымается и опускается.
«А, хорошо».
Кто-то застонал.
Она села. Увидела Хенара Вигальфа, который шатался, зажимая кровавую рану в груди.
И приближающихся На’рхук.
Хенар упал почти к ногам Лостары.
Она вскочила, выхватывая кинжалы.
Он смотрел на нее; горечь в глазах заставила ее вздохнуть.
— Прости…
— Еще поживешь, — сказала она, перешагивая через него. — Сядь, человек — это приказ!
Он чуть приподнялся на локте. — Капитан…
Она глянула на На’рхук. Почти рядом, но ослабевшие от ран. За ними показались новые, целая дюжина. — Но помни, Хенар — я такого для кого попало не делаю!
— Чего?
Она сделала еще шаг, подняла клинки. — Не танцую.
Старые формы вернулись, словно так и ждали ее, ждали пробуждения… «Может, это последний раз… неважно. Ради тебя, Хенар. Ради тебя».
Танец Теней как раз для такого и придуман.
Здесь.
Сейчас.
Хенар смотрел, и глаза его раскрывались все шире.
В лиге к востоку Целуй-Сюда выползла из-под упавшей лошади. Барсучья нора, лисья — какая разница? Лошадь била ногами, разрывала ржанием воздух.
Левая нога Целуй-Сюда была переломлена в четырех местах, осколки вышли сквозь лосины. Она вытащила нож, извернулась, глядя на животное, находя артерию на шее.
«Какая разница? Все мертвы». Даже если она доберется до Смертного Меча и той рыжеволосой королевы, какая разница?
Она поглядела вверх. Небо стало плотью, и плоть гниет перед ее глазами.
«Смола. Бадан.
Охотники за Костями… Адъюнкт, счастлива? Ты убила всех.
Убила нас всех».
Глава 24
На той заре окружили они берега древней реки, выплеснулся весь город, почти сто тысяч, когда солнце поднялось на востоке, над открывающимся в широкий залив устьем. Что привело их туда? Что вообще может привести множество к мгновению, к месту, в котором сто тысяч делаются одним телом?
Когда красные воды излились в соленые слезы бухты, они стояли почти без слов, и большой погребальный корабль запылал, и ветер завладел пропитанными маслом парусами, и небо завладело черным столбом дыма.
Великий король Эрлитана был мертв, последний из рода Дессимба, и грядущее стало блуждающими песками; шелест бури звучал из благословенной дали, но всё близилось ее обещание.
Они пришли оплакивать. Они пришли искать спасения, ибо в конце даже горе становится лишь маской жалости к себе. По своей жизни плачем мы над ушедшими людьми, над погибшими мирами. Великий муж мертв, но мы не пойдем за ним — не осмелимся, ибо для каждого смерть уготовала особую тропу.
Век кончился. Новый век принадлежит поколениям, что еще не пришли. На лотках местных рынков стоят горшки с лицами мертвого короля, со сценами славных его деяний — круглы эти горшки, и не связаны более с его временем, и в том таится истинное желание толпы.
Стойте. Остановимся сейчас. Помолимся, чтобы никогда не окончился сей день. Чтобы вечно летел пепел. Чтобы никогда не наступил день завтрашний. Вот естественное желание, честная мечта.
Сказание умирает, но гибель его займет некое время. Говорят, что король задержался на половину вздоха. И народ каждый день приходил к вратам дворца, чтобы увидеть сон об ином окончании, о лучшей судьбе.
Сказание умирает, но гибель его займет некое время.
И красный язык реки течет бесконечно. И дух короля сказал: «Я вижу вас. Вижу вас всех». Неужели вы его не услышали? До сих пор не слышите?
Ном Кала стояла в числе многих, в молчаливой массе воинов, забывших, что значит жить. Ветер трепал гнилые меха, полосы кожи и спутанные пряди сухих волос. Тусклые, покрытые щербинами клинки висели в кривых руках, словно бесполезные мысли. Воздух забирался в чаши глазниц и со стоном летел дальше. Они походили на статуи, изъеденные эпохами, истлевшие в созерцании вечных ветров, бесчувственных дождей, ненужных потоков тепла и холода.
Всё было ненужным, и не одна она ощущала смутную тревогу. Онос Т’оолан, Первый Меч, встал на колено в десятке шагов перед ними, охватив руками кремневый меч, кончик коего был погружен в каменистую землю. Он опустил голову, как бы признавая власть хозяина, но никто не видел этого хозяина. Всего лишь горсть обещаний, давно отброшенных — но осталось пятно от этих обещаний, лишь одному Оносу Т’оолану видимое, и оно удерживает воина на месте.
Он долгое время не шевелился.
Терпение для них не бремя… но она ощущала хаос в сородичах, всплески гибельных желаний, покачивание давно сдерживаемых позывов к отмщению. Всего лишь вопрос времени — когда первый из них сломается, отвергая рабство, отвергая его право на власть. Он их не покорит. Пока что он не поступал так, и зачем думать…
Первый Меч встал, повернулся к ним лицом. — Я Онос Т’оолан. Я Первый Меч Телланна. Я отвергаю ваши нужды.
Ветер стонал, словно поток горя.
— Но вы склонитесь перед моими.
Она была поражена такими словами. «Так вот что означает склоняться перед Мечом. Мы не можем ему отказать, не можем восстать». Она ощущала его волю, словно сомкнувшийся кулак. «У нас был шанс — до сего мига. Мы могли улететь по ветру. Он позволил бы. Но ни один Т’лан Имасс так не сделает. Нет, мы падаем в себя, все глубже, жуем себя и выплевываем объедки — вот соблазнительное постоянство ненависти и злобы, ярости и мстительности.
Он мог привести нас на край утеса, и мы не заметили бы».
Трое Гадающих по костям клана Оршайн выступили вперед. Улаг Тогтиль сказал: — Первый Меч, мы ждем приказа.
Онос Т’оолан не спеша повернулся к югу. Казалось, горизонт стал кипящей смолой. Потом он обратился на север, где далекая туча ловила гаснущий свет солнца. — Дальше мы не идем, — сказал Первый Меч. — Дальше полетит пыль.
«Как же наши темные сны, Первый Меч?»
Такова была его сила, что он услышал и поглядел на нее: — Ном Кала, не упускай свои сны. Ответ придет. Т’лан Имассы, грядет время убийств.
Статуи зашевелились. Иные выпрямили спины, иные сгорбились, словно под ужасным весом.
«Эти статуи — мои родичи. Сестры, братья. Некому на нас посмотреть, некому нас увидеть, гадая, кем мы были и кто придал нам такую форму, чьи… любящие руки». На ее глазах один за другим распадались они облачками пыли.