Идеальный слуга (СИ) - Ахметова Елена (читать книги .TXT) 📗
Вор прошел несколько кварталов, и я повторяла его путь, не в силах сделать и шага в сторону, хотя, пожалуй, сама бы выбрала дорогу поудобнее — благо уже представляла, куда он вел меня.
К ближайшей заводской проходной, возле заброшенного после давнего пожара корпуса, огороженного некрашенным профнастилом.
На мгновение я испугалась, что меня попытается остановить ночной вахтер, и я буду вынуждена убить его за то, что он встал между мной и украденным гребешком, — но пожилой усатый дядька в будке возле турникетов только скользнул по мне равнодушным взглядом и снова углубился в сканворд.
Хотя чего я ждала? Если уж он день за днем пропускал на завод несколько бригад поддельных людей, которые и двух слов связать не в состоянии, то чем его удивит лохматая девица с безумным лицом? Седьмая за полгода…
Но турникет я все-таки сломала. Тропка шла через него, и я не могла свернуть.
А вахтер так и не поднял головы.
Вор выбрался из проходной во внутренний дворик, разбитый перед кирпичными коробками цехов; не задерживаясь, проскользнул вдоль стены к заброшенному зданию с обгорелыми рамами окон и наполовину смытыми следами копоти, поднырнул под отогнутый лист профнастила, огораживающего пострадавший от огня корпус, — и забрался внутрь.
Давний пожар лишил строение дверей — восстанавливать их, как и все здание, похоже, никто не собирался. Но я остановилась на пороге, словно передо мной высился какая-нибудь стальная створка с пуленепробиваемым наполнением, — и вцепилась в остатки дверной рамы. Ветхий металл оставил на ладонях красновато-рыжие пятна. То здесь, то там попадались старые метки — следы от ногтей, отпечатки кулаков и раскрытых ладоней.
Я была отнюдь не первой навкой, ведомой древним инстинктом, и, хоть и отлично сознавала, что мои предшественницы кончили плохо, ничего не могла с собой поделать. У мертвых чертовски плохо со свободой выбора.
— Отдай! — выкрикнула я, проскрежетав свежим маникюром по ржавой раме, и метнулась к пустому провалу окна, стуча по щербатому кирпичу. — Отдай мой гребешок!
Изнутри не доносилось ни звука. Я обошла здание кругом, не прекращая стучать и скрестись. Окна встречали меня одинаковой равнодушной чернотой — все, кроме одного.
— А, наконец-то, — удовлетворенно вздохнул кто-то.
Я бросилась на голос, но вскоре снова остановилась, как вкопанная.
У сгоревшего корпуса было несколько выходов. Вор облюбовал самый дальний, у глухого угла под сенью старой раскидистой яблони. Здесь горел свет — приглушенно, только на первом этаже, чтобы его не было видно с улицы из-за забора.
А еще кто-то заботливо повесил облупившуюся дверь с деревянным крестом в верхней трети. Меня начало потряхивать, но с инстинктами было бесполезно бороться — и я замолотила по хлипкой створке. К кулаку приставали грязно-бежевые кусочки отслоившейся краски, дверь ходила ходуном, но держалась.
— Отдай!
Внутри кто-то звонко процокал шпильками. В щели между дверью и косяком пробивался тусклый желтоватый свет — кажется, он трижды мигнул, но я, на свою голову, была не в состоянии подмечать такие мелочи.
А стоило бы.
Я так и не поняла, откуда он подкрался. Только что я торчала посреди абсолютно заброшенного участка, огороженного со всех сторон, и единственное живое существо отсиживалось в безопасности, за освященным порогом, — а потом раздался короткий вздох, и когда я обернулась, было уже поздно.
Мелькнула бледная рука, сжимающая какой-то обрывок бечевки. Я еще успела отвлечься на странно отрешенное лицо давешнего «курьера» и даже с обрадованным рыком собралась схватить его за грудки — а он уже набросил мне на шею петлю с простеньким деревянным крестиком, и весь мир словно моргнул.
Поле зрения резко расширилось. Я пошатнулась от неожиданности, едва не загремев с обломков крыльца вниз, зажмурилась, набрала воздуха — но закричать уже не успела. Охотник проворно зажал мне рот и впихнул спиной вперед в заброшенный корпус.
— Долго же ты, — равнодушно посетовал мягкий женский голос.
Я поспешила открыть глаза — и обомлела.
Ведьма в поле моего зрения еще не попала. А вот охотник все еще держал конец бечевки, захлестнувшей петлей мою шею, и его лицо было даже ближе, чем хотелось бы. И на нем значился такой благоговейный, маниакальный восторг, что я заранее похоронила все надежды рассорить его с ведьмой и сбежать, пока они разбираются между собой.
Потом я все-таки рассмотрела украшеньице на бечевке — и поняла, что дело дрянь. Кто-то не поленился добротно освятить деревянный крестик — причем не в новомодном соборе позавчерашней постройки с красиво оформленным прайсом за любые обряды, а где-то, где еще помнили, что торговцам в храме не место.
Глупо было надеяться, что охотник, исхитрившийся подобраться к столетнему таласыму, не знает, что утопленницу можно поймать, надев на нее крест. Конечно, к Русальной неделе она освободится… но, во-первых, я в упор не помнила, когда в этом году Духов день, а во-вторых, была практически на сто процентов уверена, что охотник — помнит и все просчитал.
Им хватит времени, чтобы выкачать столько, что меня заберет навь. Я уже слышала ее вкрадчивый шепот: где-то у расцарапанных стоп, из которых все еще сочилась зеленоватая вода, за спиной, словно она подкралась и обнимала за плечи, обещая, что все это скоро закончится…
Лгала, как обычно.
— Смотри-ка, что у меня есть, — ласково окликнул меня женский голос, и я обернулась.
Самое смешное, что я ее уже где-то видела. Эффектная медовая блондинка с лицом сердечком — изящная, ухоженная, дорогая и стильная. Посреди полуразрушенного корпуса, у ржавой ванны с каким-то мерзким коричневым налетом ведьма смотрелась до ужаса неуместно в своей ярко-алой юбке-карандаше и на таких длинных шпильках, что я диву далась, как она еще не переломала ноги на выщербленном бетонном полу. Но диссонансу между ее обликом и обстановкой я едва уделила полсекунды внимания — потому что в руке она держала мой гребешок.
— Отдай! — я дернулась вперед — и повисла, едва не задохнувшись, как собачонка на поводке.
Бечевка врезалась в горло. Крест прижался к груди, и под ним засвербело так, что я шарахнулась, едва не вписавшись спиной в охотника и взвыв от боли. А ведьма мелодично рассмеялась и вытянула вперед белый телефончик с фотографией — столь красочной, что меня замутило.
— Хочешь свой гребешок? — ласково спросила она, опустив руку с телефоном, и вдруг замерла, недоуменно нахмурившись. — Что, хочешь еще посмотреть?
Я поняла, что вместо того, чтобы тянуться к вожделенному гребешку, провожала взглядом погасший экран, и трясло меня еще сильнее, чем когда я обнаружила пропажу. Ведьма это тоже заметила — а потому любезно разблокировала телефон, позволив мне снова увидеть фотографию Итана — расхристанного, взлохмаченного, обнаженного по пояс… с неестественно вывернутой шеей и опухшим синим лицом. Метка на груди казалась странно четкой на фоне мертвенно побелевшей кожи.
Позабыв и про гребешок, и про застывшего за моей спиной охотника, я зажала руками рот, давя истеричный всхлип, и только тогда поняла, что по щекам текут слезы.
Нет, не может быть!
— Надо же, — неподдельно удивилась ведьма. — Ты что же это, тварь, присмотрела себе мужа? Ну так теперь он тебе под стать — мертвее мертвого!
— Нет, — вырвалось у меня вместе с дурацким всхлипом и икотой. — Только не…
Ведьма рассмеялась, деликатно прикрыв пальцами губы.
— Хочешь его вернуть? Тогда тебе понадобится живая вода, — усмехнулась она, кивнув на ванну. — Очень много живой воды. Он мертв почти час, а ночи сейчас такие теплые…
Я рванулась вперед, и на этот раз охотник позволил мне подобраться к ванне и опереться на бортик. Она была наполнена мутноватой водопроводной водой, и от резкого движения по ней пошли мелкие волны, исказившие мое отражение — бледное, растрепанное, с безумным взглядом и кошмарным колтуном на макушке, о которой я и думать забыла.
А ведь стоило помнить в первую очередь о своей голове. Итан мертв, и последнее, на что ведьма станет тратить живую воду — так это на его воскрешение. Я тоже мертва — но еще не упокоена, я еще могу отомстить, потому что навка — суть месть…
