Первая печать - Осояну Наталия (книги бесплатно без .TXT) 📗
– Девочка моя, я пятьдесят три года на свете живу, – сказала она, качая головой, – но настоящего грешника вижу впервые, и не где-нибудь, а в пяти шагах от собственного дома! Ну и дела…
– Он меня спас, – укоризненно заметила Фиоре. – Собирали бы сейчас мои косточки на дне провала, если бы там вообще что-то удалось обнаружить.
– Не надо об этом! – Ансиль испуганно замахала руками. – И с чего ты взяла, будто я имею что-то против… э-э… господина Парцелла? Он выглядит весьма прилично, совсем… по-человечески.
– По-человечески? – изумленно переспросила Фиоре. – Тетушка, ты шутишь?
Ансиль вздохнула, в ее взгляде появилась грусть.
– Родная, тебе ли не знать, что внешности доверять не стоит? Я поначалу испугалась, а потом вдруг поняла, что его бояться не надо. Хотя он сам виноват в том, что стал таким…
Фиоре вздрогнула, насторожилась.
– …Ты ведь помнишь, что Кьяран говорил о грешниках?
Тревога ушла – так вот что Ансиль имела в виду! – но взамен пришло странное чувство, смесь жалости, испуга и… отвращения. «Они меняют собственные тела, – всплыли в памяти слова Кьярана. – Обычно по мелочи – ноготь искусственный ставят, потому что его можно легко под накладным спрятать, или же зуб коренной… Чем больше жертва, тем сильнее дьюс-подселенец, но немногие решаются впустить в себя по-настоящему сильного духа – слишком велик риск сойти с ума. Обходятся малым, незаметным – и ты можешь годами с человеком общаться, не зная, что он на самом деле грешник!»
Зуб, ноготь…
Фиоре посмотрела на свою правую кисть и содрогнулась от ужаса.
– То-то же, – пробормотала Ансиль. – Пошли, поможешь мне с обедом.
Обычно работа на кухне помогала отвлечься от неприятных мыслей, но сейчас все произошло с точностью до наоборот: Фиоре чистила картошку, слушала рассказ Ансиль о том, как идет торговля в лавке, и при этом видела перед собой лицо грешника – лицо человека, который завтра может не проснуться, если так решит Черная хозяйка, или же погибнуть через несколько дней, когда станет окончательно ясно, что эйламская загадка для него слишком сложна.
«Вина будет на мне, – повторяла она про себя снова и снова. – Вина будет на мне…»
За обедом Фиоре и Ансиль молчали, а Кьяран и Теймар знай себе болтали без умолку, зачастую переходя на птичий язык книжников, в котором женщины понимали едва ли одно слово из десятка. Грешник оказался знатоком книжного дела и его советы – судя по тому, как менялось выражение лица Кьярана, – были весьма дельными. «А я не знал! – то и дело восклицал книжник. – Ну же, расскажи мне еще что-нибудь!»
И Теймар рассказывал.
Фиоре чувствовала растущую злость, с которой было все труднее справиться: золотоглазый как будто забыл, зачем он прибыл в Эйлам. Ни он, ни Кьяран ни единым словом не упомянули о спящих; такое можно было бы понять и простить лишь в том случае, окажись они оба потомственными горожанами – эйламцы всячески избегали говорить о сонной болезни, как будто это могло помочь в борьбе с нею. «Успокойся, – сказала она себе. – Он устал с дороги, хочет немного расслабиться… да и откуда ему знать, что завтрашний день может не наступить?»
– Кьяран, хватит морочить голову гостю! – чуть сердито сказала Ансиль, подавая чай. – Ты бы хоть из приличия спросил господина Парцелла, как ему понравился город…
– Прошу, не называйте меня господином! – умоляюще проговорил грешник, приложив золотую руку к сердцу. – А город прекрасен, что уж говорить. Жаль только, не удалось полюбоваться с высоты на него и на эту великолепную гору, которая словно стоит на страже подле Эйлама… кстати говоря, я как-то слышал, что Спящий Медведь принес вашему городу славу и богатство. Это правда?
– У подножия горы добывают особую глину, – сказала Фиоре. – Не будь здесь Спящего Медведя, не появился бы эйламский фарфор, который и сделал нас знаменитыми на весь мир. Так или иначе, каждый местный житель связан с фарфором – кто-то копает глину, кто-то ее превращает в прекрасные вещи… – с этими словами она подняла на уровень глаз тонкостенную белую чашку, на которой была изображена алая роза с каплями росы на лепестках. Один из лепестков был черным, и Фиоре хорошо помнила, что предшествовало его появлению: когда рисунок был почти готов, чашка затрепетала в ее руках и попыталась вырваться на волю, чтобы разбиться на осколки. Ей пришлось, скрепя сердце, испортить собственную работу.
«Дьюсы выше двенадцатого уровня весьма болезненно воспринимают заточение в какой-нибудь рукотворной вещи и всячески стараются вырваться на волю…»
– Теймар, попроси ее показать тебе мастерскую, – ввернул Кьяран, небрежно выдав сведения, которые Фиоре пока что намеревалась держать при себе. Она досадливо прикусила губу и сжала правую руку в кулак, пряча испачканные краской пальцы. – Она ведь самая талантливая художница Эйлама.
– Не самая!
– Из ее чашек пьет чай герцог Аладоре, – продолжал книжник, посмеиваясь и не обращая внимания на возмущение Фиоре. Он искренне гордился успехами своей воспитанницы, которая за каких-то два года сумела завоевать доверие почти всех мастеров и торговцев Эйлама, людей деловых и несуеверных, и совершенно не желал понимать, что ее ремесло несет в себе не только радость творчества и неплохой заработок. – Около года назад она расписывала блюдо – нарисовала двух танцующих фениксов с огненным оперением. Мне все время казалось, что рисунок вот-вот оживет!
– Очень интересно, – заинтересованно произнес грешник. – И какие дьюсы вселяются в твои… работы?
– Я слежу за этим, – сказала девушка и сама удивилась тому, как холодно прозвучал голос. – Пятна, трещины, все по правилам. Пока что никто не жаловался!
– Что ж, – грешник вздохнул. – Славно. Жаль, я не сумею оценить твое искусство, потому что не различаю цветов.
«Искусство? – подумала Фиоре и смущенно покраснела, а потом вдруг осознала, что Теймар сказал о цветах. – Ох… Кьяран, зачем ты затеял этот разговор?!»
Повисло неловкое молчание.
– Наверное, очень сложно быть таким необычным, – сказал Кьяран. – В городах вроде Эйлама грешникам приходится несладко. Люди так легко вершат несправедливость… – Он не смог договорить, умолк с виноватым видом.
Фиоре взглянула на своего опекуна и ощутила, как волна всепоглощающей нежности захлестывает ее с головой.
Он помнит. Прошло семь лет, но он ничего не забыл…
– Вы не знаете, какой я на самом деле и какого отношения к себе заслуживаю, – ровным голосом проговорил Теймар, опустив взгляд. – Поэтому не пытайтесь определить, что справедливо, а что нет… Впрочем, поговорим лучше о чем-нибудь другом. Вот скажите, кто нас подслушивает последние полчаса?
Книжник потупился – он, как обладатель ключ-кольца, был осведомлен обо всем, что происходило в доме, но не ожидал, что грешник тоже многое чувствует. Для Фиоре и Ансиль случившееся не стало сюрпризом, поскольку они обе хорошо знали характер Геррета и могли с легкостью предсказывать его поступки.
– Малыш, иди к нам! – крикнул Кьяран. – Тебя заметили.
– Не называй меня так! – донеслось откуда-то сверху.
Спустя мгновение одиннадцатилетний внук книжника возник на седьмой ступеньке лестницы, после чего спустился, нарочито громко топая. Сидевший у него на плече томик в красной обложке перелистывал сам себя, шурша страницами; Фиоре знала, что это «Необыкновенные истории» Вара, одна из любимых книг ее племянника. Геррет был щуплым и худым, а еще казался болезненно-бледным – почти таким же бледным, как грешник. «Сколько времени Сола держит его взаперти? – подумала Фиоре. – Почти год. И скоро ему исполнится двенадцать…» Это означало, что любой день мог стать для мальчишки последним. Меры предосторожности, предпринятые Солой и ее мужем, были совершенно бесполезны, поскольку сонная зараза поражала как тех детей, которые много времени проводили на улице, так и затворников поневоле. Фиоре не раз пыталась все объяснить дочери Кьярана, но та не желала слушать и любой подобный разговор превращала в безобразную сцену.
