Вся правда о нас - Фрай Макс (полная версия книги .txt) 📗
При этом меня так и подмывало пуститься в расспросы: «А какие планы? Что именно у вас не вышло? Чем вы вообще тут занимаетесь, пока ваши домашние хлопочут в трактире?» Но я прикусил язык. Искренность собеседника, конечно, великий соблазн, но лезть в чужие дела всё-таки невежливо.
Поэтому я задал другой вопрос:
– А какие ещё бывают цвета? Если уж вы сами сказали, что не делаете из этого тайны, расскажите, пожалуйста.
– Ну, например, синий цвет означает, что я чрезвычайно удивлён, жёлтый обычно сопутствует смеху, оранжевый – восхищению. А самый замечательный – зелёный. Это цвет безмятежной радости. В детстве моё лицо зеленело так часто, что многие соседи думали, это и есть его обычный цвет; с годами он появляется всё реже – такова, надо полагать, цена взросления. Но иногда всё-таки…
– А белый? – нетерпеливо спросил я. – Бывает у вас белый цвет?
Причём сперва спросил, а потом уже сообразил, почему меня интересует именно белый. Вспомнил наконец давешнюю историю о человеке с ножом и белым лицом, вломившемся в палатку Правдивого Пророка, а потом исчезнувшем неизвестно куда. И, кстати, одет он был похоже – малиновая куртка в устах бестолкового нумбанского полицейского вполне могла превратиться в красную, а пёстрая стёганая юбка – напомнить ему деревенское одеяло. Всё сходится! Ясно теперь, почему меня так насторожила внезапная смена цвета лица нового знакомого. У меня настолько дырявая память, что организму пришлось отрастить недюжинную интуицию, при помощи которой удаётся кое-как латать эти прорехи, вот как сейчас – сперва беспокоиться неведомо о чём, а уже потом запоздало понимать, откуда растут ноги у этого беспокойства.
Дигоран Ари Турбон надолго задумался – не то прикидывал, стоит ли оставаться откровенным, то ли просто вспоминал. Наконец сказал:
– Честно говоря, даже не знаю, бывает ли такое со мной. Согласно семейному преданию, белый цвет соответствует подлинному мужеству. То есть безупречной готовности принять свою судьбу, какой бы она ни была. До столь совершенной мудрости мне пока, к сожалению, далеко.
– Не наговаривай на себя, – сказал ему повар Кадди. – Как по мне, именно таков ты и есть. Я бы не удивился, если бы ты вообще всё время был белолицым. Просто наверное это у тебя не внезапное сильное чувство, а привычное состояние души.
– Ну, не знаю, – нахмурился Дигоран Ари Турбон. – Твоими бы устами… – и тут же повеселев, обернулся ко мне: – Зато доподлинно известно, что чёрным моё лицо становится, когда я влюблён. В юности я был влюбчив, как все нормальные мальчишки, за что и получил прозвище «Чумазый Ди». А прекрасные девицы, ясное дело, разбегались от меня, кто визжа от страха, кто хохоча. Вот когда проклятие Туффалея Фаюм Хага действительно здорово портило мне жизнь! И кстати не факт, что такое больше никогда не повторится. Что-что, а уж эта опасность остаётся с нами до последнего вздоха.
– Ваша правда, – авторитетно подтвердил Кофа.
Хотя откуда бы ему знать. До последнего вздоха сэру Кофе Йоху, как и прочим могущественным колдунам, по моим прикидкам оставалось ещё, как минимум, несколько тысячелетий.
Впрочем, он так выразительно смотрел на леди Лари, что мне явно не следовало встревать со своими комментариями.
Леди Лари явно смутилась и поспешила сменить тему.
– Ягодный танг, – объявила она. Голос её звучал решительно, я бы даже сказал, неумолимо. – Мы с вами совершенно забыли о ягодном танге! Неужели вы думаете, что я позволю ему остаться несъеденным?
Мы, разумеется, так не думали. Тем более, что странное на вид густое желеобразное бело-лиловое месиво оказалось одним из самых вкусных десертов, какие я когда-нибудь ел. А я хоть и не записной гурман вроде сэра Кофы, но верный его последователь, практически юный оруженосец. Иногда.
В общем, ягодный танг уписывали все присутствующие, включая синюю птицу Скрюух, хотя она, по идее, хищная и ягоды жрать не должна. Но плевать она хотела на такие идеи.
Клиент, всё это время тихо сидевший над давно опустевшей тарелкой на дальнем краю стола, тоже получил порцию ягодного танга – угощение за счёт заведения, объявила леди Лари – и он, встрепенувшись, смёл его как миленький. А доев, наконец поднялся. Положил на скатерть монету и смущённо сказал:
– Спасибо за всё. Извините, что так засиделся. Очень уж мне у вас понравилось. Как дома в детстве, хотя ничего подобного в моём детстве не было, я осиротел в Смутные Времена и жил с тёткой, служившей стражницей в Нунде. Можно сказать, вырос на каторге – только не подумайте, будто я жалуюсь, там было очень неплохо, и с тёткой мы отлично ладили, просто совсем не похоже на уютную семейную жизнь, вроде вашей. А всё равно здесь у меня возникло такое чувство, словно не в трактир зашёл, а вернулся домой, потому и не хотелось от вас уходить. – Он окончательно смутился и добавил: – Я, наверное, ещё приду, если можно.
– Да где же вы видели трактир, в который нельзя вернуться? – улыбнулась леди Лари. – Обязательно приходите. Мы будем вас ждать.
– Как дома в детстве, хотя ничего подобного в моём детстве не было, – задумчиво повторил Кофа после того, как клиент вышел. – Да, пожалуй, это наиболее точное описание впечатления от посещения вашего трактира. Что-то похожее здесь испытываю и я.
«И я», – сказал я ему, воспользовавшись Безмолвной речью. Сам не знаю, почему не решился произнести это вслух. Ни за что не угадаешь, когда на тебя нападёт очередной приступ застенчивости. Хотя, казалось бы, давным-давно пора им пройти насовсем.
– Ради этого всё и было задумано, – улыбнулся Дигоран Ари Турбон. – В этом основной смысл «Света Саллари».
– Объясните, – потребовал Кофа.
– Ну, я же не знал заранее, что наш Кадди так быстро научится вкусно готовить, – признался тот. – Думал, уж чем-чем, а простой едой жителей Ехо точно не удивишь. И спрашивал себя: зачем нам вообще открывать трактир? Что мы можем предложить людям – такого, чтобы им у нас понравилось и даже захотелось вернуться? И тогда мне пришло в голову, что может быть им – то есть, вам – будет так же хорошо рядом с нами, как нам друг с другом? Дома, в Саллари, соседи часто приходили к нам в гости, чтобы скоротать вечер за разговорами и игрой в «Злик-и-злак». Говорили: уж больно славно с вами сидится. Спокойно и душевно. Вот я и подумал – может быть, в Ехо такого тоже не хватает? Мест, куда можно прийти, как домой и отдохнуть сердцем.
– Да, это был правильный расчёт, – кивнул Кофа. – Готов спорить, к вам все клиенты возвращаются. Даже те, кто впервые зашёл сюда, когда Кадди был не в настроении. Я сам, если помните, так влип.
– А я в тот вечер как раз умудрилась испортить бутерброды, – рассмеялась леди Лари. – Бутерброды! Это был провал такого масштаба, что его, думаю, можно считать своего рода успехом.
– Но как? – изумился я. – Съедобные бутерброды даже я сделать способен, хотя о моей кулинарной бездарности слагают легенды. Как их вообще можно испортить?
– Да проще простого. Взяла по рассеянности сладкое масло вместо обычного, и всё отлично получилось. Видели бы вы своё лицо в тот момент, когда распробовали эту гадость, – ласково сказала она Кофе. – Я была уверена, что сейчас вы или хлопнитесь в обморок, или просто отправитесь за полицией и потребуете арестовать меня за попытку отравления. Но вы были так снисходительны, что даже заплатили за свои страдания. И вернулись на следующий же день – вот уж чудо так чудо! К счастью, Кадди тогда испёк отличный омлет Отшельника и сгладил первоначальное впечатление.
– На самом деле я тогда вернулся с подарком, – ухмыльнулся Кофа. – Принёс вам нормальное масло. Собирался объяснить, что оно у нас продаётся в любой лавке и стоит втрое дешевле сладкого. Жалко вас стало, подумал: наверняка бедную чужестранку обманули недобросовестные торговцы, и вы с их слов решили, будто никакого масла, кроме сладкого в наших краях нет. Пока сами поймёте свою ошибку, трактир трижды успеет разориться, а это будет досадно, место-то славное, где ещё в столице вот так за общим столом, как в деревенском доме посидишь… Но всё это вылетело у меня из головы, стоило учуять запахи, долетавшие с кухни. Я даже масло из кармана не вынул, так и ходил с ним потом до утра. Околдовал меня ваш повар, не иначе.
