Цирк уродов - Шэн Даррен (книга регистрации .TXT) 📗
— Энни, если Стив умрет, обвинят меня, — тихо сказал я. — Не могу тебе все объяснить. Кое-что я не должен говорить никому. Но, поверь мне, если случится самое страшное, мне придется отвечать. Знаешь, что делают с убийцами?
— Ты слишком маленький. Тебя нельзя обвинить в убийстве, — не очень уверенно возразила она.
— Можно. В настоящую тюрьму меня и правда посадить нельзя, но есть специальные колонии для детей. Меня отправят туда, а когда мне исполнится восемнадцать… Энни, ну пожалуйста! — Я заплакал. — Я не хочу в тюрьму!
Она тоже расплакалась. Мы обнялись и зарыдали, как трехлетние дети.
— Не хочу, чтобы тебя посадили, — всхлипывала она. — Хочу, чтобы ты жил с нами.
— Тогда не говори никому, ладно? Обещаешь? Иди к себе в комнату и притворись, будто ничего не видела и не слышала.
Она печально кивнула.
— Но если надо будет сказать правду, чтобы спасти Стива, я скажу, — предупредила она. — Если врачам надо будет знать, кто его укусил, чтобы спасти ему жизнь, я не буду врать. Договорились?
— Договорились, — согласился я.
Она пошла к двери, но посреди комнаты остановилась, вернулась назад и поцеловала меня в лоб.
— Даррен, я тебя люблю, — сказала она. — Но все равно только дурак мог притащить домой паучиху, и если Стив умрет, я буду считать, что виноват ты, — закончила она и с рыданиями выбежала из комнаты.
Я немного посидел рядом со Стивом, держа его за руку и умоляя очнуться. Но он по-прежнему даже не моргал. Наконец я понял, что ждать нечего, открыл окно (вроде как это с улицы что-то влетело и его укусило), глубоко вздохнул и бросился из комнаты, отчаянно вопя:
— Мама! Мама!
ГЛАВА 22
Санитары «скорой помощи» спросили маму, нет ли у Стива диабета, не страдает ли он от эпилепсии. Она сказала, что не знает, но вряд ли. Они спросили об аллергии и еще о чем-то, но мама объяснила им, что она не мать Стива и понятия не имеет, чем он болел.
Я думал, мы поедем с ним на «скорой», но санитары сказали: места на всех не хватит. Они записали имя матери Стива и их телефон, попытались дозвониться, но ее не оказалось дома. Медсестра попросила маму поехать за ними в больницу и заполнить все документы, насколько сможет. Мама согласилась, и мы все трое пошли к машине. Папа еще не вернулся с работы, но мама позвонила ему на сотовый и все объяснила. Он сказал, что приедет прямо в больницу.
Поездка оказалась нелегкой. Я сидел на заднем сиденье и старался не смотреть Энни в глаза. Я должен был сказать правду, но боялся. А хуже всего то, что я знал: если бы в коме лежал я, Стив бы сразу во всем признался.
— Что там стряслось? — спросила мама.
Она старалась ехать как можно быстрее, но не нарушая правил, и не могла повернуться и посмотреть на меня. Это было хорошо: я не смог бы врать ей в глаза.
— Не знаю, — сказал я. — Мы болтали, потом я захотел в туалет и вышел. А когда вернулся…
— Значит, ты ничего не видел?
— Нет, — соврал я, чувствуя, как у меня горят уши.
— Не понимаю; — пробормотала мама. — Он был такой неподвижный и кожа синяя. Я сначала подумала: он умер.
— Его, наверное, кто-то укусил, — встряла Энни.
Я чуть не толкнул ее локтем в бок, но в последнюю секунду решил, что она, наверное, помнит про обещание.
— Укусил? — удивилась мама.
— У него на шее были следы, — сказала Энни.
— Да, я их тоже заметила. Но, думаю, они тут ни при чем, крошка.
— Почему? Что, если змея или… паук пробрался и укусил его… — Она поглядела на меня и слегка покраснела: вспомнила, что обещала не говорить.
— Паук? — Мама покачала головой. — Что ты, детка, люди не впадают в кому от укуса паука, по крайней мере, в нашем климате.
— Тогда что же с ним случилось? — не унималась Энни.
— Не знаю. Может, он съел что-нибудь не то. А может, это сердечный приступ.
— У детей не бывает сердечных приступов.
— Бывает. Очень редко, но бывает. Ладно, врачи разберутся, что с ним стряслось. Они в этом больше понимают, чем мы с вами.
Я первый раз оказался в больнице, поэтому, пока мама заполняла документы, решил осмотреться. Тут все было белое: белые стены, белый пол, белые халаты у врачей. Нельзя сказать, чтоб тут было шумно, и в то же время отовсюду доносились какие-то звуки: скрип кроватей, кашель, гул каких-то аппаратов, стук ножей, тихие голоса докторов.
Мы почти не разговаривали. Мама сказала, что Стива уже осмотрели, но так сразу поставить диагноз врачи не могут. Им нужно время подумать.
— Кажется, они уверены, что все обойдется, — закончила мама.
Энни захотела пить, и мама отправила нас к автомату с напитками за углом. Пока я выискивал монетки, Энни огляделась, убедилась, что никого рядом нет, и поинтересовалась:
— Когда ты им наконец скажешь?
— Когда услышу их мнение. Пусть пока осмотрят его. Может, врачи сами догадаются, что это за яд и как вылечить Стива.
— А если не догадаются? — приставала Энни.
— Тогда скажу, — пообещал я.
— А что, если не успеешь и он уже умрет? — тихо спросила она.
— Не умрет.
— Но если…
— Не умрет! — отрезал я. — Не говори так! И даже не думай! Надо надеяться на лучшее. Мама с папой всегда говорят: больные быстрее выздоравливают, если верить, что они поправятся. Ради Стива не думай, что он умрет.
— Ради Стива надо было бы сказать правду, — проворчала она, но спорить не стала.
Мы взяли стаканчики и вернулись к маме. Пили молча.
Вскоре пришел папа. Он даже не успел переодеться. Папа поцеловал маму и Энни, потом по-мужски сжал мне плечо. Руки у него были грязные, и на моей футболке остались пятна, но сейчас меня это не волновало.
— Есть новости? — спросил он.
— Нет пока, — ответила мама, — Его осматривают. Может быть, пройдет несколько часов, прежде чем врачи поставят диагноз.
— Что с ним случилось, Анжела?
— Пока не знаем. Надо подождать.
— Терпеть не могу ждать, — возмутился папа, но выбора у него, так же как у нас, не было.
За следующие два часа ничего не случилось. Но тут появилась мама Стива. Лицо у нее было такое же белое, как у сына, губы сердито поджаты. Она сразу же набросилась на меня, схватила за плечи и давай трясти.
— Что ты с ним сделал? — визжала она. — Что ты сделал с моим сыном? Ты убил моего Стива?
— Эй, потише вы! — вмешался отец.
Но мама Стива не обратила на него внимания.
— Что ты с ним сделал? — снова закричала она и тряхнула меня еще сильнее.
Я хотел сказать: «Ничего», но зубы у меня стучали, и я не смог произнести ни слова.
— Что ты с ним сделал? Что ты с ним сделал? — не унималась она. И вдруг перестала меня трясти, упала на пол и зарыдала, как ребенок.
Мама встала со скамейки и опустилась рядом с миссис Леонард. Она гладила ее по голове, шептала что-то, успокаивала, потом помогла ей подняться и усадила на скамейку. Миссис Леонард плакала. Теперь она принялась жаловаться, какая она плохая мать и как Стив ее ненавидит.
— Идите поиграйте где-нибудь, — велела мама нам с Энни. Мы послушно встали. — Даррен! — окликнула меня мама. — Не думай о том, что она тебе наговорила. Миссис Леонард тебя не винит. Просто она очень боится за сына.
Я печально кивнул. А что бы сказала мама, если бы знала, что миссис Леонард права и виноват я?
Мы с Энни отыскали игровые автоматы. Я думал, что не смогу играть после такого, но вскоре так погрузился в игру, что забыл и о Стиве, и о больнице. Приятно на некоторое время отвлечься от ужасов настоящего мира. Если бы не кончились монетки, я бы, наверное, проиграл всю ночь.
Мы вернулись к взрослым. Миссис Леонард уже успокоилась, и они с мамой заполняли документы. Мы с Энни уселись и снова стали ждать.
В десять часов Энни начала зевать, и я тоже почувствовал усталость. Мама только взглянула на нас и тут же велела отправляться домой. Я заспорил, но она меня оборвала:
