Семейные обязательства (СИ) - Келин Алекс (читать книги регистрация txt) 📗
Элиза поглядывала на часы. Пьер вернется минут через сорок, ей хватит времени еще на несколько рядов. А закончит она завтра.
Сейчас октябрь, уже начались заморозки, дует холодный ветер с мелкой водяной пылью, то и дело становящейся мрачным осенним дождем. Шарф придется кстати. В планах был еще уютный домашний свитер на зиму. Элиза уже присмотрела мягкую пряжу, осталось выбрать фасон.
Изнаночная - накид - снять... Ох, скорее бы муж приехал со службы!
Элиза привычно подняла глаза на портреты. Теперь они висели в ее гостиной в новом доме.
"Кто бы мог подумать, что я буду так ждать Пьера?" - негромко спросила она у прекрасных дам. Вздохнула и ответила сама себе: "Мне просто до одурения скучно, а с ним можно хотя бы поговорить... За два месяца молчания я совершено одичала".
Вскоре Элиза почти довязала шарф. Она поглядывала на часы почти каждую минуту, и, наконец, не выдержала - пошла вниз, в первую гостиную рядом с прихожей.
Пьер появился минут через двадцать. К тому моменту она успела страшно разозлиться (он где-то ходит, а я тут одна!), до смерти испугаться (вдруг что-то случилось?), обругать себя мнительной истеричкой (задержался человек на службе, так бывает) и начать себя жалеть. Где-то между мыслями "никому я не нужна" и "одной недолго и с ума сойти" стукнула парадная дверь. Через минуту в гостиную вошел Пьер. Он слегка хромал, но выглядел довольным.
В руках он держал изящную корзину из светлой лозы, полную весенних цветов. Не просто букет - цветник, ворвавшийся в мрачную осень из начала апреля.
В окно стучали капли монотонного октябрьского дождя, в приоткрытую форточку влетали запахи угольного дыма, облетающих листьев, первых снежинок и раскисшей грязи. Цветы были обещанием весны. Приветом из солнечных дней, словами: "все будет хорошо" и еще чем-то радостным...
- Добрый вечер, дорогая, - улыбнулся Пьер, видя, как Элиза вскочила ему навстречу, - это вам.
- Спасибо! Красота какая!
Элиза взяла корзину и вдохнула полной грудью. Пусть нарциссы и тюльпаны почти не пахнут, она все равно чувствовала тонкую смесь едва уловимых весенних ароматов.
- Рад, что ваши вкусы не изменились, - неловко поклонился он.
- Да, я всегда любила... Пьер! Что с вашей ногой? Вы схватились за спинку стула, как за костыль!
- Простите, - Пьер оперся на стул, уже не скрываясь, - я думал, незаметно. Глупое происшествие, лошадь понесла. Кстати, ваша любовь к весенним цветам спасла мне жизнь.
- Нужно немедленно вызвать врача!
Элиза подошла к нему, взяла под руку и почти заставила сесть. Пьер со вздохом подчинился.
- Не нужно докторов, дорогая, - отмахнулся он. - У меня просто большой синяк. Пройдет за пару дней.
- Хорошо, - кивнула Элиза. - Но сегодня вы лежите в постели, не нужно нагружать ногу лишний раз. И я вам сделаю компресс из отвара подорожника. Даже не пробуйте возражать!
Элиза мгновенно развила бурную деятельность. Велела отвести мужа наверх, в постель, туда же подать ужин, вскипятить воду для отвара и приготовить чистую ткань. Пьер с сомнением покачал головой, но подчинился напору жены.
Когда все было уже устроено, и они пили чай в спальне, Элиза в который раз с нежностью посмотрела на корзину с цветами.
- Откуда вы знаете, что я больше всего на свете люблю тюльпаны и нарциссы? - с мечтательной улыбкой спросила она.
- Вы об этом говорили. Ваш День рождения семь лет назад. Тогда наши с вами родители еще не оставили надежду нас примирить. Вы меня отчитали за букет красных роз.
- Не помню, - смущенно ответила Элиза. - Но как такую мелочь запомнили вы?
- Дорогая, - вздохнул Пьер, - у меня абсолютная память. Семнадцатое ноября, пятница, вам исполнилось двенадцать лет. Вы были в сине-зеленом платье и серебряных туфельках. Рядом с вами стояла Нина Гагарина в голубом. За напоминание о сказке, в которой злая мачеха послала девочку зимой за подснежниками, вы обе на меня обиделись.
- О, Господи... - Элиза покраснела до кончиков ушей. - Значит, вы действительно ВСЕ помните? Все, что я вам наговорила? Все... Кошмар какой. Простите! Я была уверена, что вы пропускаете мои слова мимо ушей и мгновенно забываете, потому что я вам не интересна... Почему же вы не отказались от брака?
Она поставила чашку на столик у кровати и отвернулась. В голове крутились детские гадости, подростковые колкости и совсем недавние злые слова. Она бы после такого даже разговаривать не смогла бы...
- Элиза, если бы я не умел прощать, я давно сошел бы с ума, - усмехнулся Пьер. - Да не надо так переживать, - успокаивал он всхлипывающую жену. - Я действительно на вас не обижался. Не плачьте, пожалуйста!
Он пододвинулся к краю кровати и взял Элизу за руку. Чуть потянул к себе. Она послушно пересела и снова попросила севшим от стыда и благодарности голосом:
- Простите меня.
***
Темно-серое здание имперской канцелярии, где теперь трудился Петр Румянцев в ранге советника третьего класса, располагалось на набережной Райса, в паре сотен метров от южной башни императорской Цитадели. Канцелярию построили около сорока лет назад на месте старого административного особняка. Возводили с размахом - пять этажей, величественный портик, колонны на всю высоту фасада и два больших крыла.
К резным дубовым дверям парадного входа от широкого каретного подъезда вела лестница. Двадцать три широких гранитных ступени. Петр обычно поднимался и спускался быстрым шагом, думая о чем-нибудь, не имеющем отношения к архитектуре.
Сейчас архитектура стала проблемой.
Петр помянул недобрым словом вчерашнюю свихнувшуюся лошадь. Он мог почти не хромая ходить по ровным мостовым центра столицы, но лестница грозила стать серьезным препятствием. Колено почти не сгибалось, норовя взорваться болью при каждом неловком движении.
Он подошел к перилам, перенес вес на здоровую ногу и приготовился ковылять наверх.
Черти б драли идиотов-кучеров, не способных удержать свою тупую скотину!
Примерно на середине лестницы он все-таки умудрился потревожить сустав. Мстительный организм немедленно выдал все, что мог - от боли потемнело в глазах. Петр едва слышно зашипел сквозь зубы, оперся на перила, держа проклятую ногу на весу, и замер, ожидая, пока пройдет.
- Эт-то что у нас такое? - раздался рядом вопрос фон Рауха. - Не с той ноги встали, юноша?
- Ерунда, - ответил Петр как можно беззаботней. И на одном желании не показывать начальнику свои слабости преодолел еще пару ступеней.
- Угу, - хмыкнул фон Раух. - То-то я смотрю, ты горной серной скачешь. Замри, буду на тебя казенное имущество переводить.
Петр понял только про "замри" и остановился, как был - цепляясь за нарочито-грубо отесанный гранит перил. Фон Раух взял его за руку и намотал за запястье Петра какой-то кожаный шнурок. Подождал пару секунд, забрал шнурок обратно и буднично велел:
- Пошли, доложишь.
Колено больше не болело. Оно слегка ныло, напоминая о кошмаре, но неудобств не доставляло.
Петр поспешил за фон Раухом. Удивленный возглас: "Магические артефакты? У кавалергарда? На ступенях имперской канцелярии?!" он оставил при себе. Не стоит лишний раз озвучивать очевидное.
Они поднялись на третий этаж, в западное крыло. Здесь Петр еще не бывал, вся его работа проходила в маленьком кабинете на втором этаже, а чаще - в пыльных архивах различных ведомств.
За дверью из темного дерева оказался просторный холл. В центре был расположен полукруглый стол, за ним работали два секретаря. У высокого стрельчатого окна стояла большая глиняная кадка с Chamaedorea - комнатной пальмой. Услужливая память привычно выдала услышанное когда-то от тетушки Натальи, большой любительницы домашнего цветоводства: "Название происходит от chamai - низкий и dorea - дар, подарок. Плоды пальм свисают почти до земли..."
