Сарантийская мозаика - Кей Гай Гэвриел (мир книг .TXT) 📗
— До того, как ее начнут сбивать?
— Да, — согласилась она безмятежно. — До того. Я тебе сказала, когда мы проходили через Святилище той ночью: теперь я лучше понимаю то, о чем мы говорили во время нашей первой встречи.
Он ждал.
— Ты сетовал на материалы. Помнишь? Я тебе ответила, что они лучшие из тех, что у нас есть. Что была чума и война.
— Я помню.
Гизелла слегка улыбнулась.
— То, что я тебе говорила, — правда. Но то, что ты говорил мне, было большей правдой: я видела, что может сделать мастер, имея нужные материалы. Во время работы над церковью моего отца ты был связан по рукам и ногам, словно стратиг на поле боя, который командует одними фермерами и рабочими.
Таким был ее отец. Он таким и умер.
— При всем моем почтении, госпожа, ты смущаешь меня таким сравнением.
— Знаю, — ответила она. — Но обдумай это потом. Мне самой это сравнение понравилось, когда оно пришло мне в голову сегодня утром.
Она оказала ему большую милость, расточая похвалы, дала ему личную аудиенцию, только для того, чтобы проститься. У него не было никаких причин для обиды. Восхождение Гизеллы на трон, возможно, спасет его и ее родину от разрушения.
Он кивнул головой. Потер свой бритый подбородок.
— У меня будет для этого свободное время на корабле, моя повелительница.
— Завтра? — спросила она.
— Послезавтра.
Позднее он понял (на досуге, уже на корабле), что ей это было известно и что она направляла беседу.
— Вот как? Значит, ты улаживаешь дела.
— Да, повелительница. Хотя, как мне кажется, я уже закончил.
— Ты получил все причитающиеся тебе деньги? Мы хотим, чтобы с этим все было в порядке.
— Получил, госпожа. Канцлер любезно сам проследил за этим.
Она взглянула на него.
— Он обязан тебе жизнью. Конечно, я тоже понимаю, что я... перед тобой в долгу.
Он покачал головой.
— Ты была моей царицей. Ты моя царица. Я не сделал ничего...
— Ты сделал то, что было нужно мне, рискуя собой, дважды. — Она поколебалась. — Я не стану слишком долго распространяться на эту тему. — Он услышал, что ее голос перестал был официальным. — Но все же я родом с запада и горжусь тем, что мы можем показать им здесь, на востоке. Мне жаль, что... обстоятельства потребовали уничтожить твою здешнюю работу.
Он опустил глаза. Что можно было ответить? Это — смерть.
— Мне также пришло в голову, на основании того, что еще я узнала в эти последние дни, что есть еще один человек, которого ты, возможно, захочешь повидать перед отъездом.
Криспин поднял глаза.
Гизелла, царица антов, императрица Сарантия, ответила ему взглядом своих синих глаз.
— Только она не сможет тебя увидеть, — предупредила Гизелла.
Снова появились дельфины. Он гадал, увидит ли их, и понимал, что смертному сомневаться на этот счет глупо и самонадеянно: как будто морские создания могли являться или не являться в зависимости от того, что люди творят в городах на суше.
С другой стороны (хотя это и ересь), в эти дни много людских душ надо было перенести в самом Сарантии и возле него.
Он стоял на маленьком узком императорском судне, и чтобы попасть на него, ему стоило только предъявить тонкий кинжал Гизеллы с вырезанным из слоновой кости лицом ее отца вместо рукоятки. Подарок, как она заявила, вручая ему кинжал, чтобы он ее помнил. Хотя она еще сказала, что надеется через несколько лет приехать в Варену. Если все сложится должным образом, в Родиасе состоятся церемонии.
Экипаж предупредили запиской, что человеку, который принесет изображение отца императрицы, разрешено плыть к месту, закрытому для всех остальных.
Он уже был там раньше.
Стилиану держали не в тюремных камерах под дворцами. Кто-то, обладающий тонким чувством иронии и пониманием наказания — вероятнее всего, Гезий, который видел так много насилия в своей жизни и выжил, несмотря ни на что, — выбрал другое место, где ей придется доживать жизнь, оставленную ей императором. Тем самым он проявил милосердие к бывшей супруге и дал народу понять свою благожелательность к ней.
Действительно, достаточно посмотреть на Леонта на Золотом Троне и Стилиану на острове, думал Криспин, снова глядя на плывущих рядом с кораблем дельфинов, чтобы понять всю иронию.
Они причалили, судно привязали, для него спустили сходни. Единственный посетитель, единственный человек, высадившийся на остров.
Воспоминания и образы. Криспин бросил взгляд, почти против своей воли, и увидел то место, где Аликсана сбросила на камни плащ и зашагала прочь. Ему снилось это место, освещенное лунами.
Корабль встречали. Двое Бдительных, храня молчание, повели Криспина по тропинке среди деревьев. Пели птицы. Косые лучи солнца проникали сквозь шатер из листьев.
Они вышли на поляну, где погибли люди в тот день, когда был убит Валерий. Никто не заговорил. Криспин осознал, что не чувствует почти ничего, кроме ужаса, как он ни старался подавить его.
Он жалел, что приехал. Он и сам не понимал, зачем это сделал. Его провожатые остановились, один из них показал рукой на самую большую из хижин. Хотя Криспин не нуждался в подсказках.
Тот же дом, в котором жил ее брат. Конечно.
Но разница была. Окна распахнуты со всех сторон, зарешеченные, но ставни открыты, чтобы впустить утренний свет. Он удивился. Пошел вперед. Здесь стояли охранники. Трое. Они смотрели мимо него на его провожатых и, очевидно, получили какой-то сигнал. Криспин не стал оглядываться, чтобы проверить. Дверь отпер один из них.
Никаких слов, ничего. Интересно, подумал он, запрещено ли им разговаривать, чтобы избежать любого шанса соблазна, подкупа. Он вошел. Дверь за ним закрылась. Он услышал, как повернулся в замке ключ. Они не хотели рисковать. Должно быть, знали, что сделала эта арестантка.
Стилиана тихо сидела в кресле у дальней стены, в профиль к нему, неподвижно. Никакой видимой реакции на появление постороннего. Криспин смотрел на нее, и ужас исчез, уступив место множеству других чувств, в которых он даже не пытался разобраться.
Она сказала:
— Я же тебе сказала, что не буду есть.
Она не повернула головы, не видела его.
Не могла его видеть. Даже с того места, где он стоял, с другого конца комнаты, Криспин понял, что у нее нет глаз, их выкололи. Черные глазницы на том месте, где он помнил яркий блеск. Он представил себе, сопротивляясь этому видению, подземелье, инструменты, горящий огонь, факелы, приближающегося к ней крупного человека с толстыми умелыми пальцами.
«Еще один человек, которого ты захочешь повидать», — сказала Гизелла.
— Не могу тебя винить, — сказал он. — Еда здесь ужасная, как я себе представляю.
Она вздрогнула. Вызывало жалость, что так безупречно владеющую собой женщину, которую так трудно было смутить, можно заставить так реагировать на неожиданно прозвучавший голос.
Он старался представить себе, каково быть слепым. Исчезнут цвет и свет, оттенки, тени, их богатство и игра. Нет ничего хуже на свете. «Лучше смерть», — подумал он.
— Родианин, — сказала Стилиана. — Пришел узнать, каково заниматься любовью со слепой женщиной? Подогреть аппетит?
— Нет, — ответил он, сохраняя спокойствие. — Совсем никакого аппетита, как и у тебя, по-видимому. Пришел попрощаться. Завтра я уезжаю домой.
— Так быстро закончил? — Ее тон изменился.
Она не повернула головы. Почти все ее золотистые волосы остригли. Другой женщине это могло бы испортить внешность. А у Стилианы только открылось совершенство линии скул и костей под почерневшими и опустевшими глазницами. Он подумал, что ей не поставили клеймо. Только ослепили.
Только ослепили. И заточили в эту тюрьму на острове, где влачил свои дни в темноте ее брат, который и внутрь дома не впускал ни один солнечный луч.
Теперь кругом был свет, заливающий комнату, бесполезный для нее, предлагаемый только тому, кто может войти. И это больше, чем что-либо другое, говорило о характере этой женщины, подумал Криспин, о ее гордости. Только молчаливые стражники заходят сюда каждый день, но Стилиана Далейна не прячется, не скрывается под покровом темноты. Если имеешь с ней дело, нужно смириться с тем, что ты видишь. Так было всегда.
