Кровь и Серебро (СИ) - Плотникова Александра (книги бесплатно TXT) 📗

Я собрался. В прямом смысле усилием воли собрал себя воедино недалеко от входа в катакомбы. Никак до конца не могу понять, почему получается этот фокус и почему разделение себя на множество не сносит мне мозги. Что, впрочем# не мешало и не мешает мне пользоваться этим приемом до сих пор. Обретение цельности и плотности изменило восприятие, сделав его не таким широким и всеобъемлющим. Я замер возле ствола старого дерева и прислушался — почуяли меня или нет? Если логика мне не изменяет, тот, кто накладывал отводящие заклятье, должен услышать, что его затронул кто-то чужой. Драться там внутри мне не улыбалось вовсе — на чужой территории, напичканной хрен его знает какими ловушками… нет. Я надеялся, что кто-нибудь оттуда всё-таки вылезет посмотреть на нарушителя границы. А я полюбуюсь на рукодельников.

Ждать пришлось недолго. Сначала там внутри насторожились палачи, пока продолжали орать их жертвы; немаленький слой земли и камня моему слуху помехой не был, и звуки хоть и приглушённо, но все же доносились. Видимо, им потребовалось время на разговор и какое-то решение, потому что медленные гулкие и тяжёлые шаги, перемежавшиеся натужным дыханием, я услышал не сразу.

Двигался не человек.

И у меня оставалось время, чтобы скинуть мешающий плащ и достать меч из-за плеча. Правда, я почему-то сомневался, что он поможет.

Тварь приближалась. Спокойствие сменилось азартом охоты, между пальцев свободной руки сама собой заиграла маленькая молния — я предвкушал, как когти с влажным хрустом разорвут чью-то плоть, и мне в лицо хлынет горячо дымящаяся кровь. Но существо, показавшееся из прохода на свет проглянувшей из-за неплотных туч луны, в первый миг заставило меня оторопело моргнуть.

Оно напоминало раскормленного быка, решившего ни с того ни с сего подняться на задние ноги и прикинуться человеком. Несуразно раздутая туша с торчащими кое где шипами покачивалась из стороны в сторону, уродливая башка клонилась вперед под весом рогов. Тварь водила мордой и принюхивалась.

— Гик! — Зверюга топнула копытом, не понимая, почему не чует привычных запахов. — Гик! Ха-аш’ак’Гик!

Та-ак… мне следовало догадаться, что за пропажами могут стоять жрецы культа. Но если у них еще и подобные твари имеются в распоряжении…

Думать было некогда. Оно меня учуяло и… нет, не испугалось. Взревело что-то нечленораздельное и поперло напролом. Смешно, но оно оказалось довольно тупым. Я скользил между деревьев, приманивая и раздражая его вспышками светляков, заставлял кружить и цепляться рогами за стволы. Времени у меня было не так много, ровно до того момента, пока остальные устанут ждать. Попытаться зарубить зверюгу? Глупо. Слишком крупная. Попробовать пустить ей кровь и ухватиться за поток?

Я прыгнул сбоку, вильнул, заставив тварь впилиться кончиком рога в ствол. Скользящий удар меча пришелся по плечу и, к моему удивлению, все же немного пропорол толстую шкуру, под оглушительный рев брызнула кровь. Я поймал черные капли, брызнувшие из глубокого поерза и мгновенно превратил их в нечто острое настолько, насколько хватало моего желания убивать. Тварь еще дергалась а попытках высвободить рог из ловушки, а бритвенно-тонкое лезвие ее же собственной крови уже подрезало подколенные сухожилия. В первый момент, рухнув на колени, тварь не поняла даже собственной боли. Лишь когда мое оружие впилось в уязвимый бок, добираясь до внутренностей, раздался новый рев.

Через минуту все было кончено. Туша валялась разделанной, а за мной тянулся влажно блестящий шлейф еще горячей крови. Капли и лезвия кружились в морозном ночном воздухе, все еще дымясь. Я не спешил отпускать их. Прислушался — пока тихо, тревоги еще нет. Но у них там что-то под угрозой срыва, и скоро перехлестнет раздражение. Медлить нельзя, иначе потеряю преимущество неожиданности. Остается одно — идти туда.

Я поймал на кончик когтя каплю крови и слизнул ее, открываясь тем образам, что она в себе несла. Нужно было немного: всего лишь увидеть внутренность подземелья, расположение ходов, если они есть. Но я получил даже больше, чем хотел. Меня накрыло тупой злобой и кровожадностью, причем не от голода, всего лишь от желания рвать плоть, просто потому что это дозволено хозяевами, которым существо было предано абсолютно. Не как фанатик или последователь, скорее, как животное — вообще не рассуждая. Я видел, как оно рвет на части еще живых жертв, выдирая и со смачным чавканьем сжирая куски плоти иногда вместе с одеждой. Кровь заливала плотно утоптанный земляной пол, попадала в каменную чашу в центре пещеры. Неверный свет факелов падал на перекошенные ужасом и безумием лица скованных кандалами пленников, на полуобглоданные трупы по углам и кости, сваленные в кучу, на здоровенный рогатый череп, скалившийся на шесте над чашей. Иногда пара жрецов в белом, с лицами, скрытыми золотыми масками, самолично перерезала пленникам глотки, и поток крови хлестал в чашу, которая все никак не наполнялась… Бездонная она, что ли?

Я понимал, почему поседел вернувшийся отсюда мальчишка. Было с чего. Сколько народу они так перерезали? Для чего? Что это за божество требует такого количества крови? Кровь — это жизнь. И догадка вертелась на краю сознания, но времени додумать ее не оставалось. Я встряхнулся, избавляясь от видений и шагнул в проход, выстроенный явно не человеческими руками.

Я хищник. Я охочусь ради пропитания. Люди для меня всего лишь удобная дичь, и кровь меня не пугает. Но такое… бессмысленное расточительство и жестокость выходили за границы моего понимания.

Скользя по длинному тоннелю, полого опускавшемуся вниз, я благодарил свою не-жизнь за возможность не дышать. Воняло звериным духом, кровью, вывороченными кишками и их содержимым. Сквозь стоны и скулеж пленников доносились приглушенные голоса жрецов.

— Что-то Гик задерживается, — сказал один негромко.

— Жрет, наверное, — отозвался второй.

— У него приказ, — настаивал первый. — Он притащил бы тело сюда. Там что-то не так. Да и Грак вон беспокоится.

— Если провороним ритуал, нам же будет хуже., так что не отвлекайся. По слухам, вампирятина опять головы поднимает, — на это второй собеседник насмешливо фыркнул.

— Слабоумные поделки последователей выжившего из ума древнего старца! Долго они не живут и угрозы хозяевам не представляют.

Я не стал выходить из теней и показываться на глаза двум самоуверенным мразям, собиравшимся перерезать горло очередной жертве. Тонко заострившийся жгут крови выхлестнул им навстречу, изгибаясь и пробивая горло сразу обоим. Завизжала на одной ноте женщина, которую они держали над чашей, встрепенулись и запыхтели две принюхивавшихся твари. Но хоровод кровавых лезвий быстро оборвал все лишние звуки — мне не хотелось возиться долго. Крови вокруг было с избытком, и убить все, что шевелится труда не составило.

Несчастных жертв я не жалел. Вряд ли они смогли бы нормально жить после такого. Безумием от них пахло совершенно отчетливо, а клубившиеся вокруг образы были насквозь пропитаны какой-то жуткой дичью, настойчиво стучавшейся мне в сознание. Здесь были замучены десятки людей, часто — детей. То, что так настойчиво требовало постоянных жертв, почем-то считало малолеток самыми вкусными.

Я прошелся по пещере, откровенно брезгуя ворошить мертвые тела и кости, тем более что свежей крови уже успел наглотаться. Долго разглядывал клыкасто-рогатый череп, но это была всего лишь кость, башка одной из тех тварей. А вот на окантовке чаши я нашел странные руны, какие-то слишком уж чуждые, отталкивающе-искаженных очертаний. Они чернели, словно были не выточены, а выжжены в камне, и, само собой, я не мог их перевести. Но мог запомнить — перерождение сделало мою память куда более цепкой к деталям. Мне казалось, что эти символы могут оказаться важны, и я заучивал их до последней черточки. И думал. И выводы, которые напрашивались, заставляли меня невольно щерить клыки.

Культ Хаш’ак’Гика набирал силу последние сорок лет. Жрецы расползались как тараканы по всему Носготу, а может, и за его пределами. Как их отрава проникала в умы людей, какими способами — не знаю. За их обещаниями не стояло ничего, даже власти и богатства, но люди поддавались. Я видел, как поддавались мои собственные вассалы и радовался, когда чума начала косить адептов точно так же, как и всех прочих смертных. До нашей глуши докатывались лишь смутные слухи об их влиянии, от которых отец отмахивался, мол, люди соврут — недорого возьмут. Да и вели себя они поначалу тихо. Резали на алтарях петухов, предупреждали о волколаках и прочей нечисти, старались быть… удобными. До тех пор, пока графский титул не перешел ко мне. Тогда на алтарь лег первый человек, и началась тихая война. Они запрещали сжигать тела мертвых, что у нас, во избежание появления нежити, делалось испокон веков. И я подозревал, что обвинения в вампиризме посыпались на меня не случайно. Еше немного — и покойники начали бы вставать, а там совсем недалеко до штурма замка чернью…