Френки и Майкл - Чекалов Денис Александрович (читать полную версию книги TXT) 📗
И все же он был очень силен.
– Убей его, – зло приказала Франсуаз.
Вампир начал приближаться.
Потемневшая кожа на его лице шелушилась и отслаивалась. Рваные лоскуты висели на его щеках, лбу и висках, обнажая проплешины розового мяса.
Черные лохмотья рубахи развевались под ветром. Я видел, что мускулистая грудь твари испещрена глубокими рубцами. Я насчитал шесть отверстий, не иначе проверченных пулями.
Половой орган вампира успел отрасти; теперь он высовывался из прорванного в штанах отверстия и покачивался при каждом шаге.
– Ты слабее меня, человек, – прохрипел вампир. – Вы всегда были слабее нас.
Он сделал еще шаг и протянул руки, чтобы схватить меня.
Его плечи бугрились мускулами, и я понял, что все то время, пока изголодавшиеся твари ходили по безжизненной пустыне, этот вампир питался кровью собратьев.
Я отступил назад, и бугристые пальцы человека сомкнулись на пустоте.
Он посмотрел на меня, из его широкой груди вырвалось приглушенное рычание.
За мгновение перед тем, как его члены пришли в движение, я понял, что он собирается прыгнуть.
Я перекатился, пройдя сквозь бушующий столб адского пламени. Я слышал, что одно прикосновение к нему навсегда калечит человеческую душу, но меня это не волновало.
Человек стоял, наклонившись вперед; не поднимаясь на ноги, я сильно ударил его коленом, и он растянулся на камнях, теряя зубы.
Серые люди, шепчущим кругом обступившие нас, заговорили громче.
Мой противник встал на колени, упираясь в землю руками. Его голова оглушенно покачивалась, он пытался подняться на ноги.
Я вскочил; он стоял уж очень удобно для меня, и я единым ударом ноги сломал ему хребет.
Парализованная тварь закричала, вновь падая на камни. Я пнул его по обоим плечам и услышал, как хрустят, ломаясь, его ключицы.
Боль придала человеку силы, и он поднялся; его тело извивалось, ибо сломанный позвоночник больше не мог удерживать его.
Я отступил назад, приглашая его последовать за мной.
Он заревел от боли – такое бывает, если вслед за раздробленным хребтом рвутся один за другим нервные волокна.
Я знал, что его позвоночник не срастется, пока он стоит. Или срастется не правильно.
Он ринулся вперед, стараясь ухватить меня. Я уклонился, но не смог правильно рассчитать движения. Переломанные плечи заставляли руки твари двигаться под неестественными углами. Грубые пальцы схватили меня и оторвали от земли.
Я сложил вместе руки и несильно ударил его в грудь.
Это должно было привести к разрыву сосудов твари и обильному внутреннему кровоизлиянию.
Он заревел, и кровь полилась из его распахнутого рта.
– Кровь, кровь, – жалобно запричитали вампиры.
– Можно, можно нам наконец напиться крови.
Я понял, что совершил ошибку. Я не должен был показывать этим людям того, чего они так сейчас жаждали.
Я развел руки и ударил противника по почкам. Правая из них лопнула, про левую я не мог сказать с уверенностью.
Он отпустил меня, прижимая ладони к телу.
Кровь продолжала литься из его рта, вампиры кричали все громче.
Я нашарил взглядом приличной величины камень, поднял его с земли и с размаха всадил в рот человека, накрепко запечатывая его.
Тварь пошатнулась, давясь гранитом. Я наотмашь ударил вампира в левую часть груди.
Мгновение я не слышал ничего вокруг – только звук, с которым там, внутри, лопнуло его сердце.
Он упал, выкатывая глаза.
Я ударил его по лицу, еще глубже вгоняя камень в его пасть.
Дрожа, он встал и замер, в бешенстве глядя на меня.
Кровь, вырывавшаяся из разбитых сосудов и обильно лившаяся внутрь его тела, теперь попадала в желудок твари и кормила его.
Черные глаза человека полностью заполнились золотыми мельтешившими искрами.
Он поднял голову и с трубным «ха!» вытолкнул вбитый в его глотку камень. Кровь более не лилась из его почерневших губ. Вся, до последней капли, она впиталась в ткани его тела.
Он раскрыл рот, пытаясь заговорить, но оттуда вырывался только хрип.
Я видел, как кровавое безумие поднимается в нем, заполняя мозг.
Он бросился на меня так стремительно, что я не успел отскочить. Он обхватил меня, и мы покатились по земле. Рот твари распахнулся, я не мог увернуться от вылетавшего из него окровавленного песка. Смрадный запах ударил мне в нос, и два кривых клыка потянулись к моему горлу.
Я обхватил его и свел руки вместе у него за спиной.
– Убей его! – закричала Франсуаз.
Я резко опустил руки туда, где, разорванный, сходился и расходился его сломанный позвоночник.
Его глаза находились так близко от моего лица, что я увидел, как ему больно. Он отпустил меня, и я ударил его еще раз.
Я встал, перевернув его, а он продолжал корчиться на земле, поднимая руки и скрючивая пальцы.
– Прикончи его! – приказала Франсуаз.
Я вынул из кобуры шестизарядный револьвер, в котором сверкали серебряные пули.
Я взвел курок, проворачивая барабан.
Человек поднялся, превозмогая боль. Он сделал это и успел еще заглянуть в дуло револьвера.
Я нажал на спусковой крючок.
Серебряная пуля вонзилась в лоб человека, пригвождая его к месту.
Его огромные кулаки разжались, а нижняя челюсть отвисла.
Он сделал шаг назад, затем другой, потом осел на колени.
Его черные глаза закатились, и золотые искорки гасли в них одна за другой.
– Ты – наша королева, – бормотали вампиры, подходя к Франсуаз.
Они тянули вперед изможденные руки, стараясь дотронуться до нее.
– Веди нас, – шептали они. – Веди нас туда, куда ты скажешь. Только, пожалуйста, накорми нас. Мы очень голодны.
Безжизненное тело вампира упало, распростершись на камнях. Бурые струйки уже начинающей загнивать крови вырывались из его глаз, ушей и рта и впитывались в песок.
Откуда ни возьмись, над ним появились мухи. Я выстрелил в него еще дважды и зашагал к машине.
Солнце поднималось над прерией, и небо осветилось. Точно занавес подняли.
Да только поспешили – сцена еще не была готова к тому, чтобы предстать перед жадными взглядами скучающих зрителей. Дощатые декорации, изображающие то лес, то дом, то скирды сена, оборачиваются к залу деревянными задниками; софиты частью выключены, частью светят по углам сцены, не освещая ничего, кроме входа за кулисы; рабочие сцены в темно-синих фартуках выносят столы и стулья и недоуменно поворачивают головы, услышав раздающиеся в зале возгласы.
Занавес поднялся, но ни одного из действующих лиц пьесы еще нет там, где ему полагается быть.
Двое вампиров, мужчина и женщина, перепуганные полицейской облавой, таились где-то в темном заброшенном подвале или на одном из этажей какого-нибудь строящегося дома. Голодные до колик, до бешенства, они все же не решались показаться на улице, где каждый был им пищей, но каждый был и врагом.
Голод и бешенство боролись в них со звериным чутьем, предупреждавшим об опасности. И когда голод победит, их уже нельзя будет остановить.
Жители деревни, которую сровняли с землей священники, самую память о ней вытравив из бескрайней прерии, – эти люди брели теперь по длинной дороге вслед за нашим автомобилем, и не было у них более ни дома, ни имени, ни судьбы.
Человек, который видел двоих вампиров и мог бы узнать их среди миллионов и миллионов жителей огромного города, теперь валялся где-то пьяный и дрожащий, и единственное, чего он желал, – это забыть то, что знал теперь только он один.
Солнце поднималось слишком быстро – оттого, наверное, что ничего не знало о человеческих делах и ничего не хотело знать.
Ночь кончилась, но она продолжалась для двух обезумевших от крови тварей. А это значило, что ночь вампиров будет продолжаться и для многих других.
Длинные пальцы Франсуаз небрежно лежали на темном колесе руля. Маленький мальчик, которого она усадила мне на колени, давно уснул, обхватив меня руками и ногами так крепко, что можно было подумать, что он осьминог.