Паучий замок (СИ) - Юрьев Валентин Леонидович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Подумав о том, что он только что в темноте прошел по камням, ещё покрытым кровью убитых и представив себе их нелепо скрюченные тела, которые растаскивали как мясо на рынке, где отделённые от тел, глазели с прилавков свиные и бычьи головы, Мишка почувствовал дурноту и слабость и вдруг, в бликах пламени увидел глаза лежащих связанных вартаков, внимательно следившие за ним.
Тут он мгновенно очнулся от дремотного состояния. Лица пленных уже отличались от того несчастного киселя, с которым они сдавались. Сейчас, осознав до конца, что им грозит, пленники были злы на себя за то, что сдались так легко, почти без боя, их мысли крутились вокруг слов 'побег', 'воля' и 'пожрать'. А ещё — 'отомстить'!
Поэтому лицо вынырнувшего из темноты наглеца, так дёшево купившего их сегодня в бою, а сейчас, явно, струсившего, вызвало волну ненависти, которая рокотом перекатывалась, за ним, пока дурачок пытался сообразить, где же настоящий лагерь. На него показывали кивками головы, о нём гудели тихие голоса и, вскоре, вся эта толпа точно знала, какая рыба к ним заплыла.
Среди этого отребья много было таких, кому жизнь не кажется большим подарком и напугать их копьём охранника не всегда удаётся, когда впереди светит дорога на каторгу, что равносильно той же самой смерти. Мишка почувствовал эту ненависть всей своей шкурой, но куда бы он не поворачивал, всюду кто-то лежал или сидел, глядя на него горящими глазами.
Конечно, виднелись у костров и фигуры охранников, но кто сможет в такой толкотне определить виновного в убийстве и что такое жизнь простого мальчика для того, кто убивал не раз. Сдерживала только верёвка на руках. Но не на ногах. Цепочки связывались так, чтобы петля на шее переднего крепилась к рукам заднего. Ноги были свободны, чтобы рабы могли работать.
Мишка стал продвигаться к ближайшему воину, видя, как многоногие цепочки, словно неуклюжие животные, сдвигаются так, чтобы перекрыть ему дорогу. И он понял, что не успеет пройти, тела 'гусениц' раньше сомнут его, повалят, даже не вставая, а там, на земле недолго сдавить горло, или садануть камнем или просто ткнуть когтем в глаз, много ли сил надо на детёныша?
Он остановился и увидел, что охранник смотрит сюда, в эту сторону, видимо, заметив шевеление, но в отблесках костра в темную ночь трудно разглядеть движение на земле и воин следил только за тем, чтобы пленники не вставали.
А они и не собирались. Убийцы по характеру и по профессии, знали, что главное — остановить и сбить вниз, всё остальное руки или ноги сами сделают.
Мишка начал 'просить'. Он уговорил веревку ближайшей гусеницы вцепиться в камни как корнями и эта заторможенная многоножка, корчась и сверкая злыми, многоликими глазами, начала извиваться на одном месте, мешая другим.
Потом он очертил окружность вокруг себя на ширину раскинутых рук и стал вращаться на месте, бормоча:
— Я — воздух, под ладонями, я твёрд как камень, как алмаз, меня не пробить твёрдой сталью, воздух, стань со мной твёрдым как камень, как алмаз, окружи моё тело….
Расставив руки он, сам того не замечая, исполнял связки движений своего воинского танца, и охранник, увидевший это, вынул рог и прогудел, вызывая подмогу, а сам, стал двигаться в сторону Мишки. Это был хорошо тренированный сильный воин, но он знал, на что способны кажущиеся безобидными тела. Поэтому двигался осторожно, уколами короткого копья пробивая себе надёжную дорогу.
Удар, который должен был разбить ему голову, Мишка пропустил, не увидел, он только услышал грохот тяжёлого копыта около затылка и, очнувшись от своего кружения, понял, что сам себя замуровал в большую бутылку, и сейчас этот невидимый сосуд спас ему жизнь.
— Назад! Назад, говорю! Прочь, крысы!
Голос охранника был совсем рядом, но удары следовали за ударами, а вслед за ними болью и непониманием отражались взгляды убийц.
— Умри!… Нна!... Получи!! Сдохни, сопливая жаба!
Пленные в азарте тоже начали орать. Они не понимали, в чём дело, а просто делали привычную работу. Если бы бил один, он бы быстро понял, что что-то не так, но их было много и, каждый хотел ударить. Возможно, это Мишку и спасло.
Без сил опустившись на корточки, он подумал, что не знает, сколько выдержит его маленькая крепость, сделанная мыслью из ничего, из воздуха. А врагам было невдомёк ощупать преграду и понять, что сверху её попросту нет и оттуда ненавистное тело можно достать, как моллюска их скорлупы.
Всё закончилось с топотом ног охранников, которые тоже ничего не поняли, но ударами копий отогнали корчащиеся от бешенства ноги и их туловища от странного мальчишки, с которым разговаривал сам король. Ощупав преграду и поминая про себя нечистую силу, с помощью Сияющего они нащупали сверху отверстие, через которое вытащили его наружу, испачканного кровью, но живого и невредимого.
Мишку оттащили в палатку к дежурному, обмыли, услышали, что он просто заблудился и отвели к матери, решив ничего не говорить о необычном ночном приключении, тем более, что пацан сразу заснул и мать, угостив охранников, чем могла, не стала выяснять подробности, а отец, ничего не зная, сидел за столом и был весьма весёлый, да, ведь, по большому-то счету, ничего и не произошло.
Утром Мишка уже забыл о своих печалях. За ночь по реке поднялись остальные плоты, пестря на отмели яркими красками, стоял весёлый гомон, вещи грузились на раздутые спины когда-то живых аргаков. Когда он с опаской поглядел в сторону ночного кошмара, то увидел только слабый дым затухающих погребальных костров, пленники давно уже ушли, унеся с собой все его страхи.
Он хотел идти скорее на плоты, но мать не пустила, заставила умыться, поесть, потом надеть вымытую за ночь одежду и отвела к отцу, который был сегодня серьёзнее, чем обычно, зная, что его ребёнку грозит опасность, сути которой он не понимал и отвести которую он не мог.
Как и каждый отец, Крориган готов был подставить свою грудь под удары, но сейчас даже не догадывался, чем защитить своего любимца и боялся этой неизвестности. Слушая хохот и весёлые голоса на пристани, он в который уже раз пожалел, что судьба подарила ему такого странного сына. "Был бы как все" — думал он — "было бы всё, как у нормальных иритов. И почему так не везет?"
А Мишка, заражаясь общим оживлением и весельем, уже бормотал что-то небольшим голышам, подумав, что это будет забавно и заранее смеясь. Он прыгал вокруг отца, рассмешив и его, потом начал исполнять свой воинский танец, но так дурачась, что отец, в конце концов, разозлился и решил шлёпнуть нахала, но не догнал сразу. А потом, когда поймал и ощутил в руках теплоту маленького гибкого тела, такого родного, то и сам рассмеялся, уткнувшись носом в макушку головы. После беготни их позвали в шатёр, и, войдя, они уже составляли такое неразделимое целое, что вся свита короля тоже заулыбалась, неизвестно чему.
Отец с сыном вошли, встали на одно колено и преклонили голову. По церемониалу, Мишка должен был падать на оба колена, но ему всё сошло с рук, потому что утро было прекрасным. Гирбат кушал и был в хорошем настроении. Около него в тревоге застыл колдун, который пока ещё не знал, чем могут закончиться игры с властителем и, на всякий случай, боялся за своего ученика.
За ночь в шатре прибавилось обстановки и король сидел не на камне, а в кресле, за крепким столом. На полу появились ковры, а вместо стен — тканевые занавесы.
— Рад видеть вас, мэтр Крориган и тебя, маленький герой! Ну, что? Сегодня у тебя есть силы для мудрости?
— Я думаю, что силы есть, Ваше величество, я только не уверен, достаточно ли у меня мудрости, чтобы её показывать.
Мишка решил казаться скромным, хотя и чувствовал, что с каждым днём его уверенность в себе растёт. Но какая-то ирония в голосе, всё же, просочилась наружу, и Гирбат понял, что у этого странного сорванца нет ни капли страха.
"Удивительно!" — думал он — "Даже старик Мудрый тихонько трясётся, а этот малыш ведет себя так, будто бы я — его брат. Даже не брат, а сестра, с которой не надо бороться за трон и нечего бояться".
