Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана (читать книги без сокращений .txt) 📗
- Хм... - тонкие бледные пальцы медленно постучали по темному дереву подлокотника. - Какая мне с этого выгода?
- Я не буду причинять вам неудобств, пытаясь вас убить, а меня рано или поздно вынудят на эти попытки, если возьмут в оруженосцы те люди, которым это необходимо. Шантажом ли, обманом ли... Конечно, я не наивный дурак, вы не думайте, но мне тоже хочется жить, как и моим сестрам хочется заключить брак с любимыми людьми, а не «навозниками».
- Меня уже пытались убить, и...
- Скажу вам больше, господин Первый маршал, - оживился Ричард, - вас судили заочно. Имен я тут называть не стану, но лет десять назад видел все своими глазами. И слышал своими ушами.
- Потрясающая подробность, юноша.
- Так что насчет примирения? Вы шепнете кардиналу, чтобы тот запретил брать меня Килеану Ур-Ломбаху и Ариго, и им подобным в оруженосцы, и назовете на Фабиановом дне мое имя. Ну а я буду служить вам до тех пор, пока это будет выгодно обоим и пока прерывание моей службы не станет обходимым для вашей пользы.
Конечно, следовало бы еще упомянуть про необходимую в Лаик проверку, куда пускают, кого попало, включая лиловоглазых унаров, но Ричард не должен был просить всего и сразу, чтобы Рокэ Алва не счел его обычным титулованным нахлебником, каких, наверное, много крутится во дворце или в его особняке.
- А если я откажусь?
- Последствия будут плачевны не только для нас с вами, но и для множества невинных людей. Это не угроза, господин Первый маршал, - Ричард грустно вздохнул и посмотрел на украшенную серебряными статуэтками каминную полку, - а истинная правда. Я исповедую абвениатство, и понимаю, что в этот раз дело будет совсем плохо. Особенно, если мы с вами будем враждовать.
- Послушайте, юноша, - в голосе маршала раздалась усталая досада, - давайте я лучше дам Надору денег и мы разойдемся на этом.
- Послушайте, Рокэ, - Ричард расправил плечи и прямо посмотрел в красивое безразличное лицо, - давайте вы меня научите вести дела, фехтованию, знанию древностей, и мы разойдемся на этом.
- С каких это пор вы называете меня Рокэ? - бровь маршала снова дернулась, но уже не иронично, а нервно.
- С тех самых, с каких вы меня называете юношей. Видите ли, даже в Лаик слуги и капитан помнят мое имя, не самое, кстати, длинное и заковыристое.
Рокэ Алва тоскливо посмотрел в окно, за которым весело светило золотое солнце, и тяжело вздохнул, словно его лишили главной радости в жизни - например, позвали на войну, а потом эту самую войну отменили, а ему разрешили ехать в Кэналлоа и трудиться над виноградниками. Или вдохновлять своих слуг трудиться - это уже на выбор.
- Считайте, что вы добились своего и надеюсь, что мне не придется об этом пожалеть.
«Надейтесь, пока можете, я ж не возражаю», - мысленно разрешил будущему эру Ричард, а сам вежливо поклонился, желая сейчас уйти. Он хотел обсудить с Рокэ Алвой гораздо большее, но пришлось довольствоваться согласием последнего, не зря же ходил по лезвию ножа, рискуя оступиться и немедленно стать осмеянным. Как ни крути, у Алвы есть чему поучиться, но в то же время слишком многое придется не замечать, чтобы служба не показалась герцогу Окделлу личным Закатом.
Хотя, как здраво рассудил юноша, покидая дом на улице Мимоз, он всегда сможет отплатить герцогу Алве тем же, что получит сам.
Глава 16. Повод для радости
Игра между унарами, задуманная с разрешения мэтра Шабли, провалилась, не успев начаться, поскольку Ричард к своей досаде оказался излишне самоуверенным в этом вопросе и, отправляя ему аккуратно сложенную вчетверо записку, даже не предполагал, что отказ возможен. Такое обстоятельство просто не могло не задеть юношу, и поразило бы еще сильнее, не упомяни мэтр в конце своего ответа причину несогласия с мнением унара. Шабли писал, что рад бы войти в положение уставших от беспросветной рутины унаров, но слишком дорожит своим местом и в случае раскрытия замыслов об игре капитаном Арамоной, не хотел бы лишиться его.
Что же, Ричард все понял и не собирался настаивать. Чувствуя, как в душе сгущается холодная чернота, он продолжал писать, запоминать, чертить карты и махать шпагой - словом, всячески готовиться к экзаменам, ведь что бы ему ни пообещал Арамона, никто не отменял простейшие меры предосторожности, и находиться во всеоружии абсолютно необходимо. Единственное, что волновало юношу - не передумал ли Первый маршал Рокэ Алва относительно соглашения на интереснейшее предложение герцога Окделла, а больше ни о чем ему волноваться не приходилось. И осознание победы в маленьких войнах с теми, кому он подчинялся и от кого зависел, в последние дни, не могло не греть приятно душу.
Поэтому последующие дни учебы не показались юноше очень уж тягостными и ужасными, он просто старался писать красиво, разборчиво, не делать клякс, и тренировать память, а также воспользовался небольшим излишком свободного времени, чтобы пойти в библиотеку поместья Лаик.
И едва переступил порог этого маленького и пыльного помещения, сверху и донизу заполненного различными книгами, то понял, что ничего прочитать тут толком не успеет: ни интересующей унара части по землеописанию, ни истории Древней Гальтары, несколько томов из которой солдаты уволокли из Надора после отцовского восстания. Потому что Эстебан Колиньяр, занявший самое удобное место на небольшом мягком диванчике у камина, в котором кое-как коптились давно сгоревшие угли, сразу его заметил.
- Здравствуй, унар Ричард!
- Привет.
- Садись! - чем-то довольный Эстебан хлопнул по свободному месту рядом с собой и улыбнулся, сверкнув белыми зубами. - Поговорим?
- Смотря о чем, - отозвался Ричард, усаживаясь.
Вести беседы унарам уже не возбранялось, если таковые не мешали учебе, но если Эстебан назовет его в порыве чувств по фамилии, добра от слуг не жди, впрочем, наследника обер-прокурора такие мелочи даже не заботили. Это дивное обстоятельство подкинуло Ричарду наглости, забрало излишки совести, и толкнуло на диван рядом с «недругом», благо здесь нет ни Штанцлера с его длинным дриксенским носом, ни Алвы, с его не менее длинным, но кэналлийским носом, следовательно, никто не станет зубоскалить или показательно хвататься за сердце, значит, неплохой шанс побеседовать с Эстебаном один на один у него никто не отберет.
- Альберто дал понять, что ты был в гостях у Ворона! - Эстебан смотрел не хуже, чем получивший блюдце со сметаной кот, и это предвкушение друга Дикону совсем не понравилось. - Это правда? Ну же, скажи, что это правда!
- Скажу, - безрадостно пробормотал юноша, уже не слишком счастливый от того, что обрел сегодня свободное время.
- И как там у него? - уточнил Колиньяр, волчком завертевшись и с нетерпением кусая губы.
Лэйэ Литте, Айрис спокойней себя ведет, услышав что-то на редкость волнующее!
- Красиво и чисто.
- Нет, ну вообще... - от сильного беспокойства Эстебан не смог нормально задать интересующий его вопрос. - Как он к тебе отнесся? Как разговаривал?
- О, Литтэ, Колиньяр... Ты несколько раз был в столице, был во дворце с отцом, и ни разу не видел Ворона?
- Мельком видел, Окделл, хватит закатывать свои прекрасные серые глаза, лучше скажи, о чем вы говорили. Я буду молчалив как... камень!
- Или громок, как молния, оставь лучше себе южную стихию, - со смехом откликнулся Дикон. - Мы обсуждали шанс того, смогу ли я быть его оруженосцем.
Резко побелев, несмотря на ровную смуглость лица, Эстебан отпрянул от Ричарда, едва не свалился с дивана, и стиснул зубы. В темных глазах молодого южанина плескались невысказанная боль, горькие невыплаканные слезы, но только он продолжал отважно держать это в себе, и Ричард вдруг почувствовал себя отвратительной злобной свиньей, отпихивающей толстым боком маленького бедного медвежонка от бочки с любимым медом. И ему стало стыдно, хотя Дикон еще не понял, за что.
Время шло, Эстебан молчал и его взгляд отчаянно метался то по комнате, то по лицу Ричарда, словно он надеялся, что тот рассмеется и объявит свои слова неудачным розыгрышем. Только врать Ричарду совсем не хотелось, он твердо и незыблемо застыл на месте и смотрел на товарища, чувствуя, как в груди возникает неприятное чувство тяжести. Громко тикали библиотечные часы на стене, отстукивая последние минуты их дружбы - а Дикон не сомневался, что после такого неприятно поразительного открытия Эстебан от него отвернется. Вот же незадача! Он научился видеть насквозь своих родственников и Штанцлера, но когда дело доходило до ровесников, Ричард неизменно терялся.
