Хозяин - Лисина Александра (книги бесплатно без .txt) 📗
ГЛАВА 7
Полуэльфы не были на Лиаре редкостью. Особенно в последние несколько веков, когда связи со смертными перестали считаться чем-то из ряда вон выходящим. Сложность была лишь в том, что полукровки были исключительно мужского пола и, как в насмешку, рождались самыми обычными младенцами, пачкающими пеленки и кричащими от голода точно так же, как остальные. Никаких белых волос, никаких страшных глаз… ничего, что напоминало бы согрешившей девице об утомительной ночи. Разве что чуть более длинные, чем у остальных, ушки могли насторожить внимательного наблюдателя, но обычно до совершеннолетия симпатичные и прекрасно сложенные юноши, как правило, не догадывались, от кого им досталась эта утонченная и изысканная красота.
Однако в пору взросления все менялось настолько стремительно, будто природа отыгрывалась за безмятежное детство и подаренные годы покоя. От этого кошмара не спасало ничто: ни магия, ни краска, ни волшебные эликсиры. В один прекрасный день вчерашние мальчишки переставали узнавать себя в зеркале, потому что откуда на них смотрел жутковатый, красноглазый и бледный, как упырь, альбинос. Чудовище со смутно знакомыми чертами лица и шевелюрой, от которой бежали прочь, как от чумы.
Да, многим матерям после этого приходилось каяться в совершенной ошибке. Много слез проливалось темными ночами в подушку, после чего все постепенно возвращалось на круги своя… или же менялось прямо противоположным образом. Кого-то из полукровок продолжали любить, от кого-то отказывались, кого-то жестоко били, а кто-то уходил сам, не в силах вынести злорадных взглядов… сколько людей, столько и судеб. Однако если подобное происходило в благородной семье, неминуемо случался скандал. Особенно если ребенок — первенец, наследник знатного рода, как это произошло с Сар’рой.
Полукровкам редко сочувствовали, еще реже они могли назвать кого-то другом. Их не любили, презирали, их гнали, как паршивых собак из господской псарни. Они никому не были нужны, кроме собственных матерей. Ни среди людей, ни тем более среди перворожденных, потому что последние предпочитали в лучшем случае не замечать полукровок, а в худшем — с легкостью очищали мир от красноглазых уродцев. Короткий взмах меча, и несчастный избавлялся от проблем, причем те, кто послабее, нередко считали, что такой исход — еще не самый плохой. Полукровка — это как божья кара, как позорная метка или клеймо, от которого не удастся избавиться. Это как знак предательства для мужа, язвительная насмешка над несчастной матерью, издевка над совершенной ошибкой и вечное напоминание о ней же.
Никто не знал, чего стоило Сар’ре покинуть взбудораженный дом и отправиться на поиски настоящего отца — светлого эльфа, про которого он сумел узнать лишь одно: это был перворожденный, имевший неосторожность соблазнить чужую невесту.
Гончие не спрашивали у новичка, как он попал в пределы. Сперва косились, конечно, поражаясь про себя манерам, несомненному мастерству мечника и бесспорному благородству, от которого порой становилось не по себе. Но вскоре признали, а спустя пять лет полуэльф заслужил славу превосходного и удачливого вожака. Забыл свое прежнее имя и только однажды признался, как получил свой удивительный меч. Только одному близкому другу доверил тайну гибели одного из высокопоставленных лордов из свиты владыки Светлого леса. И только ему мог доверить этот клинок даже после смерти.
— Здравствуй, — сглотнула Белка, с болью глядя на знакомое лицо.
Сар’ра мягко улыбнулся.
— Как видишь, я не нарушил слово.
— Да, — прошептала она, а Таррэн медленно отступил на шаг. — Но как ты смог?!
— Случайно. Наткнулся на плоды тиррта, когда уходил, и решил закончить все одним махом — быстро и безболезненно. Хватанул сгоряча, сколько получилось, но раздавил и чуть не половину сока выплеснул на себя. — Полуэльф все с той же мягкой улыбкой откинул полу плаща и показал бледное предплечье, на котором рядом со знаком Гончей уже подживала глубокая язва. Когда-то она наверняка прогрызла его тело насквозь, но теперь рана почти затянулась, и только в центре виднелась небольшая ямка, вокруг которой уже исчезала нездоровая краснота. — Как видишь, от «чумы» все же нашлось лекарство. И мне очень повезло на него наткнуться в самый последний момент. Я даже хотел вернуться… но потом решил дождаться, пока результат не закрепится. Прости, что я ушел раньше, малыш. Я не мог по-другому. Понимаешь?
Белка едва заметно кивнула, и на какое-то время на поляне воцарилась неестественная тишина. Гончие жадно разглядывали своего прежнего вожака, которого считали погибшим. Вслушивались в интонации голоса, с трудом привыкали к мысли, что он сумел продержаться в Проклятом лесу целый месяц, но это действительно был тот самый Сар’ра, которого они знали! Не призрак, не фантом! Вон как трава пригнулась под его ногами! Да и Траш с Каррашем отчего-то молчали и не торопились атаковать, как сделали бы с любой нежитью!
А он смотрел на Белку так, как смотрит мужчина на любимую женщину. Смотрел с надеждой и вместе с тем с уверенностью, что все понял правильно. А еще он улыбался. Причем так, как никогда раньше себе не позволял, — открыто, мягко и столь красноречиво, что даже болваны сообразили бы, в чем тут дело.
— Я пришел за тобой, — тихо сказал полуэльф.
Белка снова кивнула:
— Я вижу.
— Бел…
— Не надо. Я поняла, что ты хотел сказать. Просто не знала, как давно тебя зацепило.
— Давно, — понимающе улыбнулся Сар’ра, осторожно придвинувшись к ней на шажок и тем самым вынудив остальных отступить еще дальше.
Гончие хорошо знали: он не любил помех. Особенно в таких делах, как этот странный, полный намеков и почти откровенных признаний разговор, которого он ждал целый месяц. Один, израненный, умирающий, проклинающий свое невезение и гнусную хворь, день заднем превращающую его в беспомощного калеку. Он так не хотел, чтобы Белка запомнила его слабым, так стремился избавить ее от этой боли, что добровольно ушел умирать в Проклятый лес, но вот случилось чудо и у него вновь появилась надежда.
— Когда? — снова спросила Белка, поджав губы, словно ей что-то не понравилось.
— В твой первый рейд, когда мы отделились от остальных и я принес тебя сюда на руках. Зверг порвал тебе бок… и спину. Нужно было срочно перевязать, и мне пришлось вмешаться. Но кто ж знал, что рисунок так сильно изменится? И кто знал, что время уже пришло? Я… прости, я не смог удержаться.
Белка обреченно опустила плечи.
— Сколько ты видел?
— Две. Только поэтому я еще жив.
— И ты столько времени молчал?
— Если бы я сказал, разве тебе было бы легче?
— А тебе?!
— Мне уже все равно, — еще тише отозвался полуэльф и, будто не выдержав напряжения, слегка качнулся навстречу. — Я больше не хочу ждать.
Он жадно вдохнул аромат эльфийского меда и сделал еще один шаг.
Боже, как она пахла! Как потрясающе пахла этой ночью! Хотелось взять ее за руку и просто стоять рядом, наслаждаясь ее близостью, глубоко вдыхать этот божественный нектар и ждать, когда все успокоится!
У него ярко вспыхнули глаза, но за прикрытыми веками этого никто не увидел. Возбужденно затрепетали ноздри, а на лице проступило странное, неестественное для полуэльфа умиротворенное выражение, словно он наконец-то нашел то, что так долго искал. Да и Белка не думала противиться, она просто ждала и молчала. Но ведь и она не железная, правда? И она тоже умеет чувствовать, страдать и… любить?
Таррэн неслышно вздохнул.
Вот, значит, как? Вот кто тот единственный, кто сумел тронуть ее сердце? Ее друг. Учитель. Тот, кто уже очень давно испытывал к ней отнюдь не дружеские чувства… Небо! Эльф никогда не думал, что можно так на кого-то смотреть и одним взглядом сказать то, что не всегда выразишь словами. А Сар’ра сумел, потому что были в его глазах и надежда, и мольба, и терпеливое ожидание. Были тщательно скрываемая боль и даже тоска, причины которой темный эльф пока не нашел. И ему не нужно было видеть лицо Белки, чтобы понять: она не осталась равнодушной. Наверное, в этот миг ей следовало броситься вперед, обнять чудом выжившего полукровку, расплакаться от счастья и невыразимого облегчения… но она не стала. И все еще медлила, хотя Таррэн прекрасно видел, каких трудов ей это стоило. И неожиданно почувствовал жгучую ненависть к белобрысому недоумку, из-за которого ей было так больно.
