На единорогах не пашут (СИ) - Ледащёв Александр (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
Затем он посмотрел на меня, подумал. Отвернулся, как это делают совы — на полукруг. И вдруг сказал, повернув голову ко мне и уставившись прямо в глаза, но не истово, как должно смотреть, делясь откровением, а так, полуприкрыв веки:
— Тебе бы поседеть, как луню, — негромко, думая явно о чем-то своем, более важном, сказал он. — В ваших дурацких сказаниях вы заставляете героев седеть до поры, рассекаете их лица ужасающими шрамами, придаете их взору невообразимую тоску, пропахиваете у губ горестные складки. Если он остается жив, то, в общем, сразу понятно, кто перед тобой. Как с тобой вот.
— Кто? — спросил я. Я не успевал тогда еще за совой. Точнее, успевал еще меньше, чем потом, и он то и дело этим пользовался.
— Идиот, — сухо ответила сова.
Тогда, не выдержав непрекращающихся насмешек, я кинулся на него. Тот ловко схватил меня лапой за грудки, порвав когтями рубаху и пробороздив кожу и, совершенно по-человечьи, вдруг ударил лбом в переносицу и отшвырнул, как отшвыривают обделавшегося в руках щенка. Ослепнув от боли, я покатился по траве, хлюпая разбитым носом.
— Охолонул? — сухо спросил Шингхо. — Скажи спасибо, что не в глаз клювом. В задаточек. Распоясался.
… Здесь, у Ягой на дворе, неспешно двигаясь в танце «Восемь кусков парчи», я понемногу начал понимать, почему он имел в виду задаток. За гладкий переход на Кромку следовало расплатится. Он отсрочил расплату. За герцогство тоже следовало платить — и уже не так. Просто так что-то дается очень редко, почти никогда, и он не хотел рисковать. Чем я был так ценен для него, что он сломал мне нос, а не дал, к примеру, склонится над омутом, вслушиваясь в бормотание Омутника, не дал прельстится зрелой женской красотой берегинь, чем? Не знаю. Я принимаю это, как данность. Не понимаю, зачем, я понимаю, почему. И от этого мне легчает на миг.
Шли они, шли…
Мы шли и шли к востоку — если смотреть от Синелесья и привел меня Шингхо — который тогда еще не представился, к невероятному… Замку? Срубу? Дому? Обиталищу? Обители? Гнездовью? Я не умею назвать это — и не сумею в одно слово вместить срубленный из диких в своей толщине, дубов и сосен, Дом, в котором жили сотни таких же сов, как Шингхо — не стану и пытаться. Десятки окон, десятки башенок, углов, гнезд — это было что-то невообразимое. Как оно возникло перед нами — я не помню. Я оказался прямо перед главным, судя по величине, входом, и Шингхо негромко сказал: «Взойди». Не «войди», не «входи», а «взойди». И повторил: «Взойди в Дом Больших Сов». Значит, все-таки Дом. Пирамидальное сооружение, вокруг которого, из окон которого, на террасах которого стояли, сидели, вылетали или о чем-то беседовали Большие Совы.
«Предпоследний оплот величия», — сказал Шингхо. «Обязав нас уступать место — думаю, людям в первую голову, нас лишили Домов Совы, разбросанных раньше по всей Земле», — бесстрастно он это сказал. Почти равнодушно. От этого равнодушия веяло закатом чего-то огромного, чего-то уходящего — уходящего на той земле, куда я стремился, догоняя что-то — и вот снова оказался при каком-то исходе, от этого равнодушия становилось зябко… И ворохнулась мысль, что обитателям Дома есть за что меня ненавидеть.
«Взойди», — спокойно повторил Шингхо.
Я просто шкурой почуял, как напряглись ступени. Они негромко стонали — от сладострастного желания выпрямится, подобно тетиве лука и скинуть меня с себя, очиститься от меня, избавиться от меня. Сейчас. В этот миг. Я обернулся. Сова спокойно смотрела мне в спину. Но он смотрел и на ступени. И на створки ворот, к которым я подходил. Они встретили меня тихим, но сильным стоном-скрипом, идущим из глубины тысячелетней неприязни — кажется, их личной! — ко мне, к таким, как я, кто ходит, а не летает, кто боится ночи, кто не понимает слов Лесного Старца, рыдающего на осеннем закате по еще одному уходящему дню. Но не захлопнулись, и я взошел. И переступил порог. Шингхо ту же оказался рядом со мной и пошел впереди меня. Я поспешил за ним. Он вошел в зал. Круглый, большой зал, где по стенам, на своих — ощутимо своих, привычных, законных местах сидели Большие Совы — одиннадцать сов. Двенадцатая сидела посреди зала на деревянном стольце. Совершенно седая, более крупная, чем остальные совы, она упрятала голову в плечи и смотрела мне прямо в глаза.
«Взошел», — сказала она.
«Ты же не мог ошибиться, Старший!» — сказала Сова, сидевшая слева от меня третьей. Это была не лесть. Так оно и было. В чем-то он не мог ошибиться. Остальные молча поглядывали на меня и на Шингхо. И ничего не говорили.
— Нареките его как-нибудь, что ли, — усталым голосом сказал кто-то из Больших Сов.
— Я, я его нареку! — нехорошо вскинулся мой попутчик.
— Ну, хоть ты нареки, — неуверенно сказала справа Большая Сова, явно только чтобы поскорее отвязаться.
— Ладно, — низкий голос Старшего раздался в зале. — Нарекаю его Сововым… Совячьим… Совьим… Тьфу, пропасть! Совиным другом и да сопутствуют тебе… В общем, пошел вон отсюда!
Аудиенция была дана, и мы с Шингхо вышли из зала, двери которого тут же захлопнулись.
Обидно мне не было. Было… Туманно? Сдержанно? Я понимал, а если не понимал, то чувствовал, что что-то очень значимое произошло сейчас. Шингхо отвел меня в Оружейную, откуда я и принес палки для арниса. Но там было еще кое-что — посреди комнаты стоял стол. Круглый, невысокий, заметно прочный и долговечный, старый стол черного дерева — а на нем, ярусами стояли сотни фигурок. Я подошел поближе, почти не дыша, опасаясь нарушить равновесие их. Сотни, может, тысячи фигурок стояли, поблескивая в свете факелов своими литыми телами — тут были звери, птицы, нежити, звери, описание которых я видел лишь в бестиариях — словом, тут было если не все, что живет в мирах, то очень многое.
— Возьми свою, — сказал Шингхо.
— А какая здесь моя?
— Откуда мне знать, какая здесь — твоя? — сварливо спросил Шингхо, и стало ясно, что он не издевается. А просто не может сказать.
— Ну, меня уже нарекли, — я говорил, чтобы сказать — я никак не мог решиться на выбор. — А как мне звать тебя?
— Зови меня Шингхо, — так сова ответила мне сразу на два вопроса — прозвучавший и следующий — оставит ли он меня сейчас же после выбора. Нет. Не оставит.
— А что это значит?
— В переводе с языка Сов на ваш, это будет «Навязчи…», — он пощелкал клювом, словно что-то помешало ему закончить и закончил: «Настойчивый».
— У тебя одна попытка, — сказал Шингхо. — Если ты угадаешь свою, то она отделится от остальных.
На меня смотрел волк. Прямо в глаза мне смотрели черные, вырезанные в металле точки — глаза одинокого волка. Искусство изготовителя было выше всяких похвал. Я протянул руку и спокойно взял стоящую рядом сову. Она легко, не сдвинув сотни привалившихся к ней сверху, снизу, с боков, фигурок, отделилась от общего монолита, и за ней протянулась литая цепочка. Тяжелого литья цепочка и невероятно изящно и правдоподобно сделанная Сова — владычица ночи, с выставленными вперед лапами, был схвачен момент атаки — распростертые крылья и закрытые глаза. Приблизив фигурку к глазам, я увидел, что каждое перышко на тяжелом тельце хищной птицы выделано с такой дотошностью, что можно разглядеть каждую крапинку, любую черточку каждого пера. Я надел цепочку на шею. В тот же миг зрение померкло, я увидел какую-то комнату в каком-то замке — вначале на меня кинулся замок, а затем я, словно сквозь стены пролетел в покои. На кровати вздрогнул и вытянулся какой-то седой старик. Над ним, над его ложем, висел щит с изображением такой же совы, какая теперь красовалась у меня на шее.
— То есть, если кто-то вытянет неудачную для меня фигурку, это скажется на мне?
— Отчего же нет? — спокойно спросил Шингхо. — Может. А может и нет. Зато теперь ты знаешь, куда ты идешь и избавишь меня от своих докучных расспросов.
— Я? Знаю?
— Не избавишь… — горестно сказал Шингхо. — Тогда пошли. Нам пора.
Перед выходом из Дома Больших Сов Шингхо вдруг пронзительно крикнул, закрыв глаза. Я замер, а затем шагнул из дверей на воздух, и он взревел от сотен голосов Больших Сов, примолкших после крика Шингхо.
