Мусаси - Ёсикава Эйдзи (книга регистрации .TXT) 📗
Послышался скрип ворот, шаги носильщиков замедлились, голоса самураев зазвучали тише. Паланкин пронесли по дорожке, освещенной фонарями. Слуги помогли Мусаси выйти из паланкина и провели в павильон, со всех сторон продуваемый приятным ветерком. Здесь совсем не чувствовалась ночная духота. Огни светильника то замирали, то ярко вспыхивали.
– Я – Ватари Сима, – представился хозяин. Это был типичный самурай Микавы, крепкий, коренастый, полный сил.
– Я – Миямото Мусаси, – так же просто представился Мусаси, отвесив поклон.
– Усаживайтесь поудобнее, – с поклоном ответил Сима. Без лишних слов он перешел к делу:
– Мне доложили, что вчера ночью вы убили двух самураев.
– Да, это правда, – взглянул Мусаси в глаза Симы.
– Должен извиниться перед вами, – продолжал Сима. – Мне доложили о случившемся сегодня, было проведено расследование. Ваше имя известно мне давно, но я не знал, что вы живете в Окадзаки. Мне сказали, что в вас стреляли. Один из нападавших был учеником Гумбэя, мастера стиля Тогун.
Мусаси не почувствовал в словах Симы неискренности. Оказалось, что ученик Гумбэя был одним из нескольких самураев Хонды, которые когда-то учились в школе Ёсиоки. Они решили убить человека, разгромившего их школу.
Мусаси знал, что имя Кэмпо до сих пор широко почитается, особенно в западной Японии. В каждом владении здесь находился самурай, который учился у Кэмпо. Мусаси ответил, что понимает чувства бывших учеников, но считает их выражением личной неприязни, а не серьезным поводом для столкновения в соответствии с принципами «Искусства Войны». Сима, казалось, согласился с Мусаси.
– Я сделал внушение оставшимся в живых, – сообщил он. – Надеюсь, вы забудете этот случай. Гумбэй тоже очень недоволен. Если хотите, я его представлю вам и он принесет извинения.
– Не обязательно. Подобные истории постоянно случаются с каждым, кто посвятил жизнь боевому искусству.
– Но все же…
– Забудем про извинения. Если Гумбэй хочет поговорить о Пути, я с удовольствием с ним побеседую. Его имя известно по всей стране.
Разговор с Гумбэем сосредоточился на мечах и фехтовании.
– Я хотел бы узнать от вас о стиле Тогун, – сказал Мусаси. – Вы разработали его?
– Нет, – ответил Гумбэй. – Я изучил его у своего учителя Кавасаки Кагиноскэ из провинции Этидзэн. Согласно записям, которые он мне оставил, он разработал его во время пребывания на горе Хакуун в Кодзукэ. Вероятно, он перенял технику у монаха из Тэндая по имени Тогумбо. Пожалуйста, расскажите о себе. Я не раз слышал ваше имя и полагаю, что вы гораздо старше. Пользуясь вашим присутствием, я хотел бы попросить вас дать мне урок.
Тон Гумбэя был дружеским, но тем не менее его слова означали приглашение на бой.
– В другой раз, – улыбнулся Мусаси. – Мне пора идти. Я даже не знаю дороги домой.
– Наш человек проводит вас, – сказал Сима.
– Я посетил место вчерашнего боя и не нашел соответствия между положением тел и характером ран. Я расспросил человека, который уцелел. По его словам, вы дрались двумя мечами.
Мусаси ответил, что этот прием получается у него помимо его воли. Действуя двумя мечами, он чувствует, будто сражается одним.
– Не скромничайте, – настаивал Гумбэй. – Расскажите поподробнее. Как вы тренируетесь? Как можно овладеть этой виртуозной техникой?
Мусаси понял, что без объяснений ему не уйти. Он обвел глазами комнату и попросил дать ему два мушкета, стоявшие в нише. Мусаси, взяв мушкеты за стволы, встал посредине комнаты.
– Два меча – как один меч. Один меч – как два меча. У человека две руки, но они принадлежат одному телу. Все на свете сводится к единому началу. В этом смысле все стили и все приемы по сути одинаковы. Сейчас покажу.
Мусаси говорил легко и спокойно.
– С вашего позволения, – сказал он, начав быстро вращать мушкеты. В комнате поднялся маленький смерч.
Мусаси прекратил вращение и поставил мушкеты на место.
– Может быть, я дал вам некоторое представление о стиле, – улыбнулся Мусаси. Поклонившись, он вышел.
Сима от удивления забыл послать провожатого с Мусаси.
Выйдя за ворота замка, Мусаси с облегчением вздохнул. Он так и не выяснил истинных намерений Ватари Симы, но одно теперь стало ясно: здесь узнали, кто он. Мусаси к тому же оказался втянутым в неприятную историю. Самое разумное – немедленно покинуть Окадзаки, но Мусаси помнил, что обещал Матахати дождаться возвращения Гудо.
Впереди засветились огни Окадзаки, и кто-то окликнул Мусаси из придорожной часовни:
– Это я, Матахати. Мы беспокоились и вышли тебя встречать.
– Почему? – спросил Мусаси.
– Мы заходили к тебе домой. Соседка рассказала, что за тобой стали наблюдать какие-то люди.
– Кто это «мы»?
– Учитель вернулся.
Гудо сидел на веранде часовни. Внешность его была необыкновенной – высохший, как огромная цикада, с глубоко посаженными и горящими, как угли, глазами. На вид ему было около пятидесяти, хотя возраст таких людей нельзя определить. Гудо был сухой и жилистый, низкий голос гудел, как в бочке.
Мусаси приник к земле в поклоне перед учителем. Гудо молча смотрел на него.
– Давно мы не виделись, – наконец произнес Гудо.
– Очень, – тихо ответил Мусаси, поднимая голову.
Только два человека на этом свете могли разрешить сомнения Мусаси – Гудо и Такуан. И наконец Гудо вернулся. Мусаси и Матахати ждали его целый год. Мусаси смотрел на лицо монаха, как на лунный лик.
Неожиданно из груди Мусаси вырвался стон:
– Учитель!
– Что с тобой? – вымолвил Гудо.
Он мог бы и не задавать вопрос, потому что обо всем знал. Мусаси вновь припал лбом к земле.
– Минуло десять лет с той поры, как я расстался с вами.
– Неужели?
– За эти долгие годы я почти не продвинулся в постижении Пути.
– Ты говоришь, как дитя. Значит, ты ушел недалеко.
– И глубоко сожалею о своей никчемности.
– Сожалеешь?
– Тренировки и занятия самосовершенствованием оказались тщетными.
– Обычные твои сомнения. Они мешают тебе достигнуть совершенства.
– Может, мне следует отказаться от своих попыток?
– Тебя замучают сожаления в содеянном, ты превратишься в отщепенца, более низкого, чем ты был в годы безумной юности.
– Я понимаю, что, оставив Путь, я погружусь в бездну, но попытка одолеть вершину вызывает ощущение бессилия. Я словно угодил в ловушку половинчатости – ни фехтовальщик, ни совершенный человек.
– Ты правильно оцениваешь свое состояние.
– Учитель, ты знаешь, в каком отчаянии я пребываю! Что мне делать? Научи! В чем искать спасение от смятений и безволия?
– Меня ли об этом спрашивать? Ты можешь полагаться лишь на себя.
– Позволь мне вновь припасть к твоим ногам, чтобы внимать твоим наставлениям. Мы с Матахати ждем твоего слова. Ударь меня посохом и пробуди от беспросветной пустоты. Прошу тебя, сэнсэй, помоги мне! – Мусаси не поднимал головы. Он не плакал, но голос его дрожал.
Гудо поднялся и бесстрастным голосом произнес:
– Пойдем, Матахати!
Мусаси бросился за монахом, в мольбе хватая его за рукав. Монах молча покачал головой. Мусаси молил учителя не отринуть его.
– Что ты хочешь услышать от меня? Что я еще могу дать тебе? Разве что стукнуть хорошенько по голове! – гневно воскликнул Гудо. Гудо занес кулак, но он застыл в воздухе.
Мусаси разжал пальцы. Монах удалялся быстрыми шагами, не оглянувшись.
Матахати сказал Мусаси:
– В монастыре я объяснил ему, почему мы просимся к нему в ученики, он ничего не ответил. Он разрешил мне быть рядом с собой. Мне кажется, что тебе тоже следует остаться. Когда учитель будет в хорошем расположении духа, ты спросишь его о том, что тебя волнует.
Гудо обернулся и позвал Матахати. Тот бросился со всех ног, крикнув на бегу:
– Пожалуйста, послушай моего совета!
Мусаси послушался друга, зная, что расставание с Гудо будет для него роковым. В нескончаемом потоке времени шесть-семь десятилетий человеческой жизни – всего лишь краткий миг. И если в это мгновение вам суждена встреча с человеком, подобным Гудо, глупо упускать бесценный дар общения с ним.
