В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Огромные ворота, три стальных засова, тридцать пять сантиметров в каждом, хорошая, но единственная защита. Архитектор почему-то полагал, что тюрьму следует защищать от внешних покушений, что очень странно. Обладая достаточной силой, заключённый мог поднять засовы и выйти на свободу. Это мы и собрались сделать.
Поэт коснулся двери первым, и почти в тот же момент сокрушительная силовая волна бросила его в противоположную стену, словно он был тряпичной куклой. Последовал глухой удар, стон. Илиас валялся без сознания у стены. По подземелью раздался оглушительный шум, схожий с тем, что издают листы металла при трении друг с другом.
Я бросился к телу поэта и проверил пульс — живой, но в сознание придёт не скоро, да и если придёт, то, что мы сделаем вдвоём против охраны? Я никогда не разделял всеобщей веры в творца Индерварда, и многие бы на моём месте сломались и начали бы запинаясь читать молитву богу холодного огня, но не я. Если и умру, то хоть собой останусь до конца.
Пары минут хватило, чтобы комнату заполнили обитатели подземелий, стражников тут было немного, в основном — церковники ренегаты. Такие были всегда, чрезвычайно горды своими чёрными мантиями и должностью, им было плевать, кому служить. Самое важное — жечь еретиков. На приёмах у знатных особ я имел удовольствие переговорить с несколькими скрывающимися ренегатами, их укрывали дворяне, чтобы лишний раз плюнуть в лицо ненавистной церкви Индерварда, лишившей их власти. Из тех разговоров я почерпнул только одно — этим людям хочется безнаказанно убивать, а моральная сторона вопроса интересовала их лишь немного, раз в год, по праздникам. От этих мыслей и воспоминаний мне поплохело, целый зал чёрных мантий, зал садистов и убийц.
Нас взяли в кольцо, Илиас лежал без сознания, но клинок к его горлу всё равно приставили. Церковники сняли капюшоны и молча осмотрели нас. У самого главного был крючковатый нос, как у коршуна и мелкие бегающие глазки. Он вполне мог бы стать типичным злым волшебником для очередной детской сказки.
— Давненько тут не было вольных магов, уж думали, что всех извели. Ну ничего, эту погрешность мы сейчас исправим. — Спокойно, будто бы говоря не о смерти, произнёс церковник.
— Я не маг! Я требую вернуть меня в камеру и судить! В моих жилах течёт… — договорить мне не дали, кулак ближайшего стражника послужил тому причиной. Служитель правды старался не показывать своего наслаждения от происходящего, но получалось у его святейшества плохо, лицо так и стремилось расплыться в зловещей улыбке.
— Ты желаешь суда? Замечательно! Друзья, составьте, пожалуйста, совет присяжных, я выступлю в качестве судьи, а ты, Джереми, будешь свидетелем. Так устроит, барон? Прошу извинить, но будет только одно слушание, так много преступников в последнее время развелось, не представляете! Ну что же, господа, начнём? Объявляю заседание открытым! Слушается дело богохульника и колдуна Эдварда Фон Грейса и омерзительного поэта Илиаса. Первый свидетель — Джереми. Он лично присутствовал при недавнем обыске вашего имения, милсдарь. Видите, барон, Джереми кивает. Из вашего поместья вынесли сотни запрещённых книг, а также обнаружили алхимические приборы. О вас, Фон Грейс, все наши сейчас говорят. Думаю, господа присяжные единогласны в своём решении, верно, господа? Отлично! Приговор для богохульника один — смерть! Будь наша воля, мы бы тебя сразу прикончили, но новый господин не позволил. Сколько наших ты оставил умирать в луже кровавой блевотины, сколько тебя покрывали, защищали, но теперь ты сдохнешь! И никакое человеколюбие меня не заставит изменить решение, ибо тут обратной стороны вопрос не имеет. Ты урод!
Все факелы разом потухли. Так продолжалось всего пару секунд и вскоре обмазанные смолой жезлы воспламенились сами собой. Только вот стражников в комнате уже не было. Человек в чёрной мантии остался один наедине с нами. Так он думал, пока его не окликнули из-за спины. У стены стоял высокой тучный человек в шёлковом тюрбане, с раскидистой вьющейся бородой. В руках он держал персик.
— Что вам больше нравится, уважаемый, жареная брусника или варёные персики?
***
В зале играла музыка — глупое подражание гениям прошлого. Этот приём ничем не отличался от ему подобных. Так же, как и всегда в нос бил пьянящий запах дорогой выпивки, перемешавшийся в воздухе с пудрой знатных дамочек. Приглушенный свет саркастично танцевал на стенках бокалов, даже он надо мной насмехался — ему же не надо продавать свою честь.
По хрустальному полу туда-сюда скользили известные пары со всего королевства. Ростовщики, хозяева оружейных мастерских, землевладельцы и выслужившиеся рыцари: все сегодня прибыли на сей безукоризненный бал. Только я один стою одиноким рифом в центре этого всепоглощающего моря лицемерия и лжи, но сопротивляться нет больше сил, ведь придя сюда, я уже проиграл. Трижды проиграл.
Буду вечно помнить тот жуткий вечер. Я заперся в своей пыльной полной крысами квартире, а в дверь ломились жажда и голод. Пришлось открыть, некуда бежать. Был мертвецки пьян, когда в комнату вошёл человек с глазами, в которых ползают муравьи. Не знаю, почему они мне померещились. Зрачки крохотные и быстрые, вот и померещились муравьи. Ей богу ничего о том человеке больше не помню.
На пол упал кошель, отправитель умел шутить — кошелёк стоил больше, чем его содержимое. Плетёный из серебряных колец мешочек, да ещё и с монетами внутри. Я хотел отказаться — честь дороже, но жажда и голод стояли за спиной с заострёнными копьями. Я взял деньги и проиграл. Трижды проиграл.
В зале играла музыка.
***
Меня пригласили читать стихи на балу в столице, знали о моём бедственном положении. Напился, не хотел трезвый ловить презрительные взгляды. Надел сюртук, единственный сюртук, единственный и украденный. Вошёл в зал не как сломленный, а наоборот, но они всё равно победили. Дворяне, толстосумы, аристократы, ты человек для них ровно до тех пор, пока не берёшь денег, а потом ты вещь, собственность. Я очень не хотел быть чьей-то игрушкой, но жить хотелось сильнее… Почему у них были одинаковые глаза? Крохотные, как у свиней, насмехающиеся! И не имела значения ни одежа, ни еда — только глаза, остального я будто не замечал. И пьянящий запах бил в нос, да, запах…
Вечер открывал не я, а знаменитые Золотые мальчики. Один учёный придумал извращённое развлечение — покрывать мальчиков-пажей золотой краской. Я отошёл ближе к стене, чтобы эти снующие между столиками с шампанским и вином слуги не наткнулись на меня. Сам господин учёный на тот приём не пришёл, я его понимал — он тоже был лишь жертвой бедности.
Дворяне в ту ночь аплодировали маленьким пажам, как тиграм на арене, что прыгают сквозь пылающее кольцо. Один мальчик предложил мне пенящийся бокал, я взял, надеялся, что потеряю сознание, если выпью побольше.
Читающий сейчас этот дневник наверняка не понимает, чем так плохи золоченые мальчики. Коль люди имеют деньги на такие забавы, то почему бы нет?
Когда я пытался заглушить голос чести очередным бокалом, меня пригласили прочитать стих, вспомнили, что кукла умеет говорить:
Чёрное солнце, белая заря, всё прошло напрасно, но отнюдь не зря!
Серые равнины, павший отчий дом, жёсткая судьбина и бокал с вином?
Месяц не отсчитан, луна упала вниз, все кресты разбиты, боже, отзовись!
Но молчат туманы, и молчит вода, в бездне позабытые из стали провода…
После выступления я попросил отдых. Мне позволили. Кость им понравилась. Если кто-то пробует искать смысл в этих строчках, то его нет. Публика требовала стихов, любых стихов. Им нравилась рифма и ничего более. Знал я множество талантливых поэтов, слагавших белые или ритмические стихи, все они умерли с голоду. Такое не популярно. Смысл дворяне выдумывают себе сами, зачем утруждаться, если они всё равно не поймут? Удивительно… Эх, Илиас, кормят тебя исключительно самые бездарные творения… Хотя, может и есть смысл в этих строках? Хм, может и есть. Только я его точно не знаю.
