Сияющий полдень Уренира - Лорд Джеффри (читать книги без регистрации TXT) 📗
В их сообществе не было лидера, каждый занимался своим делом, вникая в проблемы коллег лишь тогда, когда об этом просили. Майк, человек живой и весьма контактный, разыскивал новые объекты для изучения, подвергаясь при том немалому риску и неприятностям. Конечно, агрессивные пришельцы вроде мародеров с планеты Ссо'ссу'сса не могли ему повредить, но сам контакт с подобными существами стоил изрядных моральных издержек и душевных сил. Возникали и другие проблемы, иногда до Большой Сферы добирались очень странные создания, для которых привычной средой являлся газообразный метан или что-нибудь в таком роде. Для них приходилось в срочном порядке синтезировать массу вещей, начиная от пищи и подходящей атмосферы и кончая мебелью В таких ситуациях к работе подключался Лоторм; в его лаборатории имелись чудесные устройства, которые Блейд, за неимением лучшего термина, называл синтезаторами.
В обычное же время биоинженер был занят генетическим конструированием и воспроизведением всевозможных жизненных форм, которые когда-либо попадали в Уренир. Он пытался создать организм, который, сохраняя все человеческие черты, был бы сверхчеловеческим в своих функциях и проявлениях -сверхмощным, сверхбыстрым, сверхчувствительным. Эта задача оказалась чрезвычайно непростой, к примеру, Лоторму никак не удавалось повысить остроту зрения, сохранив при этом чарующую прелесть человеческих глаз. Те органы, которые он показывал Блейду, напоминали многофасетчатые зрачки насекомых и выглядели довольно неприятно. Кстати, сам Ричард Блейд не представлял для биоконструктора никакого интереса, ибо все у него было вполне обычным сердце, легкие, желудок, эндокринная система, глаза, уши и прочие органы.
Ройни и Сана, супруги-скульпторы, запечатлевали облик обитателей иных миров и пейзажи их планет. Ройни, как говорилось выше, использовал камень, металл и дерево, специализируясь по большей части на скульптурных портретах. Сана занималась видеопластикой. Оригиналы их произведений украшали улицы городов, парки и частные жилища, но одновременно все созданное хранилось в памяти некоего полуразумного устройства, напоминавшего земной компьютер. Эта непостижимая машина — или существо? — находилась в лаборатории Лоторма и, по словам инженера, представляла собой сгусток плазмы, нечто вроде крохотного зародыша Урена, не одухотворенного человеческой личностью. Общаться с ней можно было голосом и с помощью огромного вогнутого полусферического экрана, создававшего трехмерное изображение.
Кродат Сарагга, последний член пятерки, изучал понятия добра и зла, а также нравственные концепции гостей Большой Сферы. Он не ставил перед собой таких глобальных задач, как Лоторм; он всего лишь интересовался связью между физиологией пришельцев, их социальным строем и категориями хорошего и дурного. Здесь открывалось обширное поле для исследований и обнаруживались чрезвычайно любопытные — можно сказать, загадочные — факты. Так, мародеры с планеты Ссо'ссу'сса, во всем подобные людям Земли и Уренира, исповедовали совершенно извращенную концепцию добра и зла, тогда как пришельцы с какого-нибудь холодного метанового мира, похожие на помесь краба с каракатицей, оказывались существами высокогуманными и достойными во всех отношениях. Сарагга часто обсуждал подобные проблемы и с коллегами, и с наиболее разумными из гостей, но пока что не мог прийти к каким-либо определенным выводам, кроме самых тривиальных: добро бессмысленно без зла, хорошее не существует без дурного. Как раз этот вопрос они с Блейдом сейчас и обсуждали.
— Ты говорил мне, — произнес философ, меряя тропинку неспешными шагами, — что большинство людей в твоем мире несчастны. Одни несчастны потому, что обездолены, они не обладают тем минимумом, который необходим для поддержания жизни, они зависимы, они не являются хозяевами собственной судьбы. Но даже те люди, которых ты назвал обеспеченными, тоже не избавлены от горестей бытия: от болезней, от конфликтов с близкими, от страха смерти. И срок существования любого из вас так недолог! Едва вы успеваете вступить в пору зрелости, как жизненные горизонты начинают сужаться; приближается старость, страдания, деградация… Это очень печальная картина, друг мой! И я не понимаю, что вообще дает вам силы жить.
— Обычно практикуются три способа ухода от действительности, -пояснил Блейд. — Можно выбрать некую цель, желательно — недостижимую, но дарующую ощущение полезности и собственной значимости. Можно погрузиться в мир иллюзий, для чего у нас существуют книги, фильмы, спиртное и наркотики. Наконец, есть и религия.
— Последнее интересует меня больше всего. Вероятно, ваши теологические концепции включают веру в жизнь после жизни, в некое божественное воздаяние и высшую справедливость?
— Конечно. Одно из самых распространенных учений провозглашает, что кратковременная плотская жизнь — лишь испытание, посланное нам Великим Творцом. Когда она завершится, Бог воздаст каждому по заслугам, одним суждены вечные муки, другим — вечное блаженство, третьим — долгий период страданий во искупление совершенного зла.
Сарагга хмыкнул.
— Странно! Странно, жестоко и несправедливо! Наказывать вечными муками и долгим страданием за грехи, совершенные в течение шести-семи десятков лет! Такой ничтожный срок!
— Тем не менее, — заметил Блейд, — мы успеваем натворить за это время столько пакостей, что вечные муки представляются мне самым подходящим наказанием.
— Возможно, ты прав… — задумчиво протянул философ. — Но я бы хотел поговорить не о страдании, а о блаженстве. Это куда более занимательная тема, друг мой! Любое разумное существо превосходно знает, что такое страдание, боль, муки и ужас; но вот блаженство… Где и каким образом вы надеетесь его достичь?
— В раю, — ответил странник.
— В раю? Что же такое рай?
— Место, где царят покой и любовь.
— Прекрасно! Но несколько примитивно, должен заметить.
Блейд задумался.
— Некоторые наши мудрецы и святые утверждали, что в раю человек испытает чувство слияния с Богом, — наконец сказал он.
— Это уже лучше. Единение с Богом, с Мирозданием, причастность ко всему происходящему в бесконечных Вселенных… — Сарагга потер лоб. — Мне нравится эта идея! Она мне близка, ибо, насколько я понимаю, именно это чувствуют Урены… — Он вдруг усмехнулся и бросил на Блейда лукавый взгляд. — Однако мне помнится, мы с тобой решили, что еще не готовы перейти в это почти божественное состояние. Значит, ты пока не хочешь воссоединиться с Божеством?
— Безусловно, нет, — согласился странник.
— Тогда изложенная тобой концепция рая несостоятельна. Истинный, настоящий рай — это такое место, куда человек согласен переселиться немедля. А ты, мне кажется, ничего не имеешь против любви, но вот покой и блаженство… Это явно не для тебя, а?
— Хм-м… Может быть, дело в том, что мои представления о рае отличаются от общепринятых?
— Крайне любопытно! И каковы же они?
Это был серьезный вопрос! С одной стороны, рай мнился Блейду похожим на Дорсет: небольшой чистый и уютный городок, весь в зелени; приветливые лица, улыбки, цветы, дом, просторный и удобный, малышка Асти, несколько старых друзей, женщина… да, женщина, воплотившая в себе всех его подруг! Всех, кого он любил! Книги, немного музыки, долгие прогулки, неспешные беседы у камина…
Но видение этого добропорядочного английского рая то и дело перебивалось другими миражами. Он отнюдь не возражал против вечного блаженства в магометанском вкусе, прелестные гурии, услады чувственной страсти, любовь на лугу, любовь в лесу, любовь под струями фонтана, любовь в постели… Нет, это тоже было прекрасно, хотя начисто отвергало Дорсет с его тихими супружескими радостями! И в эту картину никак не вписывались ни Аста, ни старые друзья вроде лорда Лейтона и Дж.!
Наконец, была и Валгалла, выгодно отличавшаяся от мусульманского варианта возможностью подраться. Там имелись валькирии, еда и питье, а в перспективе маячило грандиозное побоище Рагнарека, скандинавские же боги, в отличие от капризного Саваофа, представлялись Блейду свойскими парнями, большими любителями помахать секирой и боевым топором.
