Врата Су'тут. Книга 1 (СИ) - Вал Ярослав Сергеевич (читать книги полные .TXT) 📗
В результате недолгих поисков, Артелион стал обладателем небольшого мотка веревки, который он закинул на плечо, и столешницы от прилавка. Все это юноша проделал в полном молчании и в почти кромешной темноте. Фонари возле парка погасли, а стоявшие чуть далее, давали слишком мало света. В окнах домов по-прежнему не горело ни огонька. Артелион подозревал, что из черных оконных проемов за ним наблюдает не одна пара испуганных глаз. Все те, кто днем потрясал кулаками и говорил, что покажет отродьям Тармата дорогу в могилу, сейчас забились по углам и дрожали от страха.
- Деналис был прав. - Рассуждал Артелион, волоча столешницу к парку. Доски, перескакивая с камня на камень мощеной улицы, издавали громкий скрежет, казавшийся в ночной тишине просто оглушительным. - Нас было несколько десятков мужчин, при оружии, но все обезумели от страха и бросали его на глазах у своих женщин, чтобы легче было бежать. Какая беспримерная отвага. Какой героизм. Какая красивая правда...
Артелион горько усмехнулся и покачал головой:
- Если бы меня не оглушило, я бы тоже бросился бежать, куда глаза глядят, забыв обо всем.
К такому неутешительному выводу он пришел, шагая уже по дорожкам парка. Скрежет досок о каменную плитку резал по ушам, но Артелион был настолько погружен в свои невеселые мысли, что не замечал этого.
- Деналис прав, поглоти его тьма! Прав, чокнутый анреф! Когда мир успел измениться? Только Врата помогут мне стать мужчиной. Школа фехтования - детская забава. Глупость. Пустышка.
В темноте юноша с трудом нашел Сатенику. Он положил на землю столешницу, и закрепил за поперечину с одной стороны веревку, чтобы удобно было тащить. Все эти действия Артелион проделывал с мрачной решимостью, стараясь не смотреть на тело возлюбленной, стараясь не думать, что готовит волокушу для нее.
- О, Светлая Аксея, помоги мне! - Взмолился он шепотом, садясь на колени рядом с Сатеникой. Дрожащей рукой юноша прикоснулся к ее волосам и погладил по голове. Он не замечал, как слезы стекают у него по щекам.
- Сатеника. Сатеника. Сатеника. - Шептал он снова и снова. - Моя Сатеника, моя красавица. Как же так? Как же так?
Ему было неизвестно сколько он так просидел. Может, пару мгновений, а может и полночи. Только когда ноги начали болеть от долгого нахождения в неудобном положении, Артелион пришел в себя. Смахнув слезы рукой и пообещав Сатенике быть сильным, он аккуратно приподнял ее и перетащил на волокушу. Артелион мысленно благодарил непроглядную темень, не позволяющую увидеть лицо невесты. Нашарив в темноте бесполезный меч, юноша вложил его обратно в ножны, накинул веревку на плечи и медленно зашагал к выходу.
Город молчал, будто сочувствуя ему. Тишина нарушалась лишь скрежетом досок о плитки дорожек, а потом и о камни мостовой. Навстречу стали попадаться люди. Они видели парня в грязной потрепанной одежде, с перемазанным землей лицом, тащившего мертвую девушку. Они видели парня, с тяжелым взглядом темных глаз, блестевших от невысохших слез, в которых таилось невысказанное обещание беспощадно мстить. Редкие ночные прохожие старались убраться с дороги.
Вербовочный пункт представлял собой обветшавшее здание на окраине города. Черепица на крыше частично осыпалась, стены почернели от дождей. Найти его оказалось непросто - среди таких же ветхих двухэтажных домиков он выделялся только проржавевшей табличкой с выцветшей на солнце эмблемой щита и меча. Артелион нерешительно стоял перед знававшим лучшие времена крыльцом, ловя на себе недоуменные, а иногда и насмешливые взгляды прохожих. Заплечный мешок с вещами лямкой врезался в кожу. Меч бесполезным куском железа оттягивал пояс. Солнце стояло высоко, был ясный августовский день. Ветерок на окраине города пропитался запахами нечистот настолько сильно, что его прохладное дыхание вызывало лишь недовольную гримасу. Впрочем, местные жители к этому привыкли.
Юноша глядел на вывеску, не замечая ни смрада улицы, ни боли в плече от натертой грубыми лямками вещмешка мозоли, ни лиц прохожих. Он не замечал и саму табличку, погруженный в невеселые думы. Прошла ровно неделя со дня трагедии в Оссене. Неделя скандалов, слез, истерик и переживаний. Мать Сатеники, когда Артелион видел ее последний раз, постарела на десяток лет.
- Лучше бы не видел.
Ослепленные горем родители не могли прислушиваться к голосу разума и винили во всем юношу. Он и сам себя винил. Кару́т фас Тори, отец Артелиона, как мог, старался оградить сына от нападок родных Сатеники. Несколько раз не пускал их на порог, говоря, что сын отправился в отделение стражи, рассказывать о произошедшем. Мать, Ла́сса фас Тори, пыталась убедить Артелиона, что все произошедшее лишь несчастное стечение обстоятельств. Как бы ни было ей жалко Сатенику, в глубине души она оставалась матерью и радовалась, что с ее сыном ничего не случилось. Лишь бы он сам с собой ничего не сделал.
Артелион всю неделю прожил безучастный ко всему. Ел, когда напоминали родители, спал, никуда не выходил. Просто существовал. Все упреки и обвинения проходили мимо него. Его вина не нуждалась в постороннем подтверждении, поэтому все это было лишь назойливой, надоедливой болтовней. Так комар звенит возле уха. Бессмысленно, но раздражающе. Разумеется, такое поведение вызывало бурное недовольство со стороны родни Сатеники и сильное беспокойство родителей самого юноши. И как бы ни было горько Артелиону, с каждым днем он все больше хотел сбежать из этого кошмара. От сочувствия и участия родителей, от упреков убитых горем родных Сатеники. Побыть одному, погрузиться во что-нибудь с головой, только чтобы не думать, не вспоминать случившееся.
- Прав был сержант стражи: поможет только время. Время и другие заботы.
Ветерок трепал аккуратно стриженые волосы Артелиона, неподвижно застывшего перед входом в вербовочный пункт. Артелион мысленно прощался с привычной жизнью, с детством, которое, как ему казалось, прошло у него уже давно. Вспоминал прогулки с Сатеникой, вспоминал ее улыбку, смех и то беззаботное счастье, которое она дарила ему. Вспоминал их наивные планы на будущее. Свадьба, дети, собственный домик. Вспоминал случайное и такое нелепое знакомство. В глазах стояли слезы, но он не плакал. Он просто заново переживал счастливейшие моменты своей жизни.
- Я не сумел ее уберечь. Не сумел.
Юноша изо всех старался мыслить трезво, подавляя терзающую душу скорбь, исступленную ненависть, скрывающуюся за каменным выражением лица.
- На ошибках учатся. - Тихо прошептал он. - Пора приступать, Тэл.
Сколь циничны были эти слова по отношению к Сатенике, столь и безжалостны они были к самому себе. Встряхнув головой, Артелион отогнал все посторонние мысли и сосредоточился на вербовочном пункте.
- Письмо родителям написал, вещи собрал, решение принял. Вперед.
Юноша твердым шагом поднялся по ступеням крыльца и толкнул дверь под вывеской щита и меча. Дверь, отворяясь, противно скрипела, будто ругаясь, что потревожили ее покой. Внутри царил прохладный полумрак, пахло горечью, какой отдают старые грязные половики. Артелион, окинул помещение скептичным взглядом. С улицы он попал в небольшую тесную прихожую. На полу лежал вонючий коврик, а на голых стенах помимо крюков для одежды ничего не было. Прихожую отделяла занавеска не стиранная, наверное, с самого Изгнания. Сквозь нее был виден кабинет: широкий стол, стоявшая рядом тумбочка и что-то искавший в ней человек. На скрип двери он не обернулся.
- Лачуга, и та понаряднее будет. Суровая реальность жизни во всей своей красе.
Брезгливо отодвинув занавеску, Артелион громко произнес:
- Я хочу записаться добровольцем на службу.
Мужчина в черном мундире с позолоченными пуговицами замер и медленно повернулся к вошедшему. Взгляд его темно-зеленых глаз выражал крайнее недоверие, а тонкие бледные губы сложились в слабое подобие приветливой улыбки, больше напоминавшей гримасу человека, целиком съевшего лимон. Несколько мгновений он разглядывал Артелиона, после чего медленно двинулся в обход стола к своему месту.
