Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ" (читаем книги онлайн txt) 📗
— Он говорил о солнце над зелеными холмами, — в голосе Бэт мелькнули мечтательные нотки.
— Считается, если ты видишь солнце на Другой стороне, обратно тебе уже не выбраться, — хмуро отозвалась Рэй. Вот и выяснилось, почему арфист Королевы вернулся в мир людей и не спешил снова переходить Границу.
Дорога окончательно потерялась в траве, и Керринджер полезла в карман за старым компасом. Вытащила его из латунного чехла и обернулась к своей спутнице:
— Мне нужна прядь волос Томаса.
— А, да, сейчас, — девушка кивнула. На запястье у нее болтались нитяные браслеты, она стянула один из них, протянула Рэй. Та подхватила его, и оказалось, что это тонкая косичка черных волос, перетянутая зеленой ниткой. Керринджер осторожно уложила его в латунную коробку чехла и вернула компас на место.
Стрелка резко крутанулась, сделала два полных оборота и замерла неподвижно, указывая четко в сторону отметки магнитного севера. Рэй пожала плечами. Значит, вперед.
Какое-то время они шли молча. Кое-где по земле стелился туман, чуть касался ботинок и кед и тут же шарахался от них. И только когда они перевалили через первую пологую гряду холмов, Бэт заговорила снова:
— Том перестал ходить на Другую сторону не потому, что увидел солнце.
— А почему? — это не было праздным любопытством. Кто знает, что придется говорить и о чем просить, когда они доберутся до места.
— Он остался без арфы, — Бэт грустно улыбнулась. — Он был арфистом Королевы Холмов, а стал Томом-с-пустыми-руками.
— Королева пришла за ним в Байль, — Рэй чуть нахмурилась.
— Это не она выгнала его с Другой стороны. Томас ушел сам. Не выдержал ее жалости.
Что-то в голосе Бэт заставило Керринджер обернуться на нее. Элизабет Биннори шагала, упрямо сдвинув брови к переносице, и выражение ее лица заставило Рэй подумать, а не зря ли она согласилась вести девушку на Другую сторону. Впрочем, поворачивать назад было уже поздно. Лицо Бэт отчетливо говорило, что если нужно, дальше она пойдет сама.
На привал остановились в роще у подножья третьей гряды холмов, менее пологой, чем предыдущие две. Сама Рэй могла бы идти и дальше, но Бэт после подъема и спуска по крутым склонам выглядела плоховато. Она и так отлично держалась, не просила замедлить шаг, не задавала дурацких вопросов и упорно тащила свой рюкзак, слишком тяжелый для нее. Стрелка компаса замерла как приклеенная и не пыталась сменить направление.
В роще было тихо, только где-то вдали журчал ручей.
— Воду здесь пить нельзя, — привычно предупредила Керринджер. — Есть что-то, кроме того, что у нас с собой, — тоже.
— Я знаю, — Бэт кивнула. Они сидели в корнях высокого вяза, на подстилке опавших листьев. Крона над ними уже начала желтеть. Рэй выудила из недр своего рюкзака единственную бутылку со сладкой газировкой, отхлебнула, передала Бэт:
— Для пешего похода не самое лучшее питье, зато забивает вкус здешних туманов.
— Кажется, Том только за ними и ходил, — со вздохом сказала девушка. — За туманами, за песнями, за чарами сидов. Он ел их еду и пил вино.
— Кто знает, может, для певцов и арфистов другие правила, чем для остальных.
— Да нет, — Бэт дернула плечом. Помолчала немного, задумчиво разглядывая бутылку с газированной водой у себя в руках, потом проговорила: — Том просто не умел иначе. Петь здесь песни оттуда, им — наши, и пить их вино, и видеть их солнце. И с группой то же самое. Пока я не взялась за них, играли бесплатно, лишь бы пускали играть. Но в том-то все дело, чтобы играть в холмах, и в городе.
Она резко замолчала. Пластиковая бутылка скрипнула в ее руке.
— Королева дала Тому арфу, в которой струны были свиты из звездного света. Он отдал эту арфу как плату за то, чтобы видеть через туман Границы.
— Ого, — Рэй присвистнула.
— Да. Король-Охотник попросил за этот дар что-то, равное по цене. Том отдал арфу.
— Твою мать, — пробормотала Керринджер.
К вечеру холмы перешли в пологую, заросшую лесом долину. Идти стало проще, рюкзаки — чуть легче. Лес был старым, без густого подлеска. Там же и заночевали, завернувшись в спальники и поглубже закопавшись в палую листву. Ночи на Другой стороне были холодные.
Под утро Рэй проснулась. Даже в спальнике чувствовалась прохлада. Она обхватила себя руками за плечи, подтянула колени к подбородку, пытаясь собрать оставшееся тепло. Рядом тихо посапывала Бэт, сжавшаяся в комок. Ветер едва слышно колыхал листья.
Что-то было не так. Керринджер отчетливо чувствовала в воздухе какую-то смутную тревогу, и тревога эта не имела ничего общего с эхом рогов Охоты, до дрожи, до отвращения знакомым Рэй.
Она села в спальнике, нащупала кобуру с револьвером, придвинула ее ближе. Что-то происходило на Другой стороне, и едва ли это было что-то хорошее. Холмы и леса молчали, и это угрюмое молчание было неправильным. Рэй положила руку на рукоять револьвера, а второй нащупала на шее наконечник стрелы на шнурке, стиснула его в кулаке. Потом отыскала в карманах сигареты.
Утром следующего дня начал накрапывать дождь. Осень наступала на Другой стороне как будто кусками, урывками, зеленая листва соседствовала с порыжелой, кое-где даже проглядывали голые черные ветки. Шли медленнее — с непривычки Бэт натерла плечи лямками нового рюкзака. Керринджер забрала у нее часть вещей и чувствовала теперь, как ноют под грузом ее собственные плечи. Зато они вышли на едва заметную тропинку, змеившуюся как будто бы в нужном направлении. Никто не пытался сбить их с пути мороками, стрелка компаса указывала вперед, и Рэй даже начало казаться, что этой девчонке дадут попрощаться с ее Томом.
Элизабет Биннори в качестве спутницы обладала одним неоспоримым достоинством. Она целеустремленно шагала по тропе, и горящие алыми осенними листьями кусты голубики интересовали ее гораздо меньше, чем саму Керринджер. В своих разношенных кедах и вытертых джинсах она даже здесь настолько принадлежала Байлю, что у туманов Другой стороны не было ни малейшего шанса отравить ее. Бэт имела так мало общего с тем человеком-сидом, которого Рэй видела на сцене в «Зеленых рукавах», что она начала понимать причины молчаливой тоски в глазах девушки.
К полудню они выбрались из-под лесных сводов и вышли к берегу реки. По обе стороны от нее земля снова начала дыбиться холмами, но пока это были обычные холмы, с крутыми, обрывистыми склонами, поросшие редкими деревьями.
Тревога Рэй, разбудившая ее ночью, только усилилась к полудню. Ей не нравилась дымка над рекой, потому что в ней мелькали какие-то тени, которых там не должно было быть. Не нравился ветер и какой-то странный шелест в нем. Не правилась время от времени наступающая тишина. Кобура с револьвером оттягивала пояс, но это не приносило никакого успокоения.
— Смотри! — неожиданно окликнула ее Бэт.
Керринджер проследила взглядом за вытянутой рукой девушки и тихо выругалась. На одном из дальних холмов отчетливо вырисовывалась, темная на фоне серого неба, фигура всадника. Конь под ним замер неподвижно, а больше ничего было не разглядеть из-за расстояния. Какое-то время он оставался там, а потом скрылся за гребнем холма.
— Это по мою душу, — с кривой усмешкой сказала Рэй.
Присутствие Охотника она угадывала безошибочно. Его тень преследовала Керринджер каждый раз, когда она приходила на Другую сторону. Он снился ей каждый Самайн в снах, временами странных, временами — страшных, и, Рэй была уверена, делал это специально. Ей бы хотелось забыть и Короля-Охотника, и ту ноябрьскую ночь, когда она вышла навстречу Дикой Охоте, но сердце ее пропускало удар каждый раз, когда где-то в холмах пели охотничьи рога.
Может быть, Рэй его боялась. Слишком хорошо помнила, как падает ее отец на одно колено, как красная кровь заливает зеленую траву у подножья полого холма. Слишком хорошо помнила, как летит ей в спину крик: «Семь дней даю тебе на моей земле, не боле!». Слова Короля имеют вес гейса, запрета-заклинания, даже если Король вконец разругался с собственной рыжей башкой.
