Берегись вурдалака - Абаринова-Кожухова Елизавета (библиотека электронных книг txt) 📗
— Слямзил, — кратко ответил Вася, не уточняя, где и когда он он его слямзил.
— Вылитый Алексей Максимыч, — задумчиво произнесла Анна Сергеевна. — Только больно уж молодой…
— Какой Алексей Максимыч? Горький? — удивился Щепочкин. — Ну что ж, усы, конечно, похожи, но я что-то не помню, чтоб у Горького была такая лысина.
— Да нет, при чем тут Горький, — улыбнулась Глухарева. — Алексей Максимыч Семенов. Он был активистом родительского комитета в классе, где я преподавала.
— Давно? — как бы без особого интереса спросил Вася.
— Лет десять-пятнадцать назад. На днях я его в гастрономе встретила, так он своего младшенького, Гришку, все нахваливал — дескать, далеко пошел, в большое начальство выбился.
— Так вы говорите, Анна Сергеевна, он здесь выглядит моложе своих лет?
— Ну да, гораздо моложе. Постой, Вася… — Анна Сергеевна внимательно пригляделась к портрету на кубке. — Да, точно. Этот похож даже не столько на папашу, сколько на сына. И как раз его возраста.
— Погодите-погодите, — насторожился Щепочкин. — Григорий Алексеич Семенов — это ведь второе лицо в шушаковском банке! Но, по-моему, ничего общего. У него, — Вася указал на кубок, — и усы, и плешь, и волосы посветлее, а у Григория Алексеича и усов-то нет, а волосы темные и вьющиеся… Хотя… Хотя овал лица, пожалуй, похож. И горбинка на носу почти такая же, — добавил Вася, восстанавливая в памяти облик Семенова-младшего, которого, правда, живьем и вблизи ни разу не видел.
— Насчет усов ничего сказать не могу, — усмехнулась Анна Сергеевна. — А волосы у Гриши и впрямь были светлые, но уже в старших классах начали выпадать. Гриша очень комплексовал по этому поводу, а потом где-то раздобыл темный парик и стал его носить. Сначала ребята подсмеивались, а потом привыкли. После школы он уехал учиться куда-то не то в Москву, не то в Питер, а когда вернулся, то все уже давно забыли, какие у него волосы на самом деле. — Анна Сергеевна еще раз глянула на кубок. — Хотя, может быть, это вовсе и не Гриша, а просто похож…
В прихожей раздался звонок.
Повернув на всякий случай кубок портретом к стене, хозяин побежал открывать дверь. На пороге стояла Надежда Заметельская. Василий провел ее в комнату, познакомил с Анной Сергеевной и тут же усадил пить чай.
— Ну что ж, все в сборе, заседание можно считать открытым, — объявил Щепочкин. — Вопрос первый — Анна Сергеевна и предстоящее гипотетическое убийство некоего пока что не известного нам Ивана Покровского. И вот какой информацией мы на данный момент располагаем. Пункт «А». Реституирование, то есть возвращение помещичьих усадеб потомкам их владельцев в наших краях не производится, так что данное направление смело можно закрыть. «Б» — поэты. Увы, этого добра у нас хватает, точно так же как и в абариновском Кислоярске, но переводами всерьез занимается лишь один, некто Игорь Иваныч Лабазов. Правда, ему уже здорово за семьдесят, так что вряд ли кто-то заподозрит его.
— В чем заподозрит? — не выдержала Анна Сергеевна.
— В кознях против князя Григория, за которые вы должны будете его убить, и даже не один раз, — объяснил Вася. — Теперь пункт «Ц» — собственно Иваны Покровские. Мой друг инспектор Рыжиков предоставил краткую информацию обо всех обладателях данных имени и фамилии в нашем городе и окрестностях. Таких, которые и Иван, и Покровский, оказалось трое. Один — агроном в бывшем колхозе «Заря», в десяти километрах от города. Другой — работник СМИ, третий инженер, теперь на пенсии… Как бы они еще не стали «мочить» всех подряд!
— Ну, «мочить»-то буду я, — возразила Анна Сергеевна. — И не один раз.
— Скажите, Василий Юрьевич, а инспектор обещал что-то сделать ради их безопасности? — вступила в беседу Надежда.
— Он сказал, что меры будут предприняты, как только Анна Сергеевна получит конкретные указания кого-то убрать. Так что на этот счет пока можно не беспокоиться, главное — вовремя информировать Рыжикова. Теперь второй вопрос нашей повестки — что мы такого начудили с двумя господами Каширскими?
— Начудили — это еще очень мягко сказано, — вздохнула Надя.
— Даю отчет, — продолжал Щепочкин. — «Первый» Каширский — некто Федор Петрович Рогожкин, мой давний приятель, он живет в городке N. Это километров в пятидесяти от нас, — пояснил Вася для Надежды, — и работает в местной поликлинике. Обладая некоторыми навыками гипноза, он иногда использует их на практике, но никакой широкой огласки не имеет. Да и не стремится. Когда я ему позвонил и объяснил, в чем дело, Федор Петрович тут же согласился помочь. В окружение князя Григория ему удалось внедриться через Анну Сергеевну, которая рекомендовала его лично барону Альберту. Вот, в общих чертах, и все. — Щепочкин уставился на Надю — дескать, теперь ваш черед.
— «Мой» Каширский — это сам… — Тут Надежда назвала фамилию известного «психотэрапэута», который в перестроечные годы посылал свои «устаноуки» многомиллионной аудитории советских телезрителей и, по мнению некоторых критиков, отчасти послужил писательнице Абариновой-Кожуховой прототипом Каширского. — К князю Григорию Анатолий Михалыч попал через небезызвестного Гробослава, или ди-джея Гроба, позвонив ему в прямой эфир.
Василий даже присвистнул:
— Надя, как это вам удалось заполучить такую знаменитость?
— Для нас, журналюг, нет ничего невозможного, — загадочно улыбнулась Надежда. — Ну, скажем так, почти ничего…
— И надо же им было столкнуться нос к носу не где-нибудь, а перед самим князем Григорием, — с досадой заметил Вася. — Хорошо еще, что все так благополучно сошло.
Тут в разговор вновь вступила Анна Сергеевна:
— Простите, друзья мои, я не совсем поняла: получается, что вы действуете не совсем заодно, а каждый сам по себе? Иначе такой накладки с двумя Каширскими просто бы не было.
— Действительно, у нас теперь нет другого выхода, как доверять друг другу, — отметила Надя. — А то просто какая-то самодеятельность получается!
— Кстати, о самодеятельности, — вспомнил Василий. — Через пару недель состоится премьера «Ревизора», так что приглашаю всех желающих. Ну да вы, Наденька, уже в курсе — я ж видел, как вы нашего режиссера интервьюировали. Это был настоящий допрос с пристрастием!
— Да уж, на последней репетиции милейший Святослав Иваныч был просто в ударе, — заулыбалась Надежда. — А этот немец, как его, ну, в общем, который играет доктора Гибнера — он же прирожденный артист. Ему бы на настоящей сцене выступать, а не в банке штаны просиживать… И, по-моему, он ко мне не совсем равнодушен.
— Вот как? — от души рассмеялся Василий. — С чего это вы решили?
— Он все время на меня поглядывал, да еще таким взглядом, как бы точнее сказать, в общем, плотоядным.
— Ага, прямо как людоед Херклафф на журналистку Чаликову, — заметила Анна Сергеевна. — Очень была яркая сцена, только не помню где — в «Холме» или в «Двери».
Вася как-то странно посмотрел на Анну Сергеевну, потом на Надю, но ничего не сказал.
— Зато инспектор Рыжиков — вне конкуренции, — продолжала Надя. — Что городничий может быть ТАКИМ, я и представить не могла!
Тут зазвонил телефон. Вася снял трубку.
— Алло! Георгий Максимыч? Вот уж легки на помине. Как хорошо, что позвонили, я хотел у вас кое-что уточнить…
— После, после, — перебил инспектор Рыжиков. — Включайте скорее радио, а потом созвонимся.
Вася несколько удивился, но радио включил. За важными разговорами детектив-любитель и его гостьи даже не заметили, как часовая стрелка подошла к десятке, а в это время по «Голубой волне» обычно начинался эфир ди-джея Гроба.
