Жертвы обстоятельств - Ролдугина Софья Валерьевна (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Понимала — но заставить себя действовать не могла.
Максимилиан или Дэриэлл? Не важно. Пусть уходят. Мне надо подумать и решить уже что-то. Как себя вести, к чему стремиться — хватит уже плыть по течению. А то занесет куда-нибудь к водопаду.
Зашуршали краны. Сначала я не заметила изменений, а потом плечи и спину начало покалывать. Чувствительность возвращалась… И просыпающимся нервам даже теплая вода казалась кипятком.
— Прости.
Все-таки князь. Голос был таким тихим, что мог и просто померещиться, но не узнать его я не могла.
В груди вскипели пополам злость и обида. Ведь это все из-за него! Он разрушил всю мою прежнюю жизнь, приучил думать только о нем, разлучил со звездой, заставил впервые поругаться с мамой и — невольно — причинить боль Дэриэллу.
Злости стало чуть больше.
— Прости меня, маленькая, — чуть громче.
Я подняла взгляд. Максимилиан сидел напротив, очень близко. Он смотрел прямо на меня, не отрываясь и не мигая, обхватив колени руками, словно мерз. Капли воды из душа оседали на голых плечах и блестели в волосах, как искусственные бриллианты. На белом-белом лице глаза словно излучали синеву.
— Прости меня, — повторил он в третий раз так, словно действительно чувствовал вину и неуверенность. Будто бы князь был таким же подростком, как я, впервые и необратимо влюбленным, неопытным, непонимающим себя и это непостижимое, прекрасное существо напротив. Такая совершенная и приятная иллюзия равенства! Но три с половиной тысячи лет, но темный голод, но тени мертвецов за плечами и огонь глубоко внутри…
Я уже не верила в мальчишку из потайной горной долины, из страны, которой никогда и нигде не было и нет.
Он, князь, шакаи-ар, телепат — как он мог превратить это утро в кошмар?
— Никто не совершенен, — тихо произнес Ксиль, отвечая на мои мысли. — Ошибаться могут все. Даже те, у кого тысячи лет позади. Если ты случайно причиняешь боль тем, кого любишь, то это бьет по тебе рикошетом так же сильно, как впервые. И сколько бы ни было воспоминаний, все равно становится страшно: а вдруг именно сейчас ты не сможешь ничего поправить. Вдруг они не простят. Опыт шепчет: все проходит, и сие пройдет… Но это плохая анестезия. И плохое успокоительное. Все равно больно и страшно.
Я поежилась. Странное было ощущение: спина уже отогрелась и вода казалась просто горячей, а вот на ногах онемение еще не до конца сошло, и на босые ступни словно кипяток лили. Пар заволакивал холодную кафельную пустоту ванной призрачным теплом.
Или на меня так действовали слова Ксиля?
— Очень впечатляющая речь, — губы почти не слушались, будто я заново училась говорить. — И часто тебе приходилось утешать истеричных девиц после соблазнения?
Боги, какую чушь я несу… Какое соблазнение? Какие девицы? И почему мне хочется плеснуть в эти синие глаза кислотой, чтобы они не вытягивали из меня душу?
Ксиль опустил ресницы. На них тоже застыли прозрачные капельки воды.
— Я никогда никого не утешал, Найта, — мое имя прозвучало так лично, так невыносимо интимно, что вновь стало жарко. — Я никогда не пытался вогнать свои поступки в рамки каких-то обычаев и традиций только для того, чтобы продлить отношения. И никогда не просчитывал каждый свой шаг затем, чтобы желание разделить с кем-то жизнь стало реальностью. Да и не хотел этого…
— Чего?
Пар становился все гуще. Он почти заглушал слова и очень хорошо прятал лицо.
— Делить жизнь на двоих. А с тобой — хочу…
Вот так, просто. Да у него все просто! А мне потом мучаться!
— Почему? — быстро, еще до того, как он договорил, откликнулась я. Горячие струи из душа разбивались о плечи, стекали по спине. Слив уже не справлялся с потоком, и на полу было по щиколотку воды. — Чего во мне такого особенного? Чего такого ты не нашел за тридцать шесть веков во всех своих подружках, что есть во мне? — я по-прежнему шептала, но Ксиль втягивал голову в плечи, как от крика. — Почему ты следуешь сейчас моим желаниям, а не своим, почему пытаешься сам подстроиться, а не перекраиваешь меня? Почему, Ксиль?
Глаза под пушистыми ресницами распахнулись. Даже белесый туман не сделал пронзительный синий цвет бледнее.
Почему я ловлю его взгляд даже сейчас, когда ярость перехлестывает через край?
— Я не знаю, — четко и раздельно произнес Максимилиан, и его голос был голосом князя, а не запутавшегося мальчишки. — Не знаю, и знать не хочу. Я даже понять не могу, с какого момента вся эта ложь о любви стала настоящей любовью. И почему это вообще случилось, тоже не знаю. Может, потому, что я был открыт с самого начала. «Она все равно умрет, — думал я, — зачем ей врать в мелочах?». А ты была наивной, открытой, верила каждому слову. Не было нужды в манипуляциях, чтобы получить твое сердце. Несколько слов, пара поцелуев, откровенный разговор — и все, ты — моя. Таких девочек, Найта, миллионы, — он сощурился, и взгляд стал жестоким. — Нецелованных. Чистых. Вы посвящаете свою жизнь не тем, кто действительно этого достоин, а тем, кто первым решится взять вас себе. У тебя этим кем-то оказался я. А мог стать тот же Дэриэлл. Он просто ждал, пока ты вырастешь…
Я запрокинула голову. Вода окатила лицо. Уже не горячая, теплая, в самый раз для душа. Капли бьют по коже, и можно представить, что это дождь. Но зачем себе врать?
— Вот как оно было… Так ты действительно просто очаровывал меня, чтобы я легла на тот алтарь с удовольствием? — из меня словно яд сочился. Впервые я не боялась телепатии Ксиля — думаю, это ему нужно было бояться моих чувств. Оказывается, наивные девочки не только любить могут всем сердцем.
Ненавидеть кого-то не менее интересное занятие.
— Сначала — да.
Боги, да что у него с лицом! Как будто он и в правду может чувствовать сомнения и… боль.
Я чувствовала себя так, словно мир несколько раз перевернулся с ног на голову. Верила Ксилю — и в то же время боялась верить.
— …Но нельзя заигрываться в любовь. Если делать это слишком искренне, если открывать свою душу и не лгать ни в чем, кроме самого главного… Судьба лжецов не любит, — усмехнулся Максимилиан. — Она с удовольствием наказывает их тем, что делает ложь правдой. Я не знаю, когда это произошло, Найта.
Его взгляд стал спокойным и ласковым. Такого раньше не бывало — никогда. Но сейчас он словно источал мягкое сияние. Как у целителей…
— Может, когда Тай вступился за тебя, и ты вдруг из жертвы стала чем-то живым и важным. Может, потом, когда у меня была только боль, кошмар лабораторий и сны о тебе. Не имеет значения. Я просто принимаю это, как данность. Я люблю тебя. Ловлю себя на мысли, что думаю в первую очередь о твоих желаниях, а не своих — и не удивляюсь. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Умом понимаю, что ты сделала для меня больше, чем я заслуживаю. Простила предательство, спасла жизнь. Мне этот долг никогда не вернуть. Я знаю, что тебе со мной будет трудно, ты другая, наивная, юная… Возможно, из вас с Дэриэллом действительно вышла бы хорошая пара, — вертикальные зрачки стали узкими, как щели, стирая всякое выражение из глаз. — Но не могу тебя отпустить. Даже если тебе от этого будет лучше. Я шакаи-ар, — сказал он странным тоном, будто оправдывался. — И я влюблен. Мое счастье — это когда хорошо тебе… Я стараюсь сделать все, чтобы ты была счастлива. Но почему-то все время попадаю впросак… Наверное, это и есть суть любви — когда хочешь только блага, а в итоге выходит совершенно не так.
Он замолчал.
Я не умею долго злиться. Наверное, это плохо. Достаточно совсем немного, чтобы обида стерлась — всего лишь поставить себя на место того, другого, и понять.
Безумие какое-то. Настроение не должно мотаться, как на качелях — люблю-ненавижу-люблю, больно-сладко…
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — злость куда-то просочилась, стекла вместе с водой в слив. Осталась только усталость. — Сначала напугал меня до красных пятен в глазах там, в комнате, потом наговорил гадостей здесь… Думаешь, я не догадывалась, как обстояли дела во время путешествия по пути королев? Не раскладывала по полочкам все? И потом уже, позже? — это прозвучало почти жалобно. — Зачем вытаскивать все скелеты из шкафов сейчас, когда я и так на взводе?
