Пять имен. Часть 2 - Фрай Макс (версия книг txt) 📗
2
— М-м… это что — хвост у меня такой? Это не мой хвост, это какая-то ящерица потеряла!
— Убери морду у меня из-под руки.
— А глаза у меня светятся, а ты что делаешь?
— Дуракам половину работы не показывают! Убери морду! Поди на кухню, съешь чего-нибудь.
Хлопок холодильника, хихиканье.
— Тут такая колбаса интересная! Штопором!
— Ну так съешь ее! — кричу, не оборачиваясь. Хвост не выходит, это правда. Зато вот морда удалась, и ушки, и гривка.
Возвращается, стуча когтями, даже сквозь ковры слышно.
— А у меня на чешуе вот тут вот, — изгибается, показывает, — лиловатый блик! Ты его нарисуешь?
— Я сказал — морду у меня из-под руки! Займись чем-нибудь, хоть «Властелина Колец» посмотри.
— Фу, там драконов нету!
— Тогда «Шрека»! И не суйся мне больше под руку!
Дуется, уходит к телевизору. Я слышу, как скрипит наш многострадальный диван под его тяжестью. Потом идет вступительная песенка — "фла-аин дра-а-а-агонс!" — ага, еще лучше, «Полет дракона», прекрасный мультик. На час-полтора это его займет.
Это просто мука-мученическая — драконов рисовать. Они никогда не довольны, то ли дело единороги. Те-то прекрасно знают, что всегда останутся лучше любой картинки — и только снисходительно фыркают.
А ведь собирался кошку нарисовать. Ко-ошечку…
3
Это вовсе не тайна, но знают ее очень немногие, так уж получилось.
Драконы — не люди. Их способ любить и заниматься любовью сильно отличается от человеческого. Непосредственно в процессе они тесно сплетаются телами, чтобы закрыть сильной чешуей спины уязвимые места, вскрывают грудную клетку и обмениваются сердцами. Каждый половозрелый дракон имеет по крайней мере три сердца, и с годами их обычно становится все больше. Если партнер избран надолго, чужое сердце так и остается у него в груди, что приводит к тяжелым, но естественным для дракона обязательствам.
Бывает, что человеческие колдуны, — те, у которых амбиций куда больше, чем ума, — пытаются таким образом достать себе второе сердце. Прикидываются драконом, отводят какому-нибудь молодому ящеру глаза, а потом сбегают буквально из объятий, к досаде и недоумению влюбленного. Впрочем, рано или поздно обманутый дракон их находит. Или какой-нибудь другой дракон — новости среди них распространяются быстро, а забывать они не умеют. И тогда колдун остается вовсе без сердца, не то что с двумя. Кое-кто даже выживает после такой переделки, но представляет после этого опасность только человечьему племени, а до людей драконам обычно нет дела.
Но есть и такие люди, которые готовы сами отдать свое единственное сердце. Ничего, кроме решимости и любви, для этого не нужно, драконья магия — очень сильная вещь.
И после этого ходят, как обычно — с одним сердцем.
Но драконьим.
кошки и другие предметы быта
сказочка про козявочку
Как только гаснет свет, моль начинает уговаривать кошку.
— Ну, пожалуйста, — тянет она, — открой холодильник, ну что тебе стоит-то.
Самой ей не справиться с тяжелой дверцей, она уже бледная от голода, кошке жаль ее, никчемницу, но расстаться с теплой батареей жаль еще больше.
— О-ой, — стонет кошка. — Нету там ничего…
— Пожалуйста-пожалуйста, — зудит моль и начинает отрывисто кашлять. Потом складывает крылья и без сил падает на паркет.
— О-ой, — снова стонет кошка, долго прощается с батареей, наконец спрыгивает и идет к шкафу. Моль немедленно оживает, скачет следом, выписывает круги от нетерпения.
Но в шкафу и в самом деле одна синтетика. Аккуратно развешанная на плечиках, немнущаяся, несъедобная.
— Ну, видишь, — говорит кошка сочувственно.
— А в морозилке?
— Нет уж, туда я не полезу.
Моль снова артистически падает на паркет. Кошка вздыхает, оценивает расстояние до дивана. Потом вспрыгивает на еще теплый монитор, оттуда сигает на приоткрытую дверцу шкафа, цепляется, отчаянно скребет когтями, правой лапой снайперски подцепляет дверцу антресоли, обрушивает какую-то коробку, обрушивается сама, молнией несется под диван, потому что из соседней комнаты уже слышен хозяйский рявк: "Вот блядь!" — и скрип кровати. Хозяин лег в шесть утра, спать ему осталось три часа. Хозяина очень жаль.
Кошка лежит под диваном, вжавшись в пыльный угол и с ненавистью думает: "Чтоб я еще хоть раз!"
Моль запархивает в щель. На антресоли тепло и пахнет шерстью, так сладко пахнет, совсем рядом.
"Шапочка!" — шепчет моль, зарывается в старую шерсть, всхлипывает и впивается зубами.
воротничок
Окончательно я убедился: всему виной немецкая сушилка для белья, эмалево-белая, раскладная, как раз на те пять килограмм, которые вмещает наша стиральная машина.
Потому как пока ее не было, не было и претензий. Веревки на балконе, прищепки, ну да, покурить на свежем воздухе не выйти, и когда развешиваешь пододеяльник, он все норовит вокруг головы обмотаться, но разве это неудобства? Зато балкон имел вид такой, какой положено иметь балкону в питерском доме постройки двадцатилетней давности, то есть кухня уже восемь метров, но коридор и ванная еще три, причем вместе взятые.
А тут — сушилка. Складывается, легко переносится, на ветру простынями не хлопает, потому что у стеночки стоит. Бе-еленькая. Предмет ихнего быта. Понятное дело, она немедленно потребовала выкинуть с балкона старую кошмарную тумбу, бочкообразную от дождей, с дверцами, прижатыми кирпичами. На кухне была, конечно, лишняя тумба, вполне еще ничего себе тумба, но из-под нее освобождалось место. И на это место так уютно вписывался угловой диванчик, что мы, конечно же, пошли и заказали.
Обретя диван и установив его — на кухню, а тумбу — на балкон, мы зажили новой жизнью с обеденным местом у окна. Потому что пока тумба занимала нишу, в нее невозможно было вписать холодильник, а как ее не стало, холодильник немедленно перекочевал. При этом он все порывался смениться на новый двухкамерный — исключительно усилием воли мы удержали его от такого опрометчивого шага. Ладно, капризно сказал холодильник, тогда на меня очень хорошо встанет микроволновая печь! Это там, у окна она на меня не вставала, а теперь встанет, а если вы проведете сюда новую розетку, то, между прочим, можно будет…
Мы не дослушали. Мы водрузили на него микроволновку, и он заткнулся. Ну, хоть так. На какое-то время мы вздохнули с облегчением. Перевешивание шкафов с террором соседей посредством перфоратора можно даже не считать за суету. Мы обживали диванчик, вставший на место холодильника, обживали полочки, повешенные вместо шкафов — и блаженствовали.
Так продолжалось все лето.
Ничто, как говорится, не предвещало.
Ну, в самом деле, кто мог подумать, что наступит осень, и ветра с залива задуют во все щели? В том числе в самую большую, именуемую форточка, потому что она, видите ли, перестала закрываться из-за перекоса рам и общего упадка настроения? Температура в квартире стремительно падала, венцы газа на плите ложились под сквозняком, мы кутались и ворчали. В конце концов кто-то из нас произнес слово «стеклопакет». Это было равносильно приговору.
Если бы не наша коварная соблазнительница, уютная и белая немецкая сушилка, разве же могли бы мы помыслить о таком ужасе, как установка новых окон? О беготне по различным конторам, сравнении цен, брани по телефону на предмет замерщика и закрытых глазах в тот момент, когда рука ставит подпись в договоре с суммой в виде пятизначного числа? Разве пришло бы нам в голову двигать мебель и ворчать на сквозняк? Разве отважились бы мы на все это своей волей?
Я убежден, что нет. Широкая русская душа живет нараспашку, что ей какие-то щели и сквозняки, к тому же для сидения за столом есть национальный русский табурет, слово «диван» имеет привкус восточной неги, совершенно непозволительной в нашем климате. А уж есть полулежа, уподобляясь римлянам — несомненно, означает высшую степень разврата, и, опять же, всем известно, чем кончили эти самые древние римляне. Мы — слабые, легко внушаемые люди, и мы не виноваты. Всему виной немецкая сушилка. Старая добрая бельевая веревка никогда, никогда не толкнула бы нас на такие излишества, как немецкие же стеклопакеты, никогда.
