Синее Пламя - Воронин Дмитрий Анатольевич (книги полностью TXT) 📗
Синтия задумалась, затем ответила несколько неуверенно.
– Я слышала, как он говорил, что если меня не… купят, – слово далось ей с видимым трудом, – то он…
Девушка всхлипнула – раз, другой… а затем вдруг закрыла лицо руками и заревела, как обычный, маленький, до смерти напуганный ребенок. Ее узкие, хрупкие плечи вздрагивали в такт рыданиям. Странно было видеть этот плач. Шенк не мог отделаться от ощущения, что участвует в каком-то спектакле, одном из тех, что странствующие артисты часто ставили в больших городах… а иногда и в маленьких деревушках, если у жителей было чем заплатить – хотя бы и едой да крышей над головой. Плачущая девушка, миниатюрная, изящная… как будто бы не она совсем недавно хладнокровно отправила в Бездну Тьмы десятерых людей… пусть и подонков, но все-таки людей. И все же он чувствовал, что Синтия вполне искренна.
– Он говорил, что тогда будет… потеха… костер… меня должны были сжечь. Понимаешь, Шенк? Они хотели сжечь меня, чтобы люди посмотрели, как умирает вампир. Я знала, я знала, что так и будет. Никто не заплатит за вампирку таких денег…
Шенк закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и унять дрожь в пальцах. Как глупо все получилось… хотя он и не раскаивался в содеянном, не раскаивался ни на мгновение – но и последствий своего поступка не предвидел. А если бы и предвидел, поступил бы иначе? Вряд ли.
У вампиров был свой, довольно своеобразный кодекс чести Вампир, даже умирающий от Голода – не от обычного голода, что свойствен и человеку, а от своего, только им испытываемого Голода, иначе называемого жаждой крови, – так вот, даже умирая, вампир не нападет на ребенка, за исключением разве что случая, когда он хочет или вынужден обратить его, сделать вампиром. Были и другие принципы, не нарушавшиеся никогда или нарушавшиеся крайне редко.
Одним из них и был принцип служения. Вампир, которому спасли жизнь, считал себя обязанным спасителю. Считал, что его жизнь теперь – в служении… Конечно, так происходило не всегда, но если уж несчастный, обреченный умереть и неожиданно получивший шанс на спасение, давал себе слово… Самое искреннее обещание – это то, которое даешь самому себе.
Похоже, совершенно неожиданно он, темплар Шенк Легран, заполучил себе спутницу – не по найму, не по принуждению и даже не от стремления девчонки к приключениям. Все было гораздо хуже.
– Я надеюсь, – на самом деле он уже утратил эту надежду, – ты не сделала ЭТОЙ глупости.
Оба прекрасно понимали, о чем идет речь. Синтия насупилась, решительно вытерла кулачком слезы и, глядя Шенку прямо в глаза, заявила:
– Это не глупость, темплар. Я поклялась в служении… хочешь ты того или нет, но я пойду за тобой, куда бы ни лежал твой путь. Я буду оберегать тебя…
– Ты совсем еще юна, тебя саму оберегать нужно, – вздохнул Легран. О своих словах он тут же пожалел, но сказанного, как известно, не воротишь.
– Я взрослая, темплар. – Теперь голос Синтии звучал чуточку надменно. – Я уже давно взрослая. Твой друг, тот, который умер, ошибся. Просто мне не повезло с ростом. Я сильная и могу за себя постоять. Кажется, ты в этом уже убедился. Да, я убила их всех – то, что они сделали с той девочкой, не заслуживало иного.
– Так, оставим этот спор, – примирительно поднял руку Шенк, подбрасывая в костер очередную ветку. – Хочу предложить тебе соглашение…
Он понимал, что выхода нет. Синтия последует за ним, и не важно, согласится ли он с ее служением или попытается отвергнуть навязываемую помощь. Значит, придется с этим смириться.
– Я хочу, чтобы ты пообещала мне две вещи.
– Все, что пожелаешь… если тогда мне позволено будет сопровождать тебя, – тут же откликнулась она.
– Первое, – словно не слыша ее реплики, продолжал Шенк. – Ты пообещаешь, что никогда не будешь мне лгать. Даже в мелочи.
– Совершенно излишнее условие, – фыркнула она. – Ты же теперь мой повелитель… как можно лгать повелителю? Это просто немыслимо…
Он молча ждал. Девушка вздохнула:
– Ну хорошо… клянусь, что ни в малом, ни в большом тебе не солгу. Если же правдивый ответ на вопрос ранит твою душу, я откажусь отвечать.
Легран поморщился, затем чуть заметно, так, чтобы она не увидела, усмехнулся. Да уж, Синтия явно не была ребенком и за словом в карман не лезла. Ее обещание было не совсем то, что он хотел бы услышать, и все же это было самое большее, чего он мог добиться.
– И второе… прости, но иначе я не смогу. Ты должна поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь пить кровь человека. Пойми, Синтия, я темплар… если ты сделаешь это, я вынужден буду… ты понимаешь.
– Я не пила их кровь, – усмехнулась она. – Знала, что ты будешь недоволен. И потом, у таких подонков и кровь, наверное, отдает тухлятиной…
– Я жду, – напомнил Легран, хотя и почувствовал, как с души свалился один из камней, что там покоились. Стало чуточку легче…
Она задумалась, сознавая, что от слов, которые прозвучат сейчас, зависит ее дальнейшая судьба. Но пауза длилась не больше нескольких ударов сердца.
– Я клянусь, что никогда не прикоснусь к человеку ради Утоления Голода, – прошептала она, стиснув кулачки. – Если только на то не будет твоего повеления. Но я обещаю также, что стану убивать, дабы защитить тебя и себя, если только не найду сама иного выхода либо не узнаю его от тебя. И если придется убивать, я буду делать это любым способом, который покажется мне более подходящим.
Шенк скрипнул зубами – она умудрилась и тут все повернуть по-своему. И опять он понимал, что вампирочка и не могла пообещать иного.
Подумав, она попросила:
– Может быть, ты тоже кое в чем поклянешься? Поклянись, что если однажды тебе захочется прогнать меня, ты убьешь меня сам и сделаешь это быстро.
Темплар мысленно помянул Святую Сиксту в таких выражениях, что магистр Борох, узнай он об этом, пришел бы в ярость. Хоть и не к лицу рыцарю Света даже в мыслях своих обращаться к Святой как к непотребной девке, но кто, как не она, заставила его остановиться у того проклятого помоста… Он набрал полную грудь воздуха, понимая, что сейчас своими же собственными словами подпишет себе приговор.
– Я не буду обещать тебе этого, Синтия.., но я клянусь, что не оставлю тебя, пока это будет в моей воле и в моей власти.
Луна насмешливо поглядывала с высоты на двоих, сидящих у костра, – высокого мускулистого мужчину в дорожной куртке из толстой коричневой кожи, и девушку, чья точеная фигурка была скрыта складками серого балахона. Темплар, рожденный для служения Свету, и юная вампиресса, создание Тьмы. Такие разные и отныне сплетенные данными клятвами, выбравшие один путь и готовые пройти его до конца.
Небесная странница много повидала на своем невероятно долгом веку, но не переставала удивляться новым и новым открытиям, а потому загадочно улыбалась с небес, глядя, как рыцарь Света и дитя Тьмы заключают один из самых странных в истории подлунного мира договоров.
В будущем последствия этого союза обещали оказаться весьма интересными.
Глава 3. Сайла, столица Ордена
Таяна торжественно водрузила на стол блюдо, наполненное совершенно неаппетитными на вид сероватыми комками. Денис некоторое время задумчиво смотрел на странную субстанцию, затем поднял глаза на подругу. И поразился, насколько же она исхудала… да и сам он, признаться, выглядел ничуть не лучше – каждое утро, подходя к зеркалу, чтобы соскоблить щетину, он вновь и вновь убеждался, что человек в зеркале отнюдь не производит впечатление здорового. Запавшие глаза, ввалившиеся щеки… и постоянно голодный взгляд.
Если говорить откровенно, ощущение голода присутствовало только во взгляде. Но теперь Жаров был готов признать, что все разговоры о бесполезности иллюзорной пищи имеют под собой вполне реальную почву. Три месяца в стенах уже порядком осточертевшей Ноэль-де-Тор служили тому доказательством. Сочный бифштекс, ароматное вино, нежный белый хлеб, сладкие фрукты и другие прелести, которые Таяна могла создать буквально одним движением пальца, доставляли удовольствие, заставляли чувство голода ненадолго исчезнуть… и на этом все. Сам Жаров считал, что яства, составлявшие их рацион, все же были не в полной мере призрачными… если бы они питались одними иллюзиями, то давно уже протянули бы ноги. Впрочем, это они еще успеют – Тэй и так уже покачивается при ходьбе, предпочитая сидеть, а лучше лежать. И за собой он замечал, что любые движения вызывают слабость и легкое головокружение.
