Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Самолюбие взвыло раненым зверем. Захотелось пожелать хорошего вечера -- и убраться прочь. Но Дойл редко позволял чувствам управлять им. Разум же требовал выяснить, что заставило леди Харроу так перемениться -- потому что изменения были заметны. В отличие от других -- многих других -- она не могла вдруг проникнуться отвращением к его уродству. Она наблюдает его уже достаточно долго. Проклятье, сегодня днем она совершенно не выказывала отвращения, обнимая его за шею и позволяя поднять себя.
Значит, что-то произошло.
Дойл сглотнул, подавив желание облизнуть ставшие сухими губы, и коротко спросил:
-- Леди, вероятно, я нанес вам обиду?
Он не привык задавать таких вопросов. Но просто уйти, в очередной раз пытаясь зализать раны на собственной гордости, было бы просто глупо. Не в этот раз.
На мгновение в глазах леди Харроу зажегся привычный огонек -- но тут же потух. Она выпрямила спину, хотя и так стояла прямо, подняла голову, хотя в этом не было никакой нужды -- она и так смотрела на него сверху вниз, и ответила:
-- Милорд Дойл, я благодарна вам за беспокойство и рада, что сумела сегодня в некотором роде помочь в вашем нелегком деле защиты его величества от козней изменщиков. Я буду готова и в дальнейшем служить моему королю, как належит верной подданной. Однако я со всей искренностью прошу вас, господин глава тайной службы, не навязывать мне своего общества и не вести со мной приватных бесед.
В ушах зашумело, на языке загорчило. Дойл наклонился вперед, чувствуя, как волна унижения захлестывает его с головой, и прошипел:
-- Леди оскорбляет мое общество?
-- Милорд, оно меня утомляет. Прошу прощения, но мне нужно переодеться к вечернему пиру.
Глубокий реверанс, юбка взметнулась в резком развороте -- и леди Харроу скрылась в шатре. Дойл пожалел, что у него рядом нет ни одного стула, который можно было бы отшвырнуть.
К себе в шатер он ворвался. Все-таки пнул попавший под ноги табурет. Рявкнул:
-- Мальчишка!
Джил вынырнул откуда-то из-за тюфяка и протараторил:
-- Милорд, еда и вино готовы.
Выдох. Дойл упал на тюфяк. Джил быстро стянул с него сапоги, но подать еду не решился -- и верно. Дойл подозревал, что в этом случае зашвырнул бы поднос подальше. Больше всего его злило непонимание. Он не мог угадать, что именно вызвало в леди Харроу такое отвращение.
Впрочем, это было и неважно. В целом, она всего-навсего помогла ему признать очевидное, вернее, напомнила о нем: из него едва ли выйдет галантный кавалер. И уж тем более -- хороший муж. Не думал же он в самом деле предложить ей кольцо? Это было бы смешно -- в самый раз, чтобы развеселить милордов, которые скоро закачаются в петлях. Милорд Страшилище, милорд Урод, выходец из обители врага Всевышнего -- и вдруг женится на очаровательной женщине. От такой шутки виселица затряслась бы, и милорды попадали бы с нее, как спелые груши.
Дойл снова тяжело выдохнул и поднялся. Потянулся за графином вина, но не успел его взять -- снаружи раздалось явственное поскребывание. Кто-то хотел войти в его шатер.
Глава 16
Джил сообразил метнуться к выходу и выглянуть за полог. Дойл напрягся.
-- Милорд, -- мальчишка обернулся, -- там старуха. Она говорит, что служит леди Харроу и что у нее до вас дело.
-- Пусть войдет, -- велел он, не обращая внимания на то, что сердце пропускает несколько ударов.
Старуха вошла и сразу же поклонилась почти до земли. Она была уже очень стара, ее кожа была желто-серой, изборожденной морщинами. Глаза глубоко западали в глазницах, но блестели оттуда очень живо.
-- Простите, высокий лорд, что беспокою вас, -- проскрипела она.
-- Тебя послала госпожа?
-- Никак нет, высокий лорд, -- старуха пошамкала губами, словно бы в задумчивости. -- Моя леди не знает, где я. Но я не могла промолчать, милорд. И вы -- послушайте старую Милу. Моя леди так упряма и горда -- точно как ее отец.
Дойлу хотелось бы поторопить старуху, но он не стал этого сделать, просто сложил руки на груди и приготовился слушать. Порой Шило притаскивал ему таких старух -- наблюдательных, все знающих. Поторопишь такую, начнешь задавать лишние вопросы -- и она запутается в собственных мыслях, язык ей откажет, разум помутится. Их нужно было просто слушать -- и тогда они рассказывали то, чего не мог рассказать никто другой.
-- Вы думаете, милорд, я выжившая из ума старуха? -- она подняла на него свои блестящие глаза. -- Я знаю мою леди с колыбели. Когда сегодня она вернулась в свой шатер -- как она плакала, милорд.
Дойл скрипнул зубами и напомнил себе о терпении. Она все расскажет. И о том, почему плакала леди Харроу. Она для этого пришла.
-- Как она была испугана.
-- Что ее испугало? -- мягко спросил Дойл.
-- Крики, милорд, -- старуха потрясла головой. -- Жуткие крики. Они были страшны. А ваш голос -- еще страшнее. Как будто враг всему живому из своего логова вышел. Так она сказала.
Лекарь говорил, что леди Харроу ушла, чтобы найти его. Со своей старой служанкой она подошла к его шатру -- и, очевидно, выбрала для этого тот самый момент, когда он беседовал с Ойстером. Что именно она услышала -- было угадать сложно. Но это испугало ее -- женщину, живущую с уверенностью в том, что казни, да еще и прилюдные -- это слишком жестоко.
Шатер Дойла, как и всегда, стоял на некотором отдалении. Он позаботился о том, чтобы Ойстер никуда не сбежал -- но не имел возможности выставить внешнюю охрану. Никто не помешал леди Харроу подойти к шатру, а потом в ужасе убежать прочь.
-- Моя леди кажется сильной. Но на нее легло слишком тяжелое бремя. Как она могла не испугаться, когда у нее перед глазами встали крики людей из ее деревень, -- старуха наклонила голову.
-- За то, что ты рассказываешь это мне, в тайне от своей госпожи, -- медленно произнес он, -- тебя бы следовало высечь.
Старуха улыбнулась тонкими губами:
-- Я так стара, высокий милорд, что мне ни плеть, ни смерть не страшны. Мне страшно только, что я умру, и никто не защитит больше мою леди.
-- И ты полагаешь, -- он напрягся и вспомнил имя, которое она называла, -- Мила, что я ее смогу защитить?
-- Я хоть и стара, но не ослепла, высокий лорд, -- ответила она.
Это он тоже чувствовал -- цепкий, пронзительный взгляд. Что она заметила -- один Всевышний знает. Но она была права.
Дойл снял с пальца золотой перстень, по случайности надетый сегодня, и протянул:
-- Возьми, старуха. Моя благодарность.
Мила опять улыбнулась и покачала головой:
-- На что мне ваше золото, милорд? В могилу его не заберешь.
-- Тогда чего хочешь?
-- Вы мне спасибо скажите, милорд, я и рада буду.
Дойл не мог бы объяснить, почему, но ему подумалось, что он охотнее дал бы три таких перстня и еще кошель золота, чем поблагодарил бы ее. Но он отбросил эту мысль и произнес:
-- Спасибо.
Она опять поклонилась. Если бы люди Дойла не обыскивали комнату этой служанки, он заподозрил бы ее в ведовстве: слишком ярко блестели у нее глаза, слишком странно она улыбалась. Но у нее не нашли ни одной книги, ни одной травинки, ни одной черной свечи или каких-то других предметов для грязных ритуалов. И, в конце концов, будь она ведьмой, она едва ли стала бы привлекать к себе его внимание.
Когда она ушла, Дойл снова лег на тюфяк и закрыл глаза. На пир идти не хотелось, хотя и было необходимо. Мысли в голове скакали, как табун на выгоне, но он волевым усилием не позволял себе ухватиться хотя бы за одну из них. Нельзя размышлять серьезно, пока пульс бешено бьется. Он все-таки притянул к себе графин вина и сделал глоток прямо из него. Горло обожгло, и Дойл как-то отстраненно заметил, что ничего не ел.
Словно прочитав его мысли, Джил поднес ему поднос с мясом, уже нарезанным ломтями, и пробормотал:
