Обманный лес - Голден Кристофер (библиотека электронных книг .txt) 📗
– Странно? – переспросила Эмили с жутким выражением – Доктор Гершманн, он здесь уже почти двое суток. Почему до сих пор никто ничего не знает? Прошу прощения, если мои слова покажутся оскорбительными, но зачем мы тогда здесь торчим, если вы не можете нам помочь? Не лучше ли нам перевести Натана туда, где ему смогут оказать помощь?
Крашеная блондинка медсестра тихонько постучала в дверь, просунула голову в палату и напомнила доктору Гершманну, что через двадцать минут у него назначена встреча с неким Челлисом. Он с отсутствующим видом поблагодарил ее и снова обернулся к Рэнделлам.
– Вы, разумеется, вольны принимать любые решения, которые считаете наиболее целесообразными в интересах вашего сына, миссис Рэнделл, – сказал врач; резкий больничный свет играл на его плешивой макушке. – Но, уверяю вас, мы делаем все, что в наших силах. Он вне опасности, и если вы хотите забрать его домой, вам понадобится сиделка, которая могла бы круглосуточно следить за его состоянием, умела бы обращаться с внутривенными катетерами и, разумеется, мыть его.
– Я мою его пять с половиной лет, доктор Гершманн, – мгновенно вскинулась она.
Томас подошел к ней и положил на плечо руку.
– Он совсем не о том, Эм, и ты это понимаешь.
Они молча стояли рядом, и Эмили накрыла его руку своей. Томас на мгновение закрыл глаза и прикусил нижнюю губу. Как бы ему хотелось очутиться где-нибудь в другом месте! Как ни ужасно было в этом признаться, он тосковал по безмолвному спокойствию своего кабинета, по своему письменному столу и компьютеру, по самому процессу творчества. Правда, он уже довольно давно не получал от этого почти никакого удовольствия, с тех самых пор как под гнетом необходимости «давать продукт» начал угасать его интерес к собственным героям. Но одно мгновение этого блаженства…
На миг у него промелькнула мысль о том, чем там заняты Франческа и ребята с «Фокс», но он тут же выругал себя за это.
– Послушайте, доктор Гершманн, – сказал он, поскольку у Эмили, похоже, больше не осталось никаких слов, – я просто не понимаю, как вы можете стоять здесь и говорить нам, что с нашим сыном все в порядке. Никаких отклонений на МРТ, никаких следов яда в организме. Можно подумать, с ним все нормально, но, господи, только взгляните на него! Это, по-вашему, нормально?
Все трое посмотрели на маленького мальчика с заклеенными пластырем веками; личико его казалось застывшим и отрешенным. Не сознающим ничего окружающего. Не сознающим даже того, что по губам у него ползает пчела.
– Боже, Томас, сгони ее! – задыхаясь от отвращения и беспомощности, попросила Эмили.
Томас уже действовал. Он смахнул пчелу, не задумавшись даже о том, что она может его ужалить. Когда она снова уселась, он прихлопнул ее свернутым в трубку журналом «Пипл», который купила Эмили.
– Как она здесь оказалась? – спросил Томас, сердито глядя на доктора Гершманна, хотя и понимал, что едва ли может винить врача в появлении случайного насекомого.
Доктор Гершманн не отвечал. Он протирал очки лацканом белого халата. Когда он поднял глаза, Томас по их выражению понял, что доктор чего-то недоговаривает.
– Что? – подстегнул его Томас.
– Вы обсуждали, насколько нормальным кажется Натан, – сказал доктор Гершманн, лениво почесывая затылок чуть пониже широкой проплешины, которую частично обрамлял полукруг всклокоченных седых волос.
– Ох, нет, – прошептала Эмили. – Что там?
– Ничего тревожного, – успокоил врач. – Просто это немного странно, вот и все.
– В каком смысле странно?
– Ну, сегодня я попросил неврологов сделать Натану электроэнцефалограмму. Обычно при коме или в нечастых случаях кататонии электрическая активность мозга находится на спаде, – пояснил он. – У Натана она зашкаливает. Уровень электрической активности необычайно высок, как будто мальчик не просто в полном сознании, а очень сильно возбужден. Мы собирались подключить его к монитору, но вообще-то состояние кажется неизменным.
Эмили коснулась руки Томаса, и он сильно сжал ее пальцы в своих.
– То есть он что, видит сны? – спросил Томас.
– Сны имеют циклический характер, мистер Рэнделл, – сказал доктор Гершманн. – Если бы это был особенно яркий сон, мы могли бы наблюдать именно такую картину, но не постоянно. Здесь же он практически неизменен.
– И чем вы это объясняете? – осведомилась Эмили.
– Мы не можем это объяснить, – признался врач. – Во всяком случае, пока. Я проконсультировался с заведующими нескольких отделений, и на данный момент мы считаем, что его состояние отражает возможное психологическое расстройство. Возможно, это не более чем невроз.
– Значит, нам нужно обратиться к психологу? – спросила Эмили, не веря своим ушам, и кивнула на неподвижное тело Натана. – С этим?
Врач немного помолчал, поглаживая усы. Томас задался вопросом, не задел ли его тон Эмили. Он обнаружил, что его самого это не слишком волнует. Но в следующий миг Гершманн снова взглянул на Натана и покачал головой:
– Мы будем и дальше наблюдать за ним и проведем еще одно токсикологическое исследование, просто на всякий случаи. Кроме того, я считаю, что данные ЭЭГ и, возможно, самого Натана тоже нужно показать психологу. Если вы не будете возражать, разумеется.
Томас и Эмили ничего не ответили.
– Значит, завтра, – подытожил Гершманн, прежде чем двинуться к выходу.
У двери он остановился.
– Мистер Рэнделл. Миссис Рэнделл. Я лечу Натана, а не вас. Но, думаю, мне следует сказать вам, что ваше затворничество, ваше бессменное дежурство в больнице, если угодно, может свести вас с ума. Я прекрасно понимаю, что вы хотите находиться рядом со своим сыном, но, возможно, вам стоит подумать о том, чтобы поделить эту обязанность между собой. Думаю, вам обоим только на пользу пойдет глоток свежего воздуха, не знаю, какой-то контакт с внешним миром.
Сначала Томас хмурился, но потом смягчился. Это был хороший совет, и врач дал его не по обязанности.
– Спасибо вам, доктор Гершманн, – сказал он.
– За все, – добавила Эмили.
Тот кивнул, безотчетно похлопывая себя обеими руками по брюшку, и вышел.
Едва Эмили вышла из больницы – это было во вторник вечером, чуть позже половины девятого, – она немедленно ощутила, как на нее обрушилось невыносимое чувство вины. Она оставила своего малыша, Томас остался сидеть с Натаном и будет там всю ночь. Но она его мать. Невзирая на все практические соображения, большая часть ее считала, что ей не следовало покидать его ни на миг.
И все же жизнь, несмотря на все напасти, продолжалась. Доктор Гершманн прав. Какой смысл им обоим каждую ночь торчать в тесных стенах больничной палаты? У каждого из них есть своя жизнь, дела, которые нужно делать, несмотря на все личные кризисы.
Не говоря уже о такой мелочи, как недосып.
Эту ночь она проведет дома, следующую – на раскладушке у постели Натана, и так будет продолжаться пугающе неопределенное время.
В вечерних сумерках, которые медленно расползались по Тарритауну, как это всегда бывает летом, Эмили вела машину к Таппан-хилл. Но лишь когда она свернула к дому, она почувствовала вкус соли на губах, ощутила на щеках влагу и поняла, что плачет.
Она плакала из-за Натана. И из-за себя самой тоже, она понимала это. Из-за тяжести, которая лежала на ее совести.
Приятно было очутиться дома, предвкушать ночь, которую она в покое и с удобством проведет в собственной постели. Сознание того, что состояние Натана может измениться за эту ночь, как к лучшему, так и к худшему, служило мощным контраргументом, и все же она не могла не радоваться при мысли о доме. О своей постели.
Как не могла и не ощутить легкого трепета, с которым заметила, что двенадцатискоростной велосипед Джо снова стоит у гаража.
Чувство вины было мучительным. Но она была женщиной практичной и понимала, что оно если и не пройдет совсем, то ослабнет до такой степени, что она сможет функционировать. Она уже приняла этот новый порядок как данность, по крайней мере до тех пор, пока Натан не исцелится от своего недуга. В этом-то и загвоздка, так ведь? Гершманн в полном недоумении. Натан был милым и смышленым мальчиком, наделенным богатым воображением, а потом кто-то каким-то образом отключил его – с такой легкостью, как будто нажал кнопку на пульте дистанционного управления.
