Замок лорда Валентина - Сильверберг Роберт (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Тогда мне следует продолжать путь к Илиривойну и встретиться с ней.
— Вы никогда не найдете Илиривойн, мой лорд,— сказал Делиамбер.
— Это почему же?
— Они разобрали город на части и тащат его на себе по джунглям. Я ощущаю их присутствие, когда навожу свои чары, но оно перемещается. Данипиур избегает вас, мой лорд. Она не хочет с вами встречаться. Возможно, это слишком опасно с политической точки зрения: она не способна больше держать в повиновении свой народ и боится, что все перейдут на сторону Фараатаа, если она выкажет хоть малую толику благосклонности по отношению к вам. Это лишь мое предположение, мой лорд. Но я говорю вам, что вы никогда ее не найдете, даже если будете тысячу лет обшаривать джунгли.
Валентин кивнул.
— Вероятно, ты прав, Делиамбер. Наверняка ты прав.— Он прикрыл глаза и попытался привести мысли в порядок. Насколько неверно он оценивал обстановку; как мало он понимал! — А это общение между метаморфами через морских драконов… как долго оно продолжалось?
— Судя по всему, довольно долго, мой лорд. Морские драконы, оказывается, гораздо разумнее, чем мы представляли… и между ними и метаморфами, по крайней мере некоторыми метаморфами, как кажется, существует что-то вроде союза. Впрочем, мы можем только строить догадки.
— А И-Уулисаан? Где он? Мы должны как следует расспросить его обо всем.
— Мертв, мой лорд,— ответила Лизамон Халтин.
— Как это случилось?
— Когда разразилась буря и все смешалось, он попытался бежать. Мы было его опять поймали, но ветер вырвал его у меня, и больше мы не смогли его найти. А тело отыскали лишь на следующий день.
— Небольшая потеря, мой лорд,— заметил Делиамбер.— Вряд ли удалось бы выжать из него что-нибудь еще.
— Все равно мне хотелось бы поговорить с ним,— сказал Валентин.— Однако его не воскресишь. И с Данипиур, похоже, разговор не состоится. Но мне нелегко расстаться с этой идеей. Неужели совершенно никакой надежды найти Илиривойн, а, Делиамбер?
— Думаю, что нет, мой лорд.
— Я вижу в ней союзника: вам это кажется странным? Королева метаморфов и корональ объединяются против тех, кто развязал против нас биологическую войну. Глупость, Тунигорн, да? Давай, говори откровенно: ты считаешь меня глупцом?
Тунигорн пожал плечами.
— Я мало что могу сказать, Валентин. Я уверен лишь в том, что Делиамбер прав: Данипиур не желает встречи с тобой и не позволит себя отыскать. И думаю, что тратить время на ее поиски…
— Неразумно. Да. В самом деле, глупость, поскольку у меня столько всяких дел в других местах.
Валентин умолк. Он рассеянно взял у Залзана Кавола несколько предметов для жонглирования и начал перебрасывать их из руки в руку. Болезни, голод, лжекоронали, подумал он. Безумие. Хаос. Биологическая война. Проявление гнева Божества. А корональ в это время разъезжает по джунглям с дурацкими затеями? Нет. Нет.
Он спросил у Делиамбера:
— Тебе известно, где мы сейчас?
— Насколько я могу прикинуть, примерно в двух тысячах миль к юго-западу от Пилиплока, мой лорд.
— Как думаешь, сколько нам туда добираться?
— Я бы сейчас вообще не ездил в Пилиплок,— вмешался Тунигорн.
Валентин нахмурился.
— Это отчего же?
— Опасно.
— Опасно? Для короналя? Да ведь я там был, Тунигорн, месяц или два назад и не видел никакой опасности!
— Обстоятельства изменились. До нас дошло, что Пилиплок объявил себя свободной республикой. Жители Пилиплока, у которых пока еще достаточно продовольственных запасов, испугались, что эти запасы реквизируют в пользу Кинтора и Ни-мойи; и поэтому Пилиплок откололся от государства.
У Валентина был такой взгляд, будто он смотрит в бездонную пропасть.
— Откололся? Свободная республика? Бред какой-то!
— Тем не менее дня жителей Пилиплока все это, по-видимому, имеет смысл. Трудно представить, какой прием они могут оказать тебе теперь. Я думаю, будет разумней отправиться куда-нибудь в другое место, пока ситуация не прояснится.
Валентин гневно возразил:
— Неужели мне суждено шарахаться прочь от моих же городов? Пилиплок объявит о своей лояльности в тот самый миг, как я там появлюсь!
Карабелла сказала:
— А ты в этом уверен? С одной стороны Пилиплок, раздувшийся от гордости и себялюбия, а тут появляется корональ на обшарпанном экипаже, одетый в какие-то лохмотья. И думаешь, они будут тебя прославлять? Они изменили, и прекрасно это понимают, а потому скорее усугубят свое преступление, чем кротко склонят головы перед твоей властью. И я утверждаю, что в Пилиплоке лучше не появляться, разве что во главе армии!
— Согласен,— подтвердил Тунигорн.
Валентин тревожно посмотрел на Делиамбера, Слита, Эрманара. Ответом ему были молчание и мрачные, печальные, угрюмые взгляды.
— Тогда получается, что я опять свергнут? — спросил Валентин, не обращаясь ни к кому в отдельности.— Опять стал оборванным бродягой? Я не смею войти в Пилиплок? Не смею? А лжекоронали в Кинторе и Ни-мойе? Полагаю, у них есть войска, а у меня нет, следовательно, и там я не смею появиться. И что же мне делать, во второй раз становиться жонглером? — Он рассмеялся.— Нет. Думаю, что нет. Я корональ и короналем останусь. Я думал, что дело сделано, что определился со своим местом в этом мире, но, очевидно, успокаиваться еще рано. Делиамбер, выведи меня из джунглей. Найди дорогу на побережье, в какой-нибудь портовый город, в котором я могу найти приют. А оттуда мы отправимся дальше на поиски союзников и опять наведем порядок, правильно?
— А где мы будем искать этих самых союзников, мой лорд? — спросил Слит.
— А где придется,— ответил Валентин, пожав плечами.
Глава 8
Куда бы ни кинул взгляд Хиссун во время поездки с Замковой горы вниз по долине Глэйдж в сторону Лабиринта, везде он видел признаки хаоса и запустения. Хотя в этих благодатных и плодородных районах Алханроэля ситуация еще не достигла такой же остроты, как на западе или на Зимроэле, все равно везде ощущалось почти осязаемое напряжение: запертые ворота, испуганные глаза, каменные лица. Но, подумал он, в самом Лабиринте особых перемен, кажется, нет, возможно, потому, что Лабиринт и без того всегда был местом запертых ворот, испуганных глаз, каменных лиц.
Но если Лабиринт не изменился, то изменился сам Хиссун; эта перемена стала очевидной для него с того самого мгновения, как он въехал во врата Вод — огромные, роскошные парадные ворота, традиционно служившие властителям Маджипура для въезда в город понтифекса. Позади остались теплый, подернутый дымкой день в долине Глэйдж, ароматные ветры, зеленые холмы, радостное сияние яркого солнца. Впереди — вечная ночь потайных, закупоренных колец Лабиринта, жесткий блеск искусственного освещения, странная безжизненность воздуха, никогда не знавшего ветра или дождя. Когда за ним закрылись массивные ворота, Хиссун на долю секунды представил себе, что теперь некая ужасная преграда отделяет его от всего, что есть прекрасного в мире.
Для него стало неожиданностью, что какие-то год или два, проведенные на Замковой горе, смогли произвести в нем такой переворот; что Лабиринт — он даже засомневался, любил ли когда-нибудь пещерный город,— в котором он всегда чувствовал себя как дома, теперь вызывал в нем отвращение и страх. Ему казалось, что он никогда раньше не понимал лорда Валентина: но сейчас Хиссун как бы поставил себя на его место и ощутил, не очень сильно, но вполне достаточно, чтобы понять, какой ужас охватывал душу короналя, когда тот спускался в подземелье.
Хиссун изменился. Покидая Лабиринт, он не представлял собой ничего особенного — был кандидатом в рыцари, но что в том такого для обитателей Лабиринта, на которых не слишком-то действовали такие проявления мирской суеты? Теперь, по прошествии нескольких лет, он возвращался принцем Хиссуном, членом регентского совета. Внешний блеск может и не произвести сильного впечатления на жителей Лабиринта, но вот власть — тем более, что ее добился кто-то из их среды,— другое дело. Они тысячами выстроились вдоль дороги, которая вела от врат Лезвий к внешнему кольцу Лабиринта, толкались и толпились, чтобы получше рассмотреть Хиссуна, который въехал в огромные ворота в королевском экипаже цветов короналя и со своей собственной свитой, будто сам и был короналем. Они не ликовали, не шумели, не выкрикивали его имя. Люди Лабиринта не имели подобного обыкновения. Но они глазели на него. Молчаливые, исполненные благоговейного трепета, возможно, с оттенком зависти, они провожали его взглядами, в которых читался угрюмый восторг. Ему показалось, что он заметил своего старого товарища по играм Ванимуна, его хорошенькую сестренку, Гизнета и Хойлана и еще с полдюжины других из компании двора Гуаделума. А может быть, и нет: они появились перед его взглядом лишь благодаря игре воображения. Он понял, что хотел увидеть их здесь, хотел предстать перед ними в своих одеждах принца, в огромном экипаже, показать, как маленький оборвыш Хиссун преобразился в принца-регента Хиссуна, над которым подобно второму солнцу витает ореол Замка. Ведь можно хоть раз позволить себе такое проявление мелкого тщеславия? — спрашивал он себя. И тут же отвечал: да, да, а почему бы и нет? Ну хоть немножко самодовольства. Ведь даже святые могут иногда задирать нос, а уж в чем-чем, а в святости его не обвинишь. Но только чуть-чуть — и все, а потом — дела. Если это превратить в привычку, душа заплывет жиром.
