Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Кен использовал мое временное смятение, чтобы подтолкнуть меня между лопаток к тропе.
— И ты, Брут? — сказала я Кваскви. Он поднял руки, сдаваясь.
— Эй, я просто подслушивал. Я не связан с планами эмо-парня.
— Не время для твоих шуток, Сиваш Тийе, — мрачно сказал Кен.
Юкико поплыла за Кеном, не переживая из-за пополнения в команде.
— Так ты не знал об этом? — я махнула в сторону Кена.
— Я просто следую за течением, — сказал Кваскви. — Я защищаю свое имущество, — он сжал плечо Кена. — Молодец, обманул хитреца.
— Это не твой бой, — сухо сказал Кен, но продолжал вести нас, шагая спешно с тростью.
— Я — посредник, — Кваскви показал еще больше зубов. — И мне любопытно. Я не могу представить, как все сложится так, чтобы Тоджо не поджарил вас.
Если бы только голова перестала болеть. Было сложно думать, собрать все, что я хотела обсудить с Кеном до того, как отправлюсь с ним к Черной Жемчужине.
В сердце я знала с первого прикосновения к ней, что не смогу оставить драконшу тут, для Тоджо и Кавано. Она была пленницей, страдала. Это было во многом неправильно, и я не могла оставить ее, не попробовав помочь. Поэтому я не смогла игнорировать дикую боль Улликеми. Но хватит ли мне сил? Кен думал, что да.
Мама тоже звала меня сильной раньше, чем я в это поверила. Когда она пыталась сказать мне, что больницу можно было покинуть, сбежать от ее снов умирающего. Она не могла сесть, но я сунула под ее голову красную подушку Капитана Адриамицина, которую Марлин сшила для нее, чтобы она могла смотреть от меня, не двигая шеей.
— Знаешь, почему я назвала тебя Кои? — сказала она. — Потому что ты всегда была крепкой, сильной, даже когда была всего кэйки. И я хочу, чтобы ты это помнила, когда тяжело, — голос мамы дрогнул. Она закашлялась, и я взяла графин с водой со столика и осторожно подвинула соломинку к ее губам, воспаленным от язв во рту, хоть медсестры давали ей Биотен.
Она сглотнула с такой болью, что мое горло сдавило.
— Кои могут жить на любом континенте, почти при всех температурах. Выживают даже в грязной воде. И это ты получила, да? — я посмотрела в окно, где медсестры в своей раздражающей форме в цветочек спешили туда-сюда по коридору. — Грязная вода, — повторила мама.
— Все хорошо, — я опустила рукав, чтобы взять ее за руку.
Она вяло отбила мои пальцы в свитере.
— Будь осторожна, когда весь день проводишь с теми, кто у дна озера.
Я не понимала тогда, думала, что она снова говорит о своей морской биологии. Но она умалчивала о монстре в комнате: снах у папы и меня.
А потом Мангасар Хайк разбил мой осторожный мир отрицания и схватил Марлин, чтобы заставить меня помочь ему использовать силу Улликеми, чтобы путать воспоминания людей. Я вернула Марлин и отпустила Улликеми с помощью Кена. Теперь я верила в свои силы. Но эта сила была с нитями, которые мама вряд ли назвала бы хорошими.
Мой голод баку почти осушил друга Кваскви, ледяную старуху Дзунукву, чуть не лишил ее жизни. Поток энергии, который я получала от пожирания сна бодрствующих Иных, был восхитительным и ужасающим. Папа решил перестать есть сны годами и рискнул жить в тумане, чтобы не сдаться голоду с Черной Жемчужиной. Как там говорил Ницше? «Любой, кто борется с монстрами, должен позаботиться, чтобы в процессе он сам не стал монстром».
Я поежилась, желая, чтобы со мной был мой кардиган или та тряпка вместо одеяла. Кен и Юкико сосредоточенно шагали вперед, пронзая меня взглядом с решимостью.
Почему я думала, что Япония поможет мне понять части баку в себе, когда папа убежал от Кавано и Совета десятки лет назад?
Хватит убегать. Теперь это будет моим девизом. Я больше не буду прятаться в квартире. Я не буду полагаться на Марлин для связи с обществом. Я была связана с Иными, не могла вернуться к обычной жизни. Я должна была разобраться в этом. Я не знала только, какой буду, когда окажусь на другой стороне.
Мы сошли с деревянной тропы на гравий. Слышался хруст всех ног, кроме Юкико, и звук был громким, несмотря на хор сверчков в высокой траве.
Беспокойство бегало по моей спине кусачими муравьями, энергия от съеденного сна Кена шумела во мне, как эксперимент Марлин в восьмом классе с добавлением мятной конфеты в колу.
Мне нужно было что-то сделать.
В тени в дальнем конце под буками пристроился традиционный склад с изогнутой крышей с черепицей. Темное окно выглядывало как глаз.
Все просмотренные фильмы ужасов говорили мне, что туда идти я не хотела, но Кен решительно зашел за угол, и я с неохотой следовала за ним, надеясь, что пауки были самым страшным, что водилось там.
На другой стороне склада была удивительно современная металлическая раздвижная дверь. Кен и Кваскви медленно подняли ее, чтобы не было шума, и стало видно милейший грузовичок. Он был накрыт зеленым брезентом сверху, а внизу был желтым с рисунком удивленной панды с большими глазами и яркими иероглифами хираганы «Компания перевозчиков Сакаи».
— Садись с пассажирской стороны, — сказал Кен.
— Ты поведешь с такой ногой? — сказал Кваскви. Он с тревогой переглянулся с Юкико. — Мы встретим вас у могилы Христа.
Они ушли в тени буков. Вспышка белизны Юкико вдруг пропала в теплой тьме. Стая соек полетела зловещим тихим облаком с вершины дерева и направилась на восток к полоске розового на горизонте. Близилось утро. Кен открыл дверцу со стороны водителя.
— Прошу, Кои, — сказал он на английском. Уступка. — Я не хотел, чтобы все так сложилось. Я о многом сожалею, но я не сожалею о том, что ты тут.
Горло сдавило от злости, и поток горячих слов об иллюзии, матери и о том, о чем он мог сожалеть подступал, но я уже шла к грузовику. Он сел в машину, я устроилась на пассажирском сидении. Я не стала пристегиваться, собрала всю силу от его съеденного сна и ударила Кена по лицу наотмашь.
Его голова с приятным треском ударилась об окно с его стороны, красный след моей ладони был как ожог среди синяков.
«Это моя сила, мое чистое сердце, гаденыш».
— Я сожалею, что я тут.
Кен сел прямее, опустил голову, шумно дыша, сжимая руль так сильно, что костяшки побелели. Он страдал.
«Что я делаю?».
Часть меня радовалась. Радовалась, что моя сила больше, но разумная часть меня шептала, что я становлюсь монстром. Вот только ее заглушала эта радость. Пусть ощущает боль. Кен сделал воду мутной, по его вине мы дошли до этого. Я защищалась.
Без слов он завел машину, мы медленно поехали.
Двигатель и открытые окна, к счастью, мешали говорить. Пощечина выпустила накопленную от пожирания снов энергию, но пустое место заняло похмелье. От пожирания снов Иных я становилась нервной, это было как ПМС на стероидах. Стоило помнить об этом.
Желудок сообщил, что голодный, и горло ощущалось сухим, зудело, словно я заболела. Мы подпрыгивали по пути к могиле Иисуса, я вытащила телефон и читала сообщения Марлин. Она была уже не такая истеричная после того, как я рассказала ей, что у папы были просветления. Она прислала фотографию прописанных папе препаратов на ее кухонном столе. Знакомая скатерть с узором из ананасов и листьев пальмы заставила мое сердце дрогнуть. Я скучала по ее теплым указаниям, но при этом была рада, что ее тут нет. Хоть одной тревогой меньше.
Боже, папа не принимал таблетки больше суток. Они были в багаже в Токио. Но было ли это важно? Холодная магия Юкико работала лучше западной медицины, отгоняя туман из-за отказа от пожирания снов.
Машина остановилась. Мы приехали. Кен выключил двигатель у бетонной дорожки, ведущей с холмам с травой.
— Нет, — он шумно сглотнул. — Если ты боишься…
— Рой себе яму дальше, — прервала его я. А потом сделала голос не таким резким и посмотрела в лобовое стекло. — Не надо со мной нянчиться. Не делай вид, что ты не поэтому был со мной в Портлэнде. Это оскорбительно, — Кен потянулся к моей руке, и я отдернула ее, прижала к груди. — Что такое? Никаких прикосновений.
— Я так много хочу…
