Повелитель императоров - Кей Гай Гэвриел (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
«Одна загадка разгадана, — подумал сенатор, с насмешливым удивлением глядя на мальчика. — По крайней мере у него хороший вкус». Настроение сенатора стало ещё лучше, когда слуга подал ему вино, которое оказалось великолепным кандарианским, а другая женщина ловко поднесла ему тарелку с маленькими ломтиками рыбных деликатесов.
Восприятие Боносом этого мира и этого дня стало совсем солнечным, когда он попробовал первый образец искусства Струмоса. Он испустил явственный вздох удовлетворения и благосклонно огляделся кругом. Хозяйка дома из Зеленых, повар Синих на кухне, много гостей из Императорского квартала (когда он заметил их присутствие и кивком поздоровался с одним из таких гостей, то почувствовал себя менее заметным), различная театральная публика, в том числе один его кудрявый бывший любовник, от которого он тут же решил держаться подальше.
Он увидел пухлого главу шелковой гильдии (этот человек посещал вечеринки во всех домах Города), секретаря Верховного стратига Пертения Евбульского, на удивление хорошо одетого, и коренастого крючконосого факционария Зеленых, имени которого никак не мог запомнить. В другом конце комнаты стоял пользующийся большой благосклонностью императора родианский мозаичник вместе с приземистым молодым человеком с жесткой бородой и другим, постарше, тоже бородатым, явно бассанидом. А затем сенатор заметил еще одного неожиданного, заслуживающего внимания гостя.
— Здесь Скортий, — шепнул он жене, пробуя крохотного маринованного морского ежа, приправленного «сильфием» и еще чем-то незнакомым, что придавало поразительный привкус имбиря и востока. — Он вместе с гонщиком Зеленых из Сарники, Кресензом.
— Да, эксцентричное сборище, — ответила Тенаис, даже не глядя в ту сторону, где стояли двое возничих в окружении кучки почитателей. Бонос слегка улыбнулся. Ему нравилась жена. Он даже спал с ней время от времени.
— Попробуй вина, — предложил он.
— Я попробовала. Кандарийское. Ты будешь счастлив.
— Я уже счастлив, — радостно ответил Бонос.
И он был счастлив, пока тот бассанид, которого он видел рядом с мозаичником, не подошел к нему и не обвинил Клеандра в убийстве своим восточным голосом. Он выражался достаточно ясно, но, к счастью, говорил тихо, и это исключало всякую возможность избежать неприятностей.
Глава 4
Рустем знал Нишика совсем недолго — столько, сколько занял их путь сюда, — и нельзя сказать, чтобы ему нравился этот человек. Коренастый солдат был плохим слугой и не проявлял уважения к своему спутнику. Он даже не старался скрыть, что относится к Рустему как всего лишь к навязанному ему штатскому; такое отношение свойственно солдатам. Рустем в первые дни пробовал несколько раз упомянуть о своих прошлых путешествиях, но не получил ответа и перестал говорить о них, решив, что попытки произвести впечатление на простого солдата ниже его достоинства.
Признавая все это, оставалось отметить, что случайное убийство спутника, любил он его или нет, нельзя оставлять безнаказанным, и Рустем не собирался этого делать. Он все еще был в ярости из-за смертельно опасного утреннего столкновения и своего унизительного бегства по городу джадитов.
Все это он рассказал могучему рыжеволосому художнику на свадебной церемонии, на которую его привели. Он держал в руке чашу отличного вина, но не ощущал радости от своего прибытия — наконец-то! — в сарантийскую столицу после тяжелого путешествия по зимним дорогам. Присутствие убийцы на той же свадьбе убивало подобные чувства и разжигало еще больше его гнев. Молодой человек, теперь одетый не хуже любого отпрыска знатного сарантийского вельможи, совсем не походил на того грубого пьяного хулигана, который напал на них вместе с дружками в переулке. По-видимому, он даже не узнал Рустема.
Рустем указал на парня по просьбе мозаичника, который оказался человеком умным и серьезным, хотя при первом знакомстве произвел на Рустема впечатление неуравновешенного невротика. Художник тихо выругался и быстро подвел их к маленькой группке людей вокруг новобрачного.
— Клеандр опять вляпался в дерьмо, — мрачно произнес мозаичник по имени Криспин. Кажется, он имел привычку употреблять вульгарные выражения.
— Попытался схватить Ширин в коридоре? — Лицо новобрачного оставалось чрезвычайно веселым.
— Хотел бы я, чтобы дело было в этом. Нет, сегодня утром он убил на улице слугу этого человека при свидетелях. В их числе и мой друг Пардос, который только что прибыл в Город. Потом они с бандой Зеленых гнались за ними обоими до самого Святилища с обнаженными мечами.
— Вот дерьмо, — с чувством произнес солдат. Выражение его лица изменилось. — Эти глупые мальчишки…
— Они не мальчишки, — холодно возразил Рустем. — Им не по десять лет. Этот парень был пьян уже на рассвете и убил человека мечом.
Мощный солдат впервые внимательно посмотрел на Рустема.
— Это я понял. Он еще очень молод. Потерял мать в неподходящее время и променял умных друзей на компанию необузданных юнцов из болельщиков факции. Еще он безнадежно влюблен в нашу хозяйку дома и пил сегодня все утро, потому что до смерти боялся идти к ней на праздник.
— А! — ответил Рустем с жестом, хорошо знакомым его ученикам. — Теперь понятно, почему Нишик должен был умереть! Конечно, простите, что упомянул об этой истории.
— Не лезь в бутылку, бассанид, — сказал солдат, и глаза его на мгновение стали жесткими. — Мы попытаемся что-нибудь сделать. Я объясняю, а не оправдываю убийство. Мне также следовало упомянуть о том, что этот парень — сын Плавта Боноса. Необходимо действовать осторожно.
— Кто такой?
— Распорядитель Сената, — ответил мозаичник. — Вон он, рядом с женой. Оставь это нам, лекарь. Клеандра не мешает хорошенько припугнуть, и могу тебе обещать, что мы этим займемся.
— Припугнуть? — переспросил Рустем. Его снова охватил гнев.
Рыжеволосый мужчина ответил ему прямым взглядом.
— Скажи мне, лекарь, придворного Царя Царей могли бы наказать более строго за убийство слуги в уличной драке? Слуги сарантийца?
— Понятия не имею, — ответил Рустем. Но это было неправдой.
Резко повернувшись, он прошел мимо светловолосой новобрачной в белых одеждах с красным поясом и подошел к убийце и пожилому человеку, на которого указал художник. Он понимал, что его быстрое движение среди веселящихся людей привлечет внимание. Служанка, возможно, почуяв что-то неладное, возникла прямо перед ним с подносом, уставленным маленькими тарелочками, и улыбнулась. Рустем вынужден был остановиться: она преградила ему путь. Он глубоко вздохнул и, не видя другого выхода, взял из ее рук одну из предложенных тарелочек. Женщина — молодая, пышнотелая и темноволосая — продолжала стоять у него на дороге. Она перехватила круглый поднос одной рукой и взяла у него чашу с вином, освободив ему обе руки. Ее пальцы прикоснулись к его руке.
— Попробуй это, — шепнула она, продолжая улыбаться. Она носила тунику с соблазнительно глубоким вырезом. Эта мода еще не дошла до Керакека.
Рустем последовал ее совету. Это оказался какой-то рулет из рыбы в тесте, с соусом на тарелочке. Он откусил кусочек и ощутил во рту легкий взрыв тонких вкусовых ощущений. Рустем не сумел сдержать изумленного стона от удовольствия. Он посмотрел на тарелку в руке, а потом на стоящую перед ним девушку. Окунул палец в соус и еще раз с любопытством попробовал его.
У танцовщицы, хозяйки этого приема, несомненно, имелся повар. И красивые служанки. Темноволосая девушка смотрела на него, на ее щеках играли ямочки от удовольствия. Она протянула ему кусочек ткани, чтобы он вытер рот, и взяла у него тарелочку по-прежнему с улыбкой. Потом вернула ему вино.
Рустем обнаружил, что приступ охватившего его гнева прошел. Но когда служанка что-то прошептала и повернулась к другому гостю, он снова взглянул на сенатора и его сына, и его осенила одна мысль. Он постоял неподвижно еще секунду, поглаживая бороду, а затем двинулся вперед, уже медленнее.
