Ненаследный князь - Демина Карина (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗

Нет, клиенты разницу вряд ли заметят…

…но все одно, нельзя рисковать…

Времена нынче неспокойные: конкурентов развелось, и всяк только-только пришедший на рынок полагает, что будто бы «Модестъ» незаслуженно этот самый рынок держит.

…на Селуцкой мануфактуре проблемы…

…а отчет полугодовой, с шахт полученный, Евдокии не нравился, чуяла — подворовывают: уж больно аккуратными, правильными были числа…

И еще рудники медные, с которыми никак не ладилось…

…нет, документы все были в полном порядке. На первый взгляд. И на второй тоже. И на третий, пусть бы подобная скрупулезность, граничащая с нервической паранойей, пришлась не по вкусу пану Острожскому, каковой и заявился с сим предложением к матушке.

Помимо предложения, купчей на землю и данных геологической разведки, в которых Евдокия разбиралась всю ночь и потом еще утро, сей господин весьма импозантной внешности располагал рекомендательным письмом от старого матушкиного знакомого…

Все одно подозрительно.

…двадцать пять тысяч злотней минимальным взносом…

Деньги имелись.

И маменька аккурат задумалась, во что их вложить. Евдокия предлагала акции «Восточной компании», которая в последние лет двадцать показывала стабильный рост, однако доход с них был невелик…

Пан Острожский обещал удвоить капиталы в течение года… а если вложить не двадцать пять тысяч, а пятьдесят, чтобы оборудовать шахты по последнему слову техники… конечно, чем больше вклад, тем больше доход, но все же…

— О чем думаешь, деточка? — мягко поинтересовался Лютик, откладывая дамский альбом с эскизами.

А ведь едва не опоздал.

И Евдокия всерьез намеревалась требовать задержки поезда, поскольку выдвигаться без Лютика в столицу было бы безумием. Две девицы, пусть и неблагородных кровей, но путешествующие самостоятельно? Немыслимое нарушение приличий.

Нет, на собственную репутацию Евдокии было глубоко плевать, ей случалось совершать поступки и куда более предосудительные, чем поездка в вагоне первого класса от Краковеля до Познаньска, но вот рисковать сестрой она не могла.

Аленка дулась.

Демонстративно дулась, повернулась к окну и губу нижнюю выпятила. Журнальчик, в дорогу купленный, развернула, но читать не читает…

— О рудниках, — призналась Евдокия, разминая пальцами виски.

Воняло керосином.

Запах этот являлся прямым свидетельством приближающейся мигрени. И Евдокия поморщилась, злясь на себя за невозможность изжить сию, чисто женскую, болезнь, которая, по утверждению приглашенного матушкой медикуса, проистекала единственно от избытка ума.

Как решить проблему, медикус не знал.

— Что тебе не нравится? — Лютик сцепил руки.

Пальцы у него были длинные и неестественно тонкие, с аккуратными синеватыми ногтями, которые, по мнению того же медикуса, свидетельствовали о несомненной слабости сердечной мышцы. Лечить оную медикус предлагал скипидаром.

— Все не нравится, — призналась Евдокия, со стоном вытаскивая ленту.

При мигрени волосы становились тяжелыми, и малейшее к ним прикосновение вызывало острейший спазм.

— Скользкий он…

— А по-моему, воспитанный. — Аленка, заприметив маневры сестрицы, перестала обижаться, но пересела и шлепнула Евдокию по рукам. — Дай мне. Ты же себе все волосы повыдираешь…

— Воспитанный. Но все равно скользкий.

Аленка расплетала косу осторожно, и прикосновения ее мягкие унимали боль.

— Он говорит… то, что мы хотели бы услышать… а это не совсем правильно… гарантирует доход, а в таком деле гарантий быть не может…

— Мошенник? — Лютик коснулся восковым карандашом носа.

— Не знаю… письмо его…

…восторженное, нервное какое-то, словно бы человек, писавший его, пребывал в величайшем возбуждении. Конечно, может статься, так оно и было, но…

— Пан Острожского — человек осторожный, — Евдокия закрыла глаза, отрешаясь и от боли, и от далекого мерного стука колес, и от еще более далекого гула рельс, которые дрожали, но держали стальную тушу состава, — опытный…

— На любого хитрого лиса капкан найдется, — заметил Лютик. — Ко всему именно этот лис — жаден.

Пана Запольского Лютик недолюбливал, по обычаю своему не давая себе труда скрывать эту нелюбовь. Следовало признать, что отчим, которого многие матушкины знакомые полагали существом в высшей степени бесполезным — а то и вправду, какой от эльфа в хозяйстве прибыток? — отличался редкостной наблюдательностью и острым умом.

Отчима Евдокия уважала.

И любила.

Родного отца она помнила единственно по карточке, которую маменька, отдавая дань уважения супругу, не спрятала и после нового замужества. Лютик не протестовал, быстро смирившись с негласным присутствием Парфена Бенедиктовича в доме.

— Прошлое нельзя спрятать, — сказал он как-то, — с ним можно научиться жить, и только…

Тогда Евдокия, которой только-только десятый год пошел, его не поняла.

…а позже поняла, но… говорить легче, чем учиться.

Или ученица из нее дурная?

— Дусенька, тебе бы прилечь, — Аленка разбирала косу по прядке, тесня мигрень, — и перестать думать о всякой ерунде…

— Двадцать пять тысяч злотней — не ерунда, — возразила Евдокия, но все же прилегла. Аленка же, сунув сестрице под голову подушку, села рядом.

— Не ерунда, конечно. — Ее гребешок из слоновой кости скользил по мягким волосам. — Но ты слишком много думаешь о деньгах…

Евдокия хотела сказать, что кому-то ведь надо, но поймала насмешливый Лютиков взгляд.

Нет, она вовсе не собиралась упрекать сестрицу в легкомысленном отношении к семейному делу… и Лютика не считала бесполезным, напротив, лучше, чем кто бы то ни было, осознавала, сколь многое он сделал…

— А о чем мне думать? — проворчала исключительно из врожденного упрямства. — Об офицерах?

— Почему нет? Согласись, он хорош… почти как Себастьян…

— Даже так?

— Себастьян, конечно, лучше, но…

— Он лучше, потому что ты в жизни с ним не сталкивалась. — Евдокия закрыла глаза, впадая в блаженную полудрему.

Вагон-колыбель.

Напевы колес… и так ли важно, существуют ли на самом деле те залежи меди, в которые предлагает вложиться пан Острожский.

Двадцать пять тысяч злотней потенциальных убытков…

…или недополученной прибыли…

Башенки из золотых монет, которые, проступая в воображении, окружают Евдокию. Золото и снова… и далекий голос отчима, напевающий колыбельную. Аленка рядом… и верно, к чему рисковать?

Шахты?

…Серые земли…

…ушедшие жилы и рекомендательное письмо на плотной бумаге высочайшего качества… нервный почерк, скачущие буковки, но маменька руку опознала…

…шахты.

К Хельму их вместе с разлюбезным паном Острожским… хватит денег и для себя и для Аленки… ей больше нужно, она ведь красавица, каких поискать… и надо с нею мягче, потому что действительно не права Евдокия была, когда за офицера упрекала. Но как объяснить, что боится она, до дрожи в руках, до холода под сердцем.

…Аленка ведь легкая, светлая, как Ирженина искра, и верит всем…

…а уланы — народ лихой, пустоголовый, и с этого офицерика станется Аленке голову задурить, соблазнить и бросить…

…посмеяться над наивною… сказать, мол, сама виновата.

…и все-таки скользкая личность — пан Острожский… матушке надо будет отписаться, чтобы не вздумала с ним дела иметь. Пусть других манит призраком медного богатства…

…Серые земли, Хельмовы… там что медь, что серебро — все зыбкое, призрачное, в руки возьмешь, а оно туманом и сквозь пальцы… оставит горечь чужого проклятья, а с ним и лихоманку…

Сквозь дрему Евдокия слышала, как Аленка укрыла ее пледом, и шторы сдвинула, спеша уберечь от солнечного света, и что-то говорила Лютику: торопливо, извиняющимся тоном, а он отвечал. Но вот беда, ни словечка не различить…

…сон был золотым.

И в нем пан Острожский, вырядившийся в новомодный полосатый пиджак, раскланивался перед Евдокией, сыпал под ноги медни, но не со знакомым профилем Болеслава Доброго, а с Севастьяновым. Ненаследный князь лукаво улыбался…