Клочья тьмы на игле времени - Парнов Еремей Иудович (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Но ветры странствий гудят в ушах. Истощенное болезнью тело ненавидит желтое закатное небо над Феррарой. Усопшая возлюбленная неслышно шепчет: «Покинь этот город, в котором не нашлось места для нас двоих».
Он возненавидел Феррару, которая убила ее и пощадила его. Возненавидел этот умеренно шумный и лицемерный город, древнее, наслаиваемое веками захолустье. Отдаленно сознавал, что нельзя ненавидеть город, как нельзя ненавидеть камень. Но что для чувства сознание?
Зловонный и сладковатый ветер весны, беспощадный ветер странствий. Как не послушать его?..
Распахнутая солнцу и морю Венеция. Влажный блеск ее площадей. Солнечный туман над заливом. Немота и спокойствие каналов. Флаги стран полумира. Разноцветные, чуть запущенные дворцы. Тишина…
Мессер Валерио закрывает глаза, убаюканный тихим плеском воды, покачиванием гондолы, ровным гулом бриза. Бесшумно опускает весло гондольер. Все лицо в тени шляпы. Такое солнце! Старый дом на Большом канале. Палаццо князей Умберти. Подъемный мостик. Бронзовый лев с кольцом в ноздрях. Бронза позеленела от ветров и воды. Только кольцо сверкает, надраенное веревкой. Вот и сейчас к нему привяжут гондолу.
Как гулко стучали его каблуки по каменным плитам! Широкие лоджии. Античная мозаика и лимонные деревья на плоской крыше. Куда он так торопился? Чего ждал?..
Мессер Валерио вскочил со своего убогого ложа и заметался по камере. Острая тоска по жизни сдавила грудь. Он кинулся к железной двери и заколотил в нее кулаками.
Горячий поток бредовых речей затопил подземелье. Узник рыдал, проклинал небо и людей, молил о чем-то. Крик отчаяния временами спадал до истового горячего шепота. Но все гасло в шершавых сырых стенах. Красноватый огонек под самым потолком рисовал колдовские тени. Душная немота обессиливала. Мессер Валерио прижался лицом к холодному железу и медленно сполз на пол. Выхода не было. Его заживо погребли здесь. И все забыли о нем, все забыли… Вечность прошла в этом каменном склепе. Вечность! Он исхудал и постарел. Кожа сделалась дряблой и серой, как крыло летучей мыши. Стократ счастливей был он, когда валялся на зачумленном ложе! А теперь он существовал в мирке, где не было никаких изменений. А жизнь без изменений - не жизнь, поскольку нельзя поверить ее временем - сущностью и квинтэссенцией любых перемен.
Почему его не допрашивают? Почему не вызывают в суд? Даже допрос под пыткой не так страшен, как это безвременье…
Но так ли это?
