Ритуал тьмы - Хардебуш Кристоф (книги бесплатно .txt) 📗
Граф уже упаковал все свои пожитки и после возвращения с хутора, на котором убили крестьянина, был готов к тому, чтобы мгновенно покинуть Сешерон, но до сих пор так и не уехал. Вместо этого он вновь отправился в Коппе, попросил кучера остановить карету у въезда в селение, чтобы пройтись пешком до виллы Лиотаров.
В последнее время он слишком часто выходил из дома до наступления ночи и теперь чувствовал себя слабым и уязвимым. Людовико проклинал себя за чувства, заставившие его прийти сюда. За все те столетия, которые он успел прожить, он никогда не ощущал ничего подобного.
Тихо выругавшись, граф спрятал сигару в карман плаща и прошел по мощеной дорожке ко входу. Он поднял чугунную колотушку и постучал в дверь. Ему открыл слуга, но в коридоре уже стояла Валентина. Увидев девушку, Карнштайн позабыл обо всех своих заботах.
— Граф Карнштайн! Я очень рада видеть вас.
Принимая руку, протянутую для поцелуя, Людовико понял, что ее слова не были пустой формальностью — глаза девушки сияли, на губах играла улыбка.
В сумерках дом Лиотаров показался графу гнетущим, и мысль о том, что придется провести еще один вечер за никчемной болтовней с отцом Валентины, вовсе его не радовала.
— Если вас не смутит слабый дождь, я хотел бы пригласить пас на прогулку, — предложил он.
— С удовольствием. Мне весьма наскучило сидеть здесь, не имея возможности что-либо предпринять. Да еще и дождь лишает меня последних крох радости, — раздосадованно ответила Валентина.
Людовико не знал, что могло ее так огорчить, но решил промолчать. Подождав, пока она наденет шляпку и пальто, он предложил девушке руку. Валентина, захватив с собой маленький зонтик из промасленной бумаги, опустила ладонь на локоть графа и вышла на улицу. Они вместе направились к озеру. В вечерних сумерках вода казалась синей, от капель по поверхности расходились круги, на озере почти не было лодок. Вокруг царила необычайная тишина.
— Тут мало развлечений, не так ли? — решил начать разговор Людовико.
— «Мало» — это очень мягко сказано, граф, — фыркнула Валентина. — Никогда не думала, что буду так скучать по Тоскане. Там были карнавалы, театральные постановки, опера во Флоренции… — Девушка помолчала, видимо, предаваясь воспоминаниям. — А тут я как в тюрьме. Если бы не мадам де Сталь, я умерла бы от тоски.
Людовико сочувственно похлопал ее ладонью по руке. «Ты должна блистать на балах, наслаждаться музыкой, пить шампанское и делать все, чего только пожелает твоя душа».
— Хотел бы я показать вам Парижскую оперу, Валентина, — шепнул он ей. — Я уверен, вам понравится театр Монтансье. Я видел там премьеру «Ифигении». Потрясающая постановка, должен сказать.
— Разве вы не слишком молоды для того, чтобы видеть премьеру? [30] — удивленно нахмурилась Валентина. — Да, я хотела бы съездить в Париж. Но я не могу отправиться в гран-тур, поэтому придется смириться с Женевой.
— А разве наш юный друг не развлекает вас? — осторожно поинтересовался Людовико.
— Никколо? Нет, он сегодня снова обедает не дома. Сейчас он в гостях у английского лорда, вы понимаете, о чем я, — уклончиво ответила она.
— У лорда Байрона? — не сдержался Карнштайн. — Шевалье часто посещает виллу Диодати?
— Он бывает там почти каждый вечер, — нетрудно было понять, что подобное поведение Валентине вовсе не нравится.
— А вы его не сопровождаете? — Людовико не мог оторвать глаз от руки Валентины.
Девушка так сильно сжала зонтик, что у нее побелели костяшки.
— Это невозможно, и вам это прекрасно известно, граф, — холодно ответила она.
— Да, мне это известно, — Карнштайн решил в дальнейшем осторожнее подбирать слова. — И мне очень жаль, — он надеялся, что его удрученность кажется искренней. — Но что же манит туда шевалье Вивиани, раз он знает, что эта вилла пользуется в женевском обществе дурной славой?
Валентина прикусила губу. Она явно сомневалась, но в конце концов решилась открыться графу.
— Надеюсь, вы не сочтете меня сумасбродной, но я не могу отделаться от ощущения, что на вилле с Никколо происходит что-то странное.
Она взглянула Людовико в глаза, и граф почувствовал, как разгорается в его груди странное, непривычное чувство — ревность.
— Мне кажется, что он меняется с каждым днем, — протянула девушка. — Будто теперь он стал совершенно другим человеком.
— Я уверен, что Никколо посещает эту виллу с самыми благими намерениями, — спокойным голосом ответил граф. — И все же я полностью понимаю ваши чувства, более того, разделяю ваши опасения. Этому английскому лорду нельзя доверять. Я выяснил кое-что о Байроне.
Эти слова взволновали Валентину.
— Вот как? Вы были в Женеве? Что же вы узнали?
Людовико рассказал ей о слуге на хуторе убитого крестьянина и о визите Байрона, но не упомянул о своем столкновении с представителем церкви.
— Неужели вы действительно полагаете, что лорд как-то связан с убийством Бонне? — прошептала Валентина. — Это ужасно. Никколо может быть в опасности.
— Я не могу этого исключать, — осторожно ответил Людовико, впрочем, прекрасно понимая, что крестьянина убили цепные псы церкви, а вовсе не обезумевший английский поэт.
— Я должна поговорить с ним, — девушка обращалась скорее к самой себе, чем к Карнштайну. — Предупредить его. Может быть, он меня послушает.
Затем она взглянула Людовико в глаза.
— Я благодарю вас, граф, — мягко сказала она. — Вы оказали мне большую услугу, проведя это расследование.
На озеро уже опустилась ночь, и Людовико чувствовал в себе привычную силу.
— Валентина, — склонившись к ее руке, он вдохнул в поцелуй совсем немного Тьмы, ровно столько, чтобы девушка на мгновение ощутила блаженство. — Нет ничего, что я бы для вас не сделал.
В глубине души он с ужасом понимал, что это правда.
21
— Англии угрожало вторжение, но она не оказалась под гнетом Франции, в отличие от твоей родины, не так ли? — поинтересовался Байрон.
Никколо кивнул. Он вновь пришел на виллу Диодати. Неожиданно для себя самого он с легкостью отбросил мысли о разговоре с Валентиной, только для того, чтобы вернуться пода.
«Ночуя там, ты наносишь нам оскорбление, — уговаривала его девушка, и в ее голосе слышалась мольба. — Мои родители очень волнуются. Во время последнего похода в церковь у мамы уже спрашивали, правда ли то, что наша семья поддерживает отношения с ним».
С ним. С Байроном, с кем же еще… Как же Никколо раздражало малодушие местных жителей!
«Ну что ж, тогда придется дать понять твоей маме, что я не принадлежу к вашей семье», — ответил он и тут же пожалел о сказанном — Валентина опрометью бросилась из его комнаты. И все-таки он пришел сюда. Как и в предыдущие дни, они славно поели, выпили вина, а теперь коротали время за интереснейшей беседой. Все, за исключением Клэр, которая в основном молчала, время от времени бросая на Байрона томные взоры.
— Но революция вас не коснулась, все беды были только из-за Наполеона, верно? — Голос Мэри отвлек Никколо от раздумий.
— Человек действия. К сожалению, он оказался способен на ужаснейшие поступки. Нельзя не восхищаться им за его величие, но Наполеон заслужил проклятие за то, что его дела не подчинялись зову совести. Как там у Ларошфуко? «Удача, кою отринут, покинет и ярчайшую звезду на небосводе», — встрял Байрон.
— Я был еще ребенком, — поток мыслей увлекал Никколо к берегам воспоминаний. — В наш дом пришли солдаты. Не французы, а итальянцы, служившие вице-королю. Они требовали, чтобы мы их впустили. Хотели ограбить наш дом. Но мама дала им отпор, обругала их… несмотря на свое высокородное происхождение, она мастерица крепкого словца.
В конце концов, в ее жилах течет кровь римлян.
Юноша улыбнулся, вспоминая тот жаркий августовский день, когда он стоял рядом с матерью, вцепившись в ее юбку. Тогда он был преисполнен гнева и готов был собственными руками вышвырнуть этих оборванцев из дома.
