Эвиал - Ринат Таштабанов (книги без регистрации .TXT) 📗
— Прочь! Уходите! — закричал Фрегот. Замершая толпа отпрянула. — Прочь!
Молнии сыпались, расчищали дорогу. Вокруг: злые, усталые, в гримасе страха, боли, в мольбе — лица, лица. Волшебник шел по коридору, по правую и по левую руку: тела, тела. Фрегот щедро разбрасывал снопы искр, выбивал из усталого неба гром, щекотал мокрые камни тонкими невсамделишными молниями. Побледневший, в холодном поту со сжатыми в полоску губами… волшебнику было очень страшно. Он боялся того, что дышало, двигалось вокруг, тянуло грязные в язвах руки, хотело, еще надеялось на что-то.
— Прочь! — голос мага дрогнул, сноп искр брызнул из его руки, опалил чью-то морду.
Людские потные тела.
Везде.
Внезапно в человеческом море забрезжил одинокий островок пустоты. Фрегот, словно путник в пустыне при виде колодца бросился к нему. Десяток шагов. Толпа отхлынула, обнажив мокрый камень, деревянный помост, и на нем — в лицо алым, алым! — ворочалась, металась девушка. Волшебник склонился над ней. Тонкие, мутные потоки Силы кружились вокруг, пронзали хрупкую фигурку, нанизывали, словно бисер, людей, уносились во влажную городскую утробу. Неведомое, неповторимое заклятье бушевало в Аркине. Фрегот попытался прочитать чужую, такую необычную магию. Он сосредоточился: вчувствоваться, попробовать на вкус эту пульсирующую Силу… Мерзкий, такой знакомый теперь запах смерти и разложения. Неужели?! Незримая, упругая паутина… нет, скорее кровеносная сеть, опутавшая каждый закоулок города и бьющая, закачиваемая по невидимым жилам болезнь в гигантский насос-сердце — хрупкую светлую волшебницу. Люди, люди вокруг. Фрегот видел, как выходит, уносится из них зараза, рассасываются опухоли размером с яйцо под мышками, на руках, в паху, сходят с лиц синюшные пятна, остается бледность, здоровая бледность очень истощенных людей.
Агнесса вдруг конвульсивно дернулась, закричала. Силы, брошенной в заклятье катастрофически не хватало, магия призванная высасывать и сжигать заразу давно вышла из-под контроля, волшебница впала в беспамятство, а мутные потоки энергии продолжали подпитывать, наращивать заклинание за счет собственной жизненной силы девушки. Еще немного и тело Агнессы рассыплется в прах, заклятие выдохнется, бессильное, а застарелая, не уничтоженная и наполовину болезнь вновь охватит город.
Фрегот прочертил над головой волшебницы несколько замысловатых фигур, еще, еще — серебристая вязь повисла в воздухе. Слова — не те, заученные из книг — простые, навеянные ревом Грозы в летнюю ночь, напетые колыханием моря, стуком дождя, грацией облаков в прозрачном небе… слова легко выходили из груди мага, волшебник не приказывал, он говорил со стихией, и Воздух, вечный неуловимый, такой нужный людям Воздух отвечал ему. Сила, дыхание Бури, Гром, Молнии захватили его, волшебник вдруг вновь ощутил себя той великой, могущественной, неумолимой Грозой, что по прихоти дарует смерть, но чаще, много чаще означает жизнь. Сила, как тяжело расстаться с тобою? Мимолетное, кружащее голову ощущение счастья, радости. Маг засмеялся и… бросился в темные ходы людского муравейника, поддерживая, обновляя, перестраивая заклятие Агнессы. Кровяная сеть и сердце, выкачивающее заразу, исчезли, теперь под тяжелым угрюмым небом в мозолях, черный от соли и пота стоял рыбак. Бушевало, рокотало среди туч, и море подбрасывало суденышко, то вверх, то вниз. Вздулись канаты-жилы и из пучин воды, водорослей потянулся невод. Кровь на ладонях, гул, набат в голове, тяжко, туго идет упрямая рыбешка, колотит молотком отката. Эх, навались! Еще! Веселей! Боль, кружащая мир вокруг боль. Соль, кровь на губах, эх, тяжел улов! Последняя рыбешка вваливается в лодку, тучи, вода все вдруг переворачивается… меняется…
Руки словно увязли в потоках липкой сладкой патоки, которая ручьями вливалась в измученное тело. И огонь, пламя в топке вдруг тухло под наплывами вязкой жижи. Болезнь, выжатая из Аркина чума, клокотала внутри Фрегота, а Силы — Грозовой, бушующей стихийной и простой — человеческой — чтобы сжечь, уничтожить раз и навсегда заразу не было. Болезнь металась по утлому человеческому сосуду, каждый миг норовила выплеснуться в мир, расползтись по городу. Заклятия, последние, кровавые заклятия слетали с губ волшебника, Фрегот запирал, закрывал на тысячу тысяч засовов внутри себя клокочущую, липкую заразу. Откат — боль с которой сроднился и которой мучим каждый чародей мира — обрушился на волшебника. Взметнулись наружу потоки чумы, но на грани беспамятства, полусмерти, маг увидел, услышал, как лязгает последний затвор, бьется о каменную пробку болезнь…
Капли шлепались с неба, барабанили по мокрому помосту, стекали по мостовой. Хмурый день на базарной площади: слепо взирали в небеса пустые прилавки, пахло сыростью, слышался лай собак.
Никого.
Люди ушли отсюда. Люди хотели тепла, уюта очагов и мягких занавесок. А еще — вина, вина, что бы согреться, что бы — не дай Спаситель! — не заболеть. Они с жалостью несли хрупкое тело в алых одеждах по простуженным улицам, нежно кутали девушку в горячее одеяло, а когда она проснулась, давали ей подогретое вино пополам с микстурой доктора Штефельберга, а святой отец — тот что читает каждую седмицу проповеди в церкви на углу — святой отец Эллау рассказывал больной добрые притчи о Спасителе, который, конечно же не оставит малых сих ни в горе, ни тем более в радости. Агнесса улыбалась, мягко кивала старику, смотрела в окно: там иногда проходили лица… радостные, радостные…
Дождь шлепал босыми пятками по надгробиям, скатывался вниз в мягкую глинистую землю. Промокшие, измазанные грязью сапоги волшебника чавкали водой, задевали могильные плиты. Фрегота скрутил приступ кашля — второй за день. Маг подставил изъеденное черными пятнами лицо небу, проглотил несколько капель, отер выступивший на лице пот, сел на траву.
Тяжело умирать, когда ты совсем один и погода сыпет за шиворот дождь, мажет тебя глиной, бросает на кладбище, в грязь. Помирай, подыхай… всем все равно. Несколько дней пути, лесные ночевки, кашель, боль…А сил не осталось… совсем. Фрегот поднялся: еще не все, не все, надо идти, дальше уносить болезнь, что бы никто, никто… Впереди из мутной пелены дождя показалась фигура, другая.
— Не подходите… — прошептал Фрегот. — Я страшно болен… прочь.
Никто не ответил, только фигур стало больше, волшебник прищурился, хрипло рассмеялся:
— Вот и все…
Впереди: смешно подволакивая ноги, пошатываясь, вышагивали зомби. Фрегот остановился, сплюнул… вдруг посмотрел в небо, в серую мешанину туч. Там в клубящейся изменчивой дали, что-то вспыхивало, рокотало… А что если? Волшебник поднял руки: еще, еще одну, последнюю… С ладоней его слетело несколько искр, и маг скрючился, слишком слаб он был, слишком силен откат. Фрегот упал на колени — грязь чавкнула, принимая его — посмотрел на небо: неужели — все?
В серых грустных небесах…
…сверкнула, покатилась…
…ударила — совсем рядом: протяни только руку! —
Молния.
Молния.
Волшебник улыбнулся: дождь хлестал его по лицу, весело, надрывно грохотал, гремел, рокотал вдали безумный Гром, недвижны стояли зомби… Он не видел ничего, только молнии, молнии и, стоя по колено в грязи и ярких слепящих вспышках, он вдруг на какой-то миг, нет, не понял — почувствовал то странное, чистое, что дается не всем, многого требует и многое дарит взамен, что превращает по мановению чьей-то руки человека — в Мага, Светлого Мага и…
Налетел, взъерошил волосы друг Ветер…
— Фрегот, меня зовут Фрегот…Впрочем, ты — помнишь.
Улыбка.
— Помнишь…
Дмитрий Дзыговбродский
ИДУЩИЙ ВО ТЬМУ
Тьма сегодня бушевала. Где-то внутри шёл призрачный шторм, и лёгкие завитки сумрака бродили по внешней границе.
— Пап, а пап…, - маленькая Мири подёргала Рэда за рукав.
— Да, звёздочка…
— Ты принесёшь сегодня солнечную куклу? Ну, пожалуйста, пап. У меня же завтра день рождения.
