Дети Хедина (антология) - Минич Людмила (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
– Грех на мне, – только и выдавил из себя тогдашний председатель, едва дослушав Игореву историю. – Грех на мне великий, до конца дней моих не отмолю…
– Иван Степанович! Вы же коммунист, советский человек, а тут – «отмолю»!
– Молодо-зелено, – отмахнулся Скворцов. – Поживешь с мое, поймешь… а пока… ох, Игорь, Игорь! Ну, чем смогу, помогу. И матери Машиной, и тебе.
И помог.
Шесть вечера на часах, Леночке домой пора. И что ж это за посетители такие, в конце официального рабочего дня?
Рука нащупала в кармане пиджака последнее письмо от Рыжей, пришедшее с месяц назад. Отправлено из Оймякона. Ничего себе забрались «серафимы»…
– Ну, здравствуй, – сказал от двери донельзя знакомый, хоть и прерывающийся сейчас от волнения голос. – Я вернулась.
…Они с Машкой долго стояли, обнявшись. Нет, не целовались, просто замерли, крепко прижавшись друг ко другу и не замечая исполненного жгучей ревности взгляда оцепеневшей на пороге Леночки.
У косяка же, скрестив руки и перекинув на грудь роскошную пшеничную косу, стояла еще одна женщина, хоть и молодая, но явно постарше Рыжей. Она улыбалась, чуть снисходительно, словно старшая в семье, радующаяся счастью любимой младшей сестренки.
– Иди, иди, Леночка.
– Да-а… я п-пойду… Игорь Дмитриевич…
– То-то сплетен завтра будет… – уткнувшись носом в шею Игоря, пробубнила Машка.
– Не будет, – откликнулась Серафима. Легкой походкой двинулась за девушкой. – Она все забудет. Уж в чем-чем, а тут мы поднаторели.
– Господи, Машка… хоть бы телеграмму прислала…
– Сюрприз с Симой сделать хотели. Прости, а? Простишь?
– Тебя-то? Конечно… – Он вдыхал ее запах, жадно, не в силах оторваться. – А где остальные? Как… как оно все было? Ты ж никаких деталей не писала, понятное дело, и почтовые штемпели наверняка меняла…
– Меняла, – кивнула Машка. – А «серафимы»… мы их устроили всех. Кого куда.
– Погоди, а как же… – начал было Игорь.
– Как же мы снова люди? – Серафима вернулась, несколько бесцеремонно встала рядом. – Очень просто. Решила задачу Мария Игнатьевна, нашла общее, а не частное решение. Ше… семь лет искала. А последний год, как мы… э-э-э… обратно вернулись, помогала нам по стране устроиться. По самым разным местам.
– Оля Рощина в Севастополе, замуж за морского офицера вышла, Нина Громова – в Ленинграде, Нелли в Тбилиси поехала, у нее, оказывается, там и впрямь родня, Колобова в Ярославле и тоже замужем, Поленька на Урале, Юлька Рябоконь в Ставрополе. Ленка Солунь в Сталинграде. У всех все хорошо. А ты, я смотрю…
– Я тебя ждал.
– Я… знаю, – смутилась Машка и вдруг покраснела: – А мы вот… с Симой… сюда вернулись. Домой. Я уже у мамы побывала… ох… она и смеется, и плачет, и шваброй меня отлупить хотела – все сразу.
– Спасибо тебе, что за Сашкой приглядывал, – перебила раскрасневшуюся Машу Серафима. – Никто больше не погиб, ничего не случилось…
Игорь кивнул.
– Не благодари, Серафима. Карманов – мой город, я за него отвечаю. Что же ты теперь делать станешь? Подашься еще куда? Или тут останешься?
– Тут, но ненадолго. Признаться, не возвратилась бы сюда, если бы не Сашка. Насмотрелась я на ваши болота проклятущие на много лет вперед. И не скучала. Только слух прошел, Игорь Дмитрич, что мелиораторов в ваши места хотят присылать. Болота кармановские в верхах кому-то покоя не дают, – глухо ответила Серафима, опуская взгляд.
– Был такой разговор, и не раз, – кивнул Игорь, все еще не в силах разжать руки и выпустить Машку из объятий. – Только я убедил, что не стоит. Мол, зачистку еще магическую провести надо. Плановую. А зачистки сейчас Арнольдыч наш подписывает. Он знает, что кармановское болото осушать – себе дороже.
– Может, он и знает, и обойдется все. Но Сашку все равно надо оттуда вытащить. Достаточно она мучилась. Мне… плохо еще на подъезде к Карманову стало, Игорь.
– Не знаю, надо ли, – отвернулся Матюшин. – Я ведь тоже к ней ходил часто, Серафима. Знаю, что там. Ненависти клубок, ненависти страшной. «Они ушли, а меня бросили». А последние года два и вовсе человеческого ничего не осталось. Зверь она теперь, страшный, озлобленный. Как хотите, девчонки, а вернуть ее никак не удастся. И раньше шансов мало было, а теперь вовсе нет.
Зиновьева дернулась, как от пощечины.
– Значит, – хрипло проговорила она, – пора. Долги платить надо. Мне – платить, а вам – жить.
– Ну уж нет, Сим, столько лет бок о бок. Не для того я перьями обрастала, чтоб сейчас тебя оставить с этим один на один. Давно это уже не твое дело, а наше. И мое, и Игоря.
– Да уж, товарищ Зиновьева, – спокойно проговорил Игорь, уже не прежний неоперившийся маг – председатель. – За Сашей пойдем вместе. Я последние восемь лет с нею был. Она уж меня знает. Ломать не станет. Я один с ней говорил, один держал в ней душу, пока можно было. Я петли наброшу, а вы… закончите все.
Машка ласково посмотрела на него, едва заметно погладила по плечу, словно не веря, что вот он, здесь, рядом. Игорь накрыл ладонью ее руку.
Сима странным, потемневшим взглядом посмотрела на эту спокойную широкую ладонь. На счастливые глаза подруги.
– Нет, – ответила тихо, но твердо. Так, чтобы не оставалось сомнений: она все решила. – Тебе, Игорь, идти нельзя. На тебе сейчас весь Карманов. От тебя люди зависят. А Машке нельзя тем более. – Мария хотела возразить, но Сима остановила ее движением руки. – Помолчи, Рыжая. Он тебя восемь лет ждал. Неужто у тебя совсем совести нет?
Машка прижалась к плечу Игоря, переплела его пальцы со своими, безмолвно отвечая на упрек Серафимы.
– Вот и решили, – отрезала та. – Не ходите. Я справлюсь. Только достань мне, председатель, кое-что из старых скворцовских запасов.
Сима не вернулась. Ни к вечеру следующего дня, ни через сутки. Машка выходила из себя, несколько раз порывалась идти на болото. Но Игорь не пустил. А потом как-то враз оба почувствовали, что все. Кончилось. Чисто теперь в топях. Проверили по Курчатову, по старой памяти. И правда, чисто. Ни Сашки, ни Симы.
– Думаешь, обе?.. – не договорил Игорь, садясь вечером к столу. Машка придвинула к нему тарелку, невзначай дотронулась до руки. Он поймал ее руку, прижал к губам.
– Нет, просто решила, что тебе можно меня доверить, – улыбнулась Машка, – мы ведь после того, что было, друг друга чувствуем лучше, чем близнецы. Сима жива, все с ней в порядке. Просто ушла. А вот Сашки… нет больше. Но ей так лучше. Теперь можно просто жить, Игоряша… Как думаешь, получится?
Сима положила лопату на траву, опустилась на колени и ткнулась лбом в холмик свежей земли.
– Прости меня, Саша, – прошептала она, вытирая непрестанно текущие слезы, – Прости. И его прости.
Она не могла оставить Сашку на болоте. Слишком долго они все там провели. Слишком несправедливо было оставить ее там и после смерти. Она вытянула – трудно ли, с теперь уже двадцатью по Риману – тело к поверхности топи; не жалея платья, по которому стекала с мертвой подруги бурая болотная жижа, перенесла Сашку на холм за лесом. Туда, где было видно поле, мост и петляющую вдалеке ленту железнодорожных путей.
Потом был вокзал. Медленно полз через ночь московский поезд.
Дверь Сима открыла прежним словом-пропуском. До последнего не верила, что Виктор так и не поменял магический замок. Знать, надеялся на свою магическую выучку и силу, а может – не думал, что отважится кто-то с недобрым намерением заглянуть в самое сердце магической науки, где заговорено все и запечатано и против человека, и против мага. Но для нее здесь достойной преграды нынче не осталось. А уж танковое железо бывшего «Черного ангела» не остановит и подавно. Подалась массивная створка двери.
Вздрогнул, когда она вошла. Вскочил, чиркнув по полу тяжелым ботинком на искалеченной ноге. Но не решился сделать шаг навстречу.
– Здравствуй, Сима.
– И тебе не хворать, товарищ командир.
Сима окинула взглядом знакомый кабинет. Не так много изменилось и здесь. Те же тяжелые зеленые портьеры, те же книжные полки, на которых за прошедшие годы заметно прибавилось научных трудов. Стена, сплошь увешанная гербовыми знаками благодарности Советского государства декану Потемкину. Сима молча миновала этот иконостас тщеславия, взяла в руки томик Решетникова. Улыбнувшись, поставила на место. Коснулась взглядом пожелтевшей фотографии. Протянула руку, но остановилась. На глазах блеснули слезы.
