Ключи к измерениям - Дрей Прескот (сборник) - Балмер Генри Кеннет (читаем книги TXT) 📗
Таким образом, шесть молодцов будут пускать в ход шесть арбалетов — а конечным итогом их трудов будет выпуск единственной стрелы. Большая разница между такой организацией и системой при которой стреляют все шестеро разом, заключалась в возрастании темпа перезарядки. Естественно, в качестве стрелков я поставил самых метких и ловких. При этом когда надо, например, в последний момент атаки, все шестеро могли подняться и дать подобие сокрушительного бортового залпа.
Я говорю молодцов, а среди, вручающих, заряжающих и взводящих было немало женщин, девушек и подростков. Холли со свойственным ей настойчивым упрямством настояла на обучении её всем видам работы с арбалетом, и стала превосходным стрелком.
Что же касается не стрелкового оружия, то как я считал нельзя ожидать, что даже сплошная фаланга пикинеров сможет выдержать и отбить атаку магнатов. Но коль скоро рабочие и невольники прониклись пониманием трудностей, то настояли на обучении их приемам такого боя, словно им предстояло встретиться с магнатами в чистом поле. И соответственно, на пустырях и площадях в глубине «нахаловки», куда магнаты и зверье-стражники рискнули бы сунуться только с подавляющим превосходством в кольчужных силах, да и то лишь ради преследования беглых рабов, мы шагали в ногу, маршировали, поднимали пики и поражали ими цели. В передних рядах наличествовали по швейцарского образцу алебардщики. Когда я в первый раз увидел этот марширующий ровным шагом через площадь лес восемнадцатифутовых пик, [53] меня охватила смесь гордости, отчаяния и такой переполняющей мне душу симпатии, что ком встал в горле.
Эти люди, с таким усердием топающие в пыли, с пересохшими глотками и запекшимися губами, были рабочими и невольниками, забитыми людьми, сечеными крамфами, презираемыми и высмеиваемыми надушенными магнатами Магдага. И вот они маршируют сообща рядами и колоннами, братья по оружию, плечом к плечу, дисциплинированные, преданные делу свободы, которое зависело от их дисциплинированности. Но коль скоро они обретут свободу — что тогда станет с их дисциплиной, выработанной таким тяжким трудом и столь гордо выставляемой сейчас напоказ?
Это уже проблема революции, а не восстания. Она должна встать позже.
И она встанет — я поклялся себе в этом — совершенно независимо от тех обязательств, которые, как мне думалось, возложены на меня Звездными Владыками.
Мы ковали оружие, там среди удушливых миазмов и вонючей грязи нашего гетто. Мы муштровали и обучали бойцов. Сооружали баррикады и учились обрушивать с них на мишени град арбалетных стрел. Изобретали всевозможные приспособления и ловушки, вроде веревочных петель, висящих между домами, или балок, которые выталкивались в дверном проеме на уровне поджилок — ибо как я считал, нам придется навлечь на себя гнев магнатов и встретить их в тесных закоулках «нахаловки».
Я с удивлением обнаружил, что остался в этом вопросе в одиночестве.
— Скоро Генодрас исчезнет, — заявил Генал. В его глазах горел нехороший огонек, говоривший о чересчур сильном желании драться. Проклятый Зим на какое-то время не даст нам видеть истинный свет небес.
Мне пришлось снести все это без звука.
— Во время Великой Смерти магнаты собираются в этих огромных храмах и ждут Великого Рождения. Мы, те, кто строили эти храмы, вынуждены ютиться здесь, в сараях и хибарах. Нас просто не пускают в храмы — именно тогда, когда в них происходит то, ради чего мы их возводили!
— Да! — зарычали другие слушатели — грубые, бородатые люди с мозолистыми от трудов руками.
— Вот тогда-то мы и нанесем удар! — провозгласил Генал. — Нас не допускают к великим ритуалам Гродно! Мы не видим, как приносят жертвы, дабы на небе вновь появился Генодрас, всемогущее зеленое солнце. Нам никогда не разрешают увидеть собственными глазами священные церемонии! Вот именно тогда, братья мои, тогда, когда они будут в храмах, и придет время восстать и обрушить на них наш праведный гнев, и поразить наших притеснителей!
Генал явно проводил немало времени с Пророком. Он перенял у него не только манеру говорить, но даже интонации.
План был хорош, в том смысле, что мы в таком случае могли прокатиться по Магдагу волной железа, стали и бронзы, и никакие магнаты не встанут у нас на пути. Я был уверен, что, воодушевленные нашими недавно приобретенными воинскими умениями, мы сумеем разделаться со стражниками-наемниками. После этого дело сведется к перебеганию от одного огромного и таинственного храма к другому, вытаскиванию поглощенных ритуалами магнатов и избиению их по частям. Я, в принципе, не возражал против такого оптового истребления магдагских магнатов. Вам следует помнить, что тогда я был не только очень молод, но и основательно проникся заповедями Зара, который ненавидел и презирал все связанное с культом Гродно. Как я считал, мой святой долг перед крозарами Зы, призывает меня уничтожить всех зеленых на внутреннем море, ничуть не меньше чем более туманные требования Звездных Владык.
Если у вас сложилось впечатление, что со мной легко ужиться, то, смею вас заверить, это впечатление ложное. Я точно знаю, что со мной исключительно трудно поладить. Мне об этом говорили. Бедные Холли и Генал уже ощутили это на собственной шкуре, а Майфуй проявляла чудеса понимания и нетребовательности. У моих кланнеров, и, прежде всего, Хэпа Лодера, были иные причины терпеть мой дурной нрав. Порой я ощущал нечто подобное ледяному ужасу, когда представлял себе, каково придется моей Делии, моей нежной неистовой Делии Синегорской, когда мы наконец соединимся и остановимся на какой-то разновидности супружеской жизни в далекой Вэллии.
Что же до массового убийства магнатов, то, думая об этом, я с новой силой ощущал, как надо мной распростер свои темные крылья рок. Мне пришлось отмахнуться от этого ощущения. Разве я не испытывал ненависти ко всему зеленому на внутреннем море, к Магдагу и его рабовладельцам? И я поддержал план. Он действительно был хорош. Мы застигнем магнатов, как говорится, со спущенными штанами.
— Это означает, что нам придется ждать ещё дольше, — указала Холли.
— Да, — Генал посмотрел на нее. Как я уже неоднократно замечал ранее, всякий раз, когда Генал более чем мимолетно касался взглядом Холли — как бывало почти всегда — то становился сам не свой. И сейчас он горячо произнес: — Нам придется лишь ещё немного пострадать под плетьми. И ещё немного дольше нам будет полосовать спины «старый змей». Но ожидание этого стоит любой боли! Потому что после мы зажмем этих покинутых Гродно магнатов, раздавим их, разорвем их на части храм за храмом, сметая те как рашун самого Гродно!
Холли посмотрела на меня. Пугнарсес посмотрел на Холли, а потом перевел пылающий взгляд на меня. То же самое сделал и Генал.
— Ну, Писец?
— План хорош, — признал я. — Будем ждать.
Помимо всего прочего, у меня появлялось ещё несколько дней для обучения моего маленького ядра руководящих кадров и показа им в чем собственно состоят боевые действия. Я с некоторым сожалением думал о замышляемых мной ранее баррикадах. Но, подобно жителям Сегестеса, я всегда предпочитал атаковать — за исключением тех ситуаций, когда мог получить преимущество ведя оборонительный бой.
Генал, упомянул рашун — внезапный и коварный штормовой ветер, который случается на внутреннем море, и это по какой-то причине напомнило мне о Нате и Золте, моих старых товарищах по веслу. Возможно, именно сейчас они сражаются с рашуном на вздымающейся палубе свифтера. Я начинал задыхаться в этой магдагской «нахаловке». Как страстно я желал снова оказаться на юте свифтера — того огромного свифтера, командование которым я так не принял!
И тут я увидел сплошную фалангу моих друзей невольников и рабочих той самой магдагской «нахаловки». Фаланга маршировала ровным шагом через площадь, все пики скошены под одним углом. Бойцы шагали в тесном строю, сплоченно, но все же с неким ритмом, чуть ли не в лад, и этот мерный звук шага вернул меня к действительности. Болан рявкнул команду, и фаланга немедленно ощетинилась, как дикобраз — быстро и четко, как мы её учили. Коль скоро человек понял философию пики, коль скоро он сжимает в руках толстое древко, окованное и увенчанное железом, и стоит плечом к плечу с товарищами — он скоро поймет, зачем он стоит в этом сомкнутом строю фаланги.
