Ведьма и князь - Вилар Симона (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
Печенеги уже не рвались в бой. Наоборот, объятые паникой, они спешили к проему ворот, сталкивались в толчее. Вновь в проеме возник затор, образовалась мешанина тел, людей и лошадей. Заметив это, Малфрида дико захохотала. И тут же резко умолкла. Сложив руки на груди, сжав ладони, она что-то беззвучно произнесла, а когда раскрыла ладони, между ними светился круглый огненный шар. Ведьма сделала резкое движение, будто подкидывая его, и шар, разрастаясь, полетел в сторону ворот. Ослепительно полыхнуло – люди, и лошади вмиг рухнули, поваленные чудовищной, разлетающейся светлыми лучами силой. С грохотом и треском упали горящие ворота и намертво врытые в землю столбы частокола, разлетелись ошметки людей и лошадей.
Те, кто видели это, поначалу замерли, а потом все, и русы, и печенеги, кинулись кто куда. Печенеги стали карабкаться обратно на частокол, спрыгивали вниз, убегали. Им вдогонку летели быстрые вспышки света, пронзали их, за секунды спекали живьем. И среди воплей ужаса как проклятье, как небесный гром слышался демонически громкий хохот той, что все это сотворила.
Малфрида не заметила, когда в порыве своей странной битвы сошла по сходням вниз и теперь оказалась среди дыма и чада, под тугими струями обвалившегося ливня. Когда стало тихо, она еще какое-то время озиралась, дико вращая желтыми светящимися глазами, из ее открытого рта с острыми, странно выросшими клыками шел глухой рык. Потом ведьма перевела дух. Ее летавшие, шевелящиеся волосы опали, она опустила руки с растопыренными пальцами и длинными когтями, закрыла глаза. Когда же открыла… Ее глаза стали темными, как прежде, клыки и когти исчезли, и она смотрела вокруг с некоторым изумлением, будто не узнавая знакомого места. Кругом трупы людей и лошадей, смрад. Клубы дыма плыли, как мираж, было тихо. Через опустевшее пространство в мути дождевых струй пронеслась лошадь без седока, похожая на призрак, где-то рухнуло прогоревшее бревно, вновь слышался монотонный шум дождя.
Дождь стал заливать Малфриде глаза, мокрые завитки волос прилипли ко лбу. Она ощутила привычное покалывание в теле – отход силы. Медленно пошла, пачкая, светлую замшу сапожек в золе, грязи и крови. Какое-то движение сбоку заставило ее повернуться. У дружинной избы с дымящейся кровлей она увидела поднимающегося с земли Уклепа. Он был без шлема, волосы и борода всклокочены, лицо в саже, на лбу кровоподтек Воин покрутил головой, но, заметив Малфриду стал отползать, дико глядя. Потом лицо его исказилось ужасом, он нервно икнул.
– Ну что ты, старина, – вяло промолвила ведьма. – Я своих не трогаю. Хотя, может, в пылу и задела кого. Но ведь старалась же не задеть…
Уклеп продолжал икать, вжавшись в сруб избы.
Малфрида прошла мимо. Долго сидела на лестнице сходней, уставившись на испачканные носки сапог. Краем глаза заметила, как появился еще кто-то из своих. Постепенно люди стали сходиться, прошмыгнула и давешняя ее банщица, поскользнулась на мокрой земле, упала и, увидев, что ведьма глядит на нее из-под прилипших к лицу волос, завыла, кинулась прочь.
Дождь продолжал лить. Шипело, угасая, пламя. Дым оседал к земле.
Домовой не сразу появился перед ней. Потом все же скользнул темным комом к сидевшей в углу на лавке ведьме, повел острыми ушами.
– Ты дом мой чуть не подпалила. Если бы боги не послали дождя…
– Да не со зла я. Поверишь ли, не со зла…
Если и домовой ей не верит, то, что же думают люди? Малфрида ждала их, сжавшись в углу, натянув на себя овчину. Ее знобило, ощущалась слабость. И еще что-то. Как будто досада. Ведь она действительно никому не желала тут зла, да ведь не поймут. Все видели только ее странную силу. Нелюдскую силу. А смертные такого не примут.
Прошло немало времени, прежде чем она различила на сходнях скрип шагов. Медленно отворилась створка двери, бухнуло деревом. В низкий проем, пригибаясь под притолокой, вошел Претич. Его русые волосы уже просохли после дождя, красиво завивались. Лицо же – бледное, россыпь веснушек темными точками проступила на носу и щеках. Словно и поглядеть на ведьму не решался.
– Тут такое, Малфрида…
Он замялся, теребя обшитый бляхами пояс.
– Люди говорят, чтобы ты уходила. Уклеп велел передать, что даст тебе все, что пожелаешь. Ну, коней там, куны, даже дирхемы серебряные. [73] Провизию даст с собой, хлеба. Но он просит… Все тут просят, чтобы ты покинула Малодубовец.
Малфрида медленно отвела рукой овчину, села, свесив ноги в замызганных сапогах.
– Гоните, значит?
И тогда Претич впервые поднял на нее глаза. Они словно потемнели от страдания, лицо напряглось.
– Я не гоню. Но я не все.
– А ты? Что скажешь ты? Мне это важно! – Спрашивается, что ей надо от этого мальчишки? Она так и замерла, ожидая ответа. Неужто никто так ничего и не понял?
– Не гневайся, чародейка. Не обращай зло на людей. Ты могущественна, и они страшатся тебя. Люди ведь и так пострадали от печенегов.
– От печенегов – да. Но я-то тут при чем?
Претич вдруг резко стукнул кулаком по створке двери.
– Да я бы!.. Ты ведь спасла всех! Малодубовец для Руси отстояла! Уклеп обещает наградить тебя и отпустить с миром, но, будь моя воля, я почет бы тебе оказал… как богине. Гордился бы, что бился рядом с тобой!
Его голос вдруг стал срываться, он закрыл лицо ладонями, словно стыдясь ее взгляда. Потом выпрямился. И она увидела, как в глазах его заблестели слезы, как потекли крупными каплями по щекам.
Малфрида отвернулась, стала оправлять одежду, собрала рассыпавшиеся волосы. Обида не проходила, как и желание наказать неблагодарных. Уничтожить, убрать тех, кто потом байки злые начнет о ведьме сочинять. Но она сдержалась, ибо знала, что людей гневят и пугают силы, более могущественные, чем у них самих. Потому и стала спокойно и сухо говорить, что именно желает взять с собой в качестве вознаграждения. Пусть только поторопятся, ей самой недосуг возиться в их полусгоревшей крепости. Она уйдет. Но только…
Малфрида окликнула уже повернувшегося к двери юношу:
– Погоди. Не знаю уж, свидимся ли когда с тобой, сын воеводы Черниговского, однако и мне есть что тебе сказать перед разлукой.
И она поведала ему: будет его путь долгий и счастливый, а сам он возвысится так, что вся Русь будет его славить.
– Все. Иди.
Но он стоял еще какой-то миг. Глаза горели.
– Я верю тебе, чародейка. Я всегда буду поминать тебя добром! И да будет легка твоя дорога!
Глава 4
В большой избе старосты Стогнана все еще отсыпались после буйного празднования дня Рода, [74] когда сам староста, проснувшись, увидел, как его дочка Простя выскользнула куда-то из дому, прихватив с собой белого петуха.
Староста вздохнул, откинул мягкие шерстяные покрывала, вставая с широкой лежанки, и прошлепал босыми ногами по земляному полу к выходу. День еще только занимался. Над лесной поляной, где располагалось селище Сладкий Источник, плыл легкий предутренний туман. Фигурка Прости мелькнула за тыном, мотнулась темная коса на фоне светлой рубахи, и девушка исчезла в сероватом туманном сумраке, только шелест трав еще какое-то время слышался. Стогнан догадывался, куда поспешила дочка спозаранку. К священным ракитам, у которых стояло резное изображение богини Лады. Девушка понесла подношение богине. Будет молить покровительницу брака и любви, чтобы повлияла на Простиного суженого Мокея, привела его к родному селищу, где Простя ждет его не дождется. Обещал ее милый быть в конце серпня, [75] а они уже и день Рода отметили, а Мокея все нет как нет.
Думать о таком балаболке, как Мокей, Стогнану сейчас не хотелось. Стоял на пороге избы, вглядываясь в обступавший селение лес, потом, не спеша, пошел туда, где в низине, за постройками, протекала тихая речка в заросших камышом заводях. Южнее был тот самый источник с чистой вкусной водой, возле которого исстари жил род Стогнана. От него и селище название получило. Тут, среди древлянских лесов, старый Стогнан провел всю жизнь. Тут рассчитывал и умереть, когда время придет. Он много хорошего для рода сделал, его не посмеют отнести в лес, когда уже не сможет натягивать лук да ходить на охоту.
73
Куны – денежная единица на Руси – меховые деньги в виде выделанных шкурок; дирхемы – арабские монеты, имевшие хождение на Руси, когда там еще не чеканили своих денег.
74
День бога Рода славяне отмечали в начале осени, 8–9 сентября
75
Серпень – август.