Ларт Многодобрый - Плахотникова Елена (лучшие книги онлайн txt) 📗

– А сейчас нельзя спать.

– Это почему же?

Машка промолчала, и я начал дремать. Все-таки вдвоем теплее. В натуре. Только не выспишься вдвоем. Один шевельнулся – второй тоже глаза открыл. Какой уж тут сон! Дрыхнуть одному нужно, а вдвоем…

– Не спи! – Девка дернула лопатками. Острыми. Даже сквозь куртки чувствуются. – Скоро Санут придет.

– Да? – спрашиваю, а сам зеваю во весь рот. – И кто он такой, твой Санут?

На всякий случай оглядываюсь, пока Машка молчит. Вдруг подбирается кто?

Но все спокойно. Вроде. Та же мокрая темень, тот же нудный осенний дождь, под который мне всегда хорошо спится. Спалось. Дома, в теплой постели. А здесь… Впереди и слева огоньки светятся. Два зеленых и два желтых. Это волчары не спят. Соседи наши. Жрать небось хотят.

Надо было сразу раскинуть все по понятиям. Чтоб знали, кто в доме хозяин. В смысле, на столбе. Теперь вот присматривай за ними, а то схарчат еще.

Желтые огни мигнули и исчезли. Остались зеленые. «Эти глаза напротив…» Вот ведь где вспомнилось! Двадцать лет не вспоминал – и на тебе! Из песни это. Я тогда совсем мальком был, когда ее пели. Типа ретро. Для тех, из кого песок уже сыпется. Здесь таких песен не поют, ясен пень. Может, и радио не знают. Как в странах третьего мира. Где жрут все, чего не может тебя сожрать. Реально, не шучу! Сам видел. И не хочу, чтоб меня тоже вот так… Это, может, буддисту какому все по барабану: для него душа главное, а тело – темница, а мне мое тело еще понадобится. В ближайшие сорок лет – это уж точно. Слышал, и после семидесяти мужики очень даже могут… но в это я поверю, когда доживу. Если доживу! А то зеленоглазый пялится на меня, как голодный на полную миску.

– Слышь, братело, ты даже не думай на меня как на жратву. Не надо. Я ведь тоже жрать хочу. Могу и тебя за харч посчитать. Или твоих щенят.

Тихо ему так сказал, спокойно. Как Ада Абрамовна с нами говорила. Лучшая училка во всем городе. И в моей жизни. Если бы не она, не дожил бы я до половозрелого возраста. Как сейчас помню, подзывает меня к своему столу, смотрит сверху вниз – а я в десять лет совсем заморышем был, вполовину ниже Машки, – и говорит:

– Лешенька, если ты не бросишь курить, то умрешь. Годик, может, еще поживешь, и все. Твои друзья будут кушать мороженое, а тебя будут кушать черви.

И все это шепотом и с улыбкой. А бас у Ады, ну прям как у Шаляпина! Я потом ни у кого такого голоса не слышал. Ну и остальное все у нее было под стать голосу. Всем бабам баба была! В автобусе она головой потолок подпирала, а в лифте, рассчитанном на четверых, одна ездила. Бедра у нее такие, что им на двух сиденьях тесно, а грудь из-за спины углядеть можно было. Душевная баба, монументальная, теперь таких не делают. И говорила так, словно гвозди заколачивала. На всю оставшуюся запомнишь то, чего скажет.

Вот подумал про нее, и уже мороз по шкуре. А тогда я прям к полу примерз, как услышал: «…а тебя будут кушать черви». В классе так тихо стало, что в ушах зазвенело. У Ады всегда на уроке тишина, а тут гробовая – дышать все забыли. Я потом по ночам просыпался от своего крика, но курить бросил – как отрезало. И не только я. Лёву со Славкой тоже проняло. Это потом мы его Савой стали называть, когда его вверх и вширь поперло. А тогда он был для нас Славкой Ранежским… Вспомнилось вот.

Зеленоглазый моргнул, отвернулся – доброе слово и зверь понимает. Реально! Тут и Машка зашевелилась. Типа повернуться хотела, а потом передумала.

– Ты с кем это говоришь?

– С волком.

– С кем?!

– С зеленоглазым, ясен пень! – Может, и по-другому эту зверюгу зовут, но цвета она должна различать. Машка, в смысле, не волк. Если не дальтоник. – Договорились не жрать друг друга.

– Договорились?!

– А то! Я же нормальный мужик, если не доставать меня. Да и не так уж я люблю собачатину…

Она поерзала, укрылась с головой плащом. Я тоже. Холодно снаружи, сырость пробирает до костей, а под плащом тепло и Машкой пахнет. В смысле, ее волосами. Я ткнулся в них носом, и дремать начал. Сказали б, что с бабой в одной постели спать стану, – без прикола, только спать! – не поверил бы.

Машка зашевелилась, и я открыл глаза. Стало темно. С закрытыми глазами я картинки какие-то смотрел, а так – полный мрак.

– Ты истинно не знаешь, что такое Санут?

Я зеваю. И для этого она меня из сна вытащила?! Чтоб вопросы задавать? Не спится, так лежи молча и не мешай другому!

Еще раз зеваю и только потом отвечаю:

– Знаю! Только притворяюсь! В натуре! – Это я уже ору на нее. Зачем-то.

Машка дернулась, потом затихла. Не выпустил я ее из-под плаща. А мне вот спать перехотелось. Как отрезало. Можно и разговор какой завести. Так девка сжалась вся и сопит. Обиделась. Вот так всегда: сначала рявкну, а потом думать начинаю.

– Слышь, Машка, а когда твой Санут придет?

Вздохнула, но все-таки ответила:

– Уже пришел.

Выглядываю из-под плаща – темно, даже волчара не смотрит в нашу сторону.

– Ничего не вижу. В натуре.

– В такую ночь его не видно.

– Это в какую же?

– В такую, как над нами.

– В дождь, что ли?

Молчит.

– Так, может, его и нет сегодня?

– Есть. Я чувствую его.

Ага, еще одна чувствующая! Знал я когда-то такую. Тоже, кстати, Машкой звали. Так она за два квартала чувствовала, кто ее хочет. Вот так и со мной познакомилась, а потом к Толяну ушла. Через неделю.

– Ну ладно, Машка, спать сейчас нельзя. А чего можно? – Она стала вырываться и шипеть. Блин, прям как девочка! Я прижал ее сильнее. – Хватит дергаться! Ты говори, не дергайся.

– Ничего нельзя!

– Совсем?

– Совсем!

– И спать нельзя?

– Нельзя!

– Не проснешься, что ли, если заснешь?..

– Может, проснешься, может, нет.

Хороший ответ, понятный. Типа для самого умного.

– А когда проснешься, в порядке будешь или как?

– Может, в порядке, может, нет.

– Ну блин, ответы!

– А нет – это как?

– По-разному бывает.

И замолчала. В загадки вздумала поиграть? Ну-ну…

– Слышь, Машка, ты мне мозги не пудри. Не даешь спать, так я живо придумаю, чем нам заняться!

Ноги у девки длинные, стройные. Такими по подиуму ходить надо. А то, что тонкие, так в темноте не видно. А какие на ощупь можно проверить: ее штаны с такими же шнурками и клапанами, что и мои. Разберусь.

– Нельзя! Санут смотрит! – Девка задергалась как под током.

Не знаю, как она язык себе не откусила. Я перестал щупать ее ноги. Так и заиграться можно. Мне ведь поговорить с ней надо, а не что другое. Другое я дня два назад получил. Кайфа – ноль целых шиш десятых.

– Так уж и нельзя… Мы типа единственные, кто забрался под одеяло?

Девка замерла. Совершенно. Я крепче прижал ее. На всякий случай. Она и не пискнула. Только сказала тихо-тихо, я едва услышал:

– Так ты истинно ничего не знаешь…

Будто калеку пожалела.

– Тогда говори! – Я встряхнул ее. Не люблю, когда меня жалеют.

– Ладно, скажу. Только не дави так.

Я немного ослабил хватку и почувствовал, как она вдохнула. Глубоко. Потом выдохнула. Еще вдохнула. Пришлось напомнить, что меня дыхание ее не интересует.

– Если мужчина познает женщину или еще кого-то под взглядом Санута, то мужчина может стать женщиной или еще кем-то, – сказала Машка.

Как из книжки прочитала. Аксиому. В смысле, верно – доказывать можно, если совсем уж заняться нечем. Ну принцип я понял: секс на природе вредит этой самой природе. Кажется, чего-то из заповедей «зеленых». Слышал когда-то.

– А если в доме, то можно?..

– Пока Санут на небе, для его взора нет преград.

Еще одна аксиома. И столько торжественности в голосе, будто Машка сама ее придумала.

– Понятненько. Нигде, значит, нельзя. А если очень захочется и мужик… как бы это сказать?.. станет упорствовать в… познаниях, вот! Так у него чего?.. Свое отвалится, а другое чего-то вырастет? – Во, загнул! Так закрутил вопросец, аж сам себя удивил!