Пылающий камень (ч. 1) - Эллиот Кейт (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Как насчет нашего договора? — спрашивает она. Урсулина больше его не боится, потому что видела, что убивает он быстро, а смерть ее не пугает. Ему это нравится. Как и Мудроматери, она понимает, что у каждого своя судьба, и ее не избежать.
— Мы договорились, — отвечает он. Она хочет, чтобы он поклялся. Мягкотелым вечно нужно что-то такое. Они таскают с собой вещи, на которых можно клясться. Он дотрагивается до деревянного круга, висящего у него на груди, — подарка Алана Генрихсона. — Я клянусь свободой, которую подарил мне друг, что дам тебе то, о чем ты просишь, если ты сохранишь этот ларец до тех пор, пока он мне не понадобится. Сделай это, и я буду выполнять договор, пока остаюсь вождем племени. Если же я умру, поступай как хочешь.
Она усмехается, но он уже знает мягкотелых достаточно и понимает, что она вовсе не собирается оскорбить его. Этот смех — скорее дань уважения.
— Ты не похож на других. Господу угодны милосердие и справедливость. Они приведут тебя к победе.
— Пусть будет так.
Он выходит из ее хижины и направляется к Мудроматерям. Тропинка пуста, лишь изредка до него доносятся голоса рабов. Его рабы или работают, или ждут в потайных местах, как он и приказал. Он доверил им многое, но они знают, что в случае его поражения они умрут от руки победителя.
Он вступает на площадку, где обычно танцуют Быстрые Дочери, и проходит вперед. Он один, с ним нет воинов, которые бы поддержали его, за ним бегут только собаки. Завидев его, братья начинают вопить:
— Слабый брат, иди, скорее подставляй горло, и мы покончим с тобой первым!
— Трус! Куда ты исчез, когда мы дрались в Генте?
— Какие сокровища ты отдал Кровавому Сердцу? Воины каждого из братьев поддерживают своего вождя, стараясь перекричать остальных, как будто «громче» значит «сильнее». Он хранит молчание. Мудромать принимает решение.
Шесть сыновей Кровавого Сердца вступают на площадку, он — седьмой. Все они становятся на колени спиной друг к другу. Остальные Дети Скал остаются на местах, они поддержат победителя. В том, что они подчинятся, — их мудрость. И слабость.
Быстрые Дочери начинают сплетать узор танца. Все затихают, даже собаки перестают лаять. Каким кажется это мгновение Мудроматерям? Настанет ли день, когда он станет победителем? Когда о нем сложат песню Быстрые Дочери? Или они смеются над его амбициями?
Скоро он узнает.
Быстрые Дочери кружат в танце. Внезапно раздается хрип, и один из сыновей Кровавого Сердца падает наземь с перерезанным горлом. Кровь впитывается в землю. Остальные склоняют головы. Пятый Сын чувствует, как нож касается его головы, горла, золотого пояса, сплетенного из волос одной из Быстрых Дочерей.
Потом нож исчезает. Осталось шесть сыновей.
Быстрые Дочери рассказывают историю племени Рикин. Они будут рассказывать ее еще три дня, и к исходу третьего только один из братьев останется на залитой кровью площадке. Он и станет победителем.
Круг распадается. Пятый Сын мгновенно выпрыгивает и убегает. Ему как никому другому понятно, что сейчас начнется кровавая схватка, и ему в ней не выжить, потому что все братья сильнее него.
Но его сила — совсем другого рода.
Вместе с собаками он уносится прочь — к фьоллу, где приготовлена его первая ловушка.
Алан проснулся от лая. Эти эйкийские собаки…
Но это не были эйкийские собаки. У двери скреблась Ярость, громкий и тревожный лай остальных доносился из комнаты Лавастина.
Алан накинул рубашку и бросился к двери. Таллия позвала его, но он побежал в комнату отца.
Слуги расступились перед ним — одного из них укусила какая-то из гончих, и теперь из руки бедняги ручьем лилась кровь. Алан шагнул к собакам — они носились по комнате друг за другом, только старый Ужас стоял на задних лапах у окна и выглядывал наружу. Алан тоже выглянул во двор — ничего интересного: несколько слуг да пара любопытных зевак, задержавшихся на минутку, чтобы посмотреть, из-за чего шум. Страх, Горе и Ярость выбежали из комнаты и помчались через двор.
— Тихо! — крикнул Алан, высунувшись в окно. Собаки принялись обнюхивать кусты. — Сидеть.
Гончие послушно уселись, огрызаясь и внимательно слушая шорохи в кустах. Наконец воцарилось молчание. От внезапной тишины у Алана зазвенело в ушах. Он повернулся и увидел, что Лавастин сидит на кровати и внимательно рассматривает лапу Ревности. Та тихонько взвизгивала, когда он нажимал на больное место.
Алан подошел к нему и положил руку на голову собаки. Нос у нее был сухим, и она тяжело дышала.
— Похоже, ее укусили, — произнес Лавастин. — Но я не могу понять, кто именно.
Алан присел на кровать и принялся осматривать лапу Ревности. Гончая дернулась, когда он нажал слишком сильно, и взвизгнула от боли. Сначала Алан почувствовал только, какая горячая у нее лапа, но потом обнаружил и две крохотные ранки.
— Может, змея? — предположил он.
Лавастин встал и отдал приказ слуге, который тотчас вышел.
— Поговорим с конюшим.
Граф подошел к окну и остановился там, поглаживая Ужаса.
Алан прижал Ревность к полу и, надрезав ранку, отсосал яд, если он там был. Кровь оказалась горьковатой и с каким-то металлическим привкусом. Алан несколько раз сплюнул на пол и снова осмотрел рану — крови почти не было. Он налил в миску воды, но собака пить не стала.
Лавастин жестом приказал слуге одеть его, другой помог одеться Алану. Затем граф уселся на кровать рядом с сыном. Ревность лежала неподвижно, тяжело дыша.
— Пора возвращаться в Лавас, — сказал граф. — Мы выполнили то, для чего приехали. Я попрошу священников назвать день, подходящий для начала путешествия, потом мы попрощаемся с королем и отправимся в путь.
— Отец. — Алан запнулся, посмотрел на слуг, сновавших по своим делам, моющих пол и вытирающих ступени. — Я не… не… — Продолжать он не решился, но и лгать отцу ему тоже не хотелось.
— Она только что вышла из монастыря. Вполне вероятно, что она просто боится, — мягко произнес Лавастин. Ужас отошел от окна и сел возле графа на страже. — Но все равно, для женщины главное как можно скорее обзавестись наследником.
— Но ведь тогда… — Алан понизил голос до шепота, чтобы никто, кроме Лавастина, не слышал его слов. — Тогда утренний обмен подарками окажется неправдой.
Лавастин стал растирать лапу Ревности. Он полностью сосредоточился на собаке и, вероятно, поэтому ответил слегка рассеянно:
— Возможно. Но ведь и я солгал тебе о своих намерениях в битве при Генте. Мне пришлось, ведь ты видишь во сне принца эйка, а он, вероятно, видит тебя. Другие завидуют нам, потому что этой свадьбой мы достигли высокого положения. И если они узнают, что ваш брак не состоялся до конца, пойдут слухи, что он незаконен, даже несмотря на то что сама епископ его благословила, а король одобрил этот союз. Мы не можем вручить нашим врагам оружие против нас. — Один слуга вышел из комнаты, другому Лавастин одобрительно кивнул, показывая, что доволен его работой, а потом снова повернулся к Алану. — Так что обменивайтесь дарами. Больше всего на свете женщины обычно хотят иметь детей, которые унаследуют их титулы и земли.
Алан не был столь в этом уверен, но послушно кивнул. И, словно услышав его слова, в дверях появилась Таллия. Она вошла в комнату, но тут же отпрянула назад, испугавшись гончих.
Лавастин посмотрел на Алана, будто говоря: «Ну, вот и она», и поднялся навстречу невестке.
Таллия прикрыла глаза шалью, дожидаясь, пока Алан оденется, потом, удостоверившись, что гончая не может причинить ей вред, уселась на кровать, взяв Алана за руку.
Она доверяла ему. Это была маленькая, но победа.
Лавастин улыбнулся и приказал слугам принести утренние дары, которые Алан поднесет своей жене. Алан нервничал: с одной стороны, его тревожило прикосновение Таллии, а с другой, он боялся, что она отвергнет его дары. К тому же он не мог рассчитывать на то, что она захочет принести ответный дар, — он ведь намного ниже нее по положению, к тому же Генрих уже присоединил к Лавасу несколько богатых поместий — ее приданое. Но и наследник графства Лавас не может появляться перед королевской свитой как нищий.
