Точка просчета. Необременские музыканты (СИ) - Болдырева Ольга Михайловна (читать хорошую книгу txt) 📗
Осколки сломанного комма Ориел успела спрятать в сумку.
Вечером приехал жених с сопровождением.
Елент и Олдер, у которых на всех разбойников был большой зуб, пребывали в некотором недоумении, или как бы сказала Бейн — незамысловато охреневали с происходящего. Как так? — лихой человек женится на добропорядочной селянке, а все этому рады! Отец сияет от счастья, гости с вожделением поглядывают на бочки с пивом, и непонятно кто больше — селяне или разбойники. А невеста, пунцовея от смущения, выглядывает каждые пару минут из окна; бдительная сваха ее оттаскивает, пытаясь плотнее задвинуть шторы.
Господин Март, не выдержав этого мракобесия, направился к атаману. Судя по тому, что разбойник позволил незнакомому мужчине отвести себя в сторону для «задушевной» беседы, он пребывал в том благостном расположении, когда портить настроение наездами: «А ты кто таков будешь, чтобы со мной разговаривать?» — не хотелось. Елент же, убедившись, что атаман готов к диалогу, спросил, что за цирк устроила шайка.
— Тебе-то что? — хмыкнул мужчина, что называется «в самом расцвете лет»: с кудрявыми черными волосами, золотой серьгой в левом ухе и аккуратной бородой. — Чужому счастью завидуешь?
— Пытаюсь понять, зачем таким изощренным способом обманывать целую деревню. Лишние грехи на душу возьмете.
Атаман тяжело вздохнул, сообразив, что так просто допроса не избежать (разве что затеяв драку), и проворчал:
— Вы не церковник, случаем? Совсем как отец Стасий, только о порочной природе человека думаете и о карах за проступки. И забыли о другой стороне Писания.
Елент гневно поджал губы и прищурился. Слова задели за живое, но, удержав злость в узде и не заостряя внимание на первом вопросе, глава инквизиции уточнил ровным тоном:
— О какой же?
— Господу важен каждый раскаявшийся грешник.
Отец Март усмехнулся:
— Я помню, но опыт утверждает, что грешники раскаиваются лишь до тех пор, пока от их горла не уберешь лезвие.
— Сожалею, что на вашем пути попадались лишь подлецы.
— Мужики, нашли что обсуждать! — прокричал один из парней. — Атаман, у кого свадьба? Иди — невесту выкупай, а то жрать охота.
— И горло промочить, — прокричал кто-то из селян.
Но до выкупа жениху пришлось и силушку показать, и пару загадок отгадать; дальше, после символической сценки продажи «девицы», вся деревня с присказками двинулась к церкви, распевая про «белы рученьки, румяны щеченьки и горькую женскую долюшку». Бейн незаметно достала из сумки ручку и блокнот и стала набрасывать модель замкнутого деревенского социума и особенностей восприятия личностью свадебного обряда. Джемма изредка поглядывала на комм, чтобы тот не выключился — такая шикарная возможность изучить фольклор, обрядовые песни и специфические языковые обороты.
Будет что в следующий отчет внести.
А то и не в один.
Но около церкви, пока девушки в конце процессии обменивались довольными комментариями, толпа замерла; вместо песен послышались недовольные выкрики. Бейн, взяв Джем «на буксир», начала протискиваться вперед. С ее комплекцией это было легкой задачей. Джемма с любопытством вытягивала шею, пытаясь понять причину заминки.
Отец Стасий, не успевший привести себя в порядок после визита к свиньям, стоял неприступной горой (в обхват побольше пивной бочки) перед закрытыми на добротный амбарный замок дверями церкви.
— Я их венчать не буду! Особенно после того содома, что творился весь день. Недоброе предзнаменование! — и голос у него был под стать облику и характеру — тонкий, визгливый.
— Хватит зубы заговаривать!
— Вся деревня знает, что ты любое событие к скорому концу света истолкуешь!
— Любой упавший листик предупреждением назовешь!
Священник, недавно являвший олицетворение категоричности, приторно улыбнулся:
— Зачем же так грубо, Эдор? Можно и поразмыслить о толкованиях и вариантах.
Елент, до того стоявший позади толпы, резко вскинул голову, всматриваясь в лицо Стасия. Недоверие сменилось яростью, и глава инквизиции принялся также пробираться сквозь ропщущую толпу. Олдер поспешил за ним.
Послушав выкрики, после эффектной паузы отец Стасий продолжил:
— Раз уж денег у вас не хватает на необходимое пожертвование во славу Господа нашего, чтобы я закрыл глаза на союз этого грешника, давайте вспомним о священном праве первой ночи. Раз уж нет господина барона, то и скромный служитель сгодится, дабы проверить невинность будущей жены.
Жулья громко и надрывно всхлипнула, Рэм, придерживая ее за плечи, прорычал:
— Убью, тварь!
В толпе раздались предложения ткнуть в Стасия чем-нибудь острым. Мечом, к примеру. Или поджечь ему пятки.
— А еще священник называется!
— Кончай дурить, Стасий! Какое право, если у тебя обет?!
— Два человека любят друг друга, можешь ты хоть раз провести обряд без поборов и условий?
— Как скажу — так и сделаете, если не хотите Божьей милости лишиться!
Джем и Бейн, конечно, подозревали, что не все в этой деревне хорошо. Но чтобы настолько? Видимо, в их прошлые визиты, которые не приходились на какие-то знаменательные даты, у Стасия не было возможности показать себя во всей красе. А разговоры о расправе… все понимали, что так и останутся разговорами. Никому не хотелось навлечь на себя гнев церкви. Не докажешь ведь, что священник был не чист на руку.
Бейн охнула, заметив, что Олдер что-то гневно бросил Еленту и начал медленно вытягивать из ножен меч. Ориел понимала, что королю с его взрывным характером было невыносимо видеть проблемы обычных людей «изнутри». Но обрывать свадьбу кровопролитием?
— Я здесь на пять селений единственный служитель Господа!
— Не единственный, — несмотря на то, что Елент говорил тихо, услышали его все.
Он достал из-за ворота рубахи массивный крест из черненого серебра. Толпа ахнула и расступилась в стороны, освобождая пространство вокруг мужчины. Все узнали украшенный тремя крупными рубинами знак инквизиции.
Только один человек имел право им владеть.
Стасий помертвел и попытался судорожно открыть замок. Руки дрожали так, что ключ полетел в пыль, под ноги Еленту. Отец Март размашистыми четкими шагами преодолел расстояние до дверей церкви. И, несмотря на то, что нечистый на руку священник стоял на ступенях, глава инквизиции все равно возвысился над ним. И если бы кто-нибудь сейчас видел лицо Елента, то поразился бы, какая гримаса презрения и боли искривила жесткие черты. Девушки же решили, что Март хоть и не пребывал в иллюзии, будто все церковные служители — праведники, не мог равнодушно смотреть на подобное.
Но все оказалось куда сложнее.
— Раб Божий Стаис, присвоивший себе чужое имя…
Голос Елента зазвучал в наступившей тишине, словно раскат грома, и тут же откликом на него по толпе пробежал испуганный шепоток. Вряд ли во всем королевстве нашелся бы человек, не слышавший имя предыдущего главы инквизиции, который с попустительства короля Ренульфа — лентяя и пьяницы — прославился непомерными поборами и взяточничеством. Сектанты при Стаисе чувствовали себя отлично и процветали, в отличие от обычных богобоязненных людей.
— Я дал тебе второй шанс, хотя следовало бы сжечь на Соборной площади, — ярость Елента была почти материальной. — Я отпустил тебя. Что ж… за мои ошибки пришлось расплачиваться другим людям, и настало время исправить это.
Елент сорвал с шеи Стасия массивный золотой крест:
— Ты недостоин говорить от лица Господа.
После чего сжал в кулаке край сутаны священника и толкнул его со ступеней церкви. Мужчина упал у ног Рэма.
— Властью, данной мне Святым Престолом, я лишаю этого человека сана и подвергаю анафеме. А что делать с простым взяточником вы и без нас разберётесь.
Толпа кровожадно воззрилась на Стасия-Стаиса. Тот заверещал, неловко ворочаясь и пытаясь подняться. Только Рэм с Жульей переглянулись и тихо вздохнули.
— Но как же свадьба, господин инквизитор?
— Я проведу обряд.
Толпа затихла, вспомнив причину общего собрания. И было отлично слышно в наступившей тишине, как кто-то из молодых девушек восхищенно выдал:
